«Я был шокирован тем, что увидел». Сейтхалил Муртазаев – о депортации 18 мая 1944 года

18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют уникальные свидетельства из этих архивов.

Я, Сейтхалил Муртазаев, крымский татарин, родился 15 мая 1925 года, уроженец деревни Азек (Плодовое) Бахчисарайского района, считаю, что в отношении моей семьи, моих близких и соотечественников – крымских татар было совершено преступление.

В 1939 году я закончил 7 классов в родной деревне, в школе обучение проходило на крымскотатарском языке. В 1940 году поступил в Севастопольскую школу ФЗО (школа фабрично-заводского обучения – КР) при военном порту, куда посоветовал мне поступить мой друг и одноклассник Сейтмер.

В этом училище его родной дядя работал мастером. По-русски я говорил и понимал плохо, но при помощи мастера, крымского татарина, и многих моих соотечественников разобрался в обучении своей профессии, получил специальность слесаря-орудийщика. Затем меня перевели в первое советское ремесленное училище, закончить его не успел, так как началась война. В 1941 году нас отправили работать в Севастополь, в военный порт, где мы ремонтировали пушки и другое оружие, а в свободное от работы время копали окопы.

Когда Крым оккупировали немцы, я вернулся в свое село, где помогал родителям по хозяйству. У нас было небольшое хозяйство: две коровы, одна лошадь, куры, но был также очень большой двор и сад, в котором всегда собирали большой урожай яблок, груш и винограда. Очень хорошо помню, как мои бабушка и мама варили бекмес (сироп из сока фруктов, ягод и овощей – КР) из винограда и фруктов. Жили мы в доме моего отца, который стоит до сих пор в селе Азек Бахчисарайского района и в нем живут другие люди.

12 апреля 1944 года меня вызвали в Бахчисарайский военкомат. Вначале я думал, что нас отправят на фронт, но, как оказалось, нас мобилизовали в трудовую армию. Поездом отправили в город Гурьев (в Казахской ССР – КР), где мы строили нефтеперегонный завод для американцев (нам так говорили, что мы его строим для американцев). В трудовой армии работал напряженно, не было возможности выезжать куда-либо.

О том, что 18 мая 1944 года мою семью и всех моих соотечественников выселили из Крыма, я узнал по слухам, которые до нас доходили. Мне только потом стало ясно, почему на письма, которые я отправлял на родину, не было ответов. В июле 1945 года, когда получил письмо из Узбекистана, города Ургута Самаркандской области, подтвердилось, что всю мою семью, односельчан и всех крымских татар насильственно выселили.

Из письма мамы, которое написала по ее просьбе знакомая Урие (мама на тот момент была очень слабая, сильно болела) я узнал, что мой отец умер – то ли от дизентерии, то ли от холеры, а мой брат Асан Муртазаев остался без руки (ее оторвало при бомбежке).

На момент депортации в состав семьи входили: отец Муртаза Хайбуллаев (1888 г.р.), мать Эмине Муртазаева (1903 г.р.), два брата – Осман Муртазаев (1929 г.р.) и Асан Муртазаев (1932 г.р.).

После того, как я получил сообщение, мне дали отпуск, и я уехал в Узбекистан на встречу со своей семьей. Когда приехал, выяснилось, что от болезни умерли не только мой отец Муртаза Хайбуллаев, но и двоюродные братья Мустафа и Бекир, а также тетя Афизе. Я был поражен и шокирован тем, что увидел. Мои родные, близкие и соотечественники жили в ужасных условиях: в одной комнате вынужденно проживали 6-7 человек, не было никакой мебели и приходилось спать на холодном полу. В комнатке было лишь одно окно, стены практически просвечивались, из щелей сильно задувало. Многие голодали, так как хлеба, который выделяли считанные граммы на человека, совершенно не хватало. Люди болели и умирали от малярии, простудных и кишечных заболеваний. Никакой медицинской помощи нам не предоставляли, люди умирали в холодных комнатках.

Оказалось, что до переезда в Ургут моя семья жила в каком-то кишлаке, до сих пор никто не может вспомнить его названия. Только потом знакомая нашей семьи Урие (она была грамотная, бойкая женщина), настояла, чтобы маму и братьев перевели в Ургут, где в основном поселили наших односельчан и родственников.

Я договорился с комендантом, что останусь и буду работать на заводе, обратно в Гурьев я уже не уехал. После того, как мы переехали в Самарканд, братья отучились и устроились на работу. Заработной платы хватало на самые нужные вещи.

Я проработал более 40 лет на Самаркандском лифтовом заводе. Ко мне хорошо относились на предприятии, я имею очень большое количество почетных грамот и наград. Несмотря на все это, я всю свою жизнь испытывал чувство ущербности, так как очень тяжело было вспоминать депортацию, жизнь в местах спецпоселений, и самое страшное – утрату своих близких, родных, своего родного языка, своих традиций и обычаев, своей родины – Крыма.

Почти всю жизнь прожили с клеймом предателей и изменников, а когда вернулись домой, Крым встретил нас с другими названиями сел, городов, другими людьми, которые не могут или не хотят слышать и понимать нас, крымских татар, увидеть в наших сердцах и глазах боль и страдания от последствий депортации…

В этом году мне исполнилось 84 года, и я хотел бы спокойно умереть, зная, что справедливость восторжествовала, что с нашего народа сняли клеймо изменников и предателей, что виновные во всем этом, а именно в том, что, мы, крымские татары, целый народ, прошли вот такой сложный жизненный путь и были обречены на исчезновение, будут наказаны. Очень надеюсь и верю.

В настоящее время проживаю в Симферополе.

(Воспоминание от 26 августа 2009 года)

К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий