«Жил в шалаше и построил свой дом рядом с отцовским». Энвер Сеитибраимов – о депортации 18 мая 1944 года

18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют уникальные свидетельства из этих архивов.

Я, Энвер Сеитибраимов, крымский татарин, родился 2 декабря 1932 года в деревне Кояш (с 1945 года Водное – КР) Симферопольского района Крымской АССР.

На момент выселения в состав семьи входили: отец Сеитибраим Сеферов (1891 г.р.), мать Фатма Сеитибраимова (1899 г.р.), сестра Аджире Сеитибраимова (1923 г.р.), сестра Зера Сеитибраимова (1925 г.р.), сестра Лютфие Сеитибраимова (1927 г.р.), брат Сафет Сеитибраимов (1937 г.р.) и сестра Хатидже Сеитибраимова (1942 г.р.).

Мы жили в деревне Кояш Симферопольского района Крымской АССР. Родители работали в колхозе. Я учился во 2 классе школы в соседней деревне Бадрак. Мы жили в доме, который отец построил в 1924-25 годах. Были приусадебный участок, сарай, курятник, корова с телкой, 30 голов овец, 25 кур и лошадь. В доме было все для жизни: мебель, сепаратор, швейная машинка марки «Зингер».

Из нашей семьи в Красной армии не было никого. В 1943 году приходили партизаны, отец дал им коня и барана, а потом они чаще приходили в нашу деревню за продуктами. Мы давали им хлеб, масло и другие продукты.

В нашей деревне жили и русские, и татары. В деревне старостой был дядя Коля. Он и наш учитель Асан Усеин-заде были подпольщиками. Организация была раскрыта немцами и их арестовали в 1943 году, когда точно, я не помню, а примерно осенью расстреляли.

В начале апреля 1944 года Крым освободили от оккупантов. Моя старшая сестра Аджире поехала в Симферополь, поступила в техникум, в начале мая приехала домой, собрала свои вещи и продукты и 6 мая уехала. Я ее проводил. Она уехала на машине, которая направлялась в город.

В нашей деревне стояли солдаты, отдыхали, видимо, перед наступлением. В нашем доме был штаб, дежурный солдат никого не пускал к нам, кроме нашей семьи. 17 мая в деревне собрали всех русских ребят и девушек, проводили собрание, а наших татар не пустили.

18 мая утром в 5 часов, пришли другие солдаты с автоматами и сказали, что надо собраться за 15 минут и с собой брать два мешка с продуктами и одеждой. А потом на бричке всех соседей собрали около магазина на маленькой площадке и на двух машинах вывезли.

Привезли на станцию Сарабуз (ныне станция Остряково в поселке Гвардейское Симферопольского района – КР), в тупике стояли товарные вагоны. Это было около обеда. Нас погрузили всех в один вагон, в котором мы переночевали до утра. Вечером 19 мая всех загнали в вагоны, закрыли двери, поезд тронулся и повез нас в неизвестном направлении.

Нам никакого указа не зачитывали, а если и читали, то я не помню, ни о каких 500 килограммах на семью нам не говорили. В момент выселения наша семья состояла из 7 человек. В вагоне никаких условий не было: ни туалета, ни воды. По пути следования питались тем, что успели взять с собой. Давали какую-то баланду всего два раза. В нашем вагоне не было никаких медработников, а в эшелоне, не знаю. В нашем вагоне не было смертельных случаев.

19 мая вечером наш поезд отправился со станции Сарабуз и прибыл в город Ташкент 4 июня на 18-е сутки. Поезд стоял целый день, а вечером закрыли все двери вагонов и поезд разделили пополам. Нашу половину привезли на станцию Чигирик (речь идет о станции Тойтепа в поселке Чигирик – КР) ночью, а оттуда на машинах повезли в Пскент. А вторую половину куда отправили, мы не знаем.

А утром нас повели в баню. Сначала повели женщин, а потом нас. Заставили раздеться, одежду унесли парить и стирать, потому что мы были завшивлены. Нас погнали мыться, а там женщины, которым не дали одежду после парки, оказались голыми в бане. Мы, все мужчины, побежали прочь в другое отделение бани. После бани нас кормили рисовой кашей, воду брали из какой-то ямы. Вода в ней была зеленой, и мы эту воду пили, готовили пищу.

Нас вечером на бричках развезли по колхозам. Это было примерно 5-6 июня 1944 года. С осени 1944 года до июля 1945 года было очень трудно, мы голодали, питались, чем попало. А в 1945 году с осени нам стали давать по 8 килограмм пшеницы на человека.

Жили мы в землянках. Отец и две сестры работали в колхозе и в конце года оставались в долгу. Жили на то, что выращивали на огороде. Я ходил в школу в 4 класс осенью и весной, когда было тепло, а зимой не ходил – не было одежды. Окончил 6 классов. Весной 1950 года по разрешению коменданта переехали в поселок Алмалык (тогда он был поселком).

10 лет ежемесячно ходили на отметку (на подпись в спецкомендатуре – КР). Режим был очень строгий. Я поступил в столярный цех учеником столяра и через 3 года меня поставили бригадиром в заготцех.

Мы жили с дядей по соседству. У него семья была из 8 человек. А семья младшего дяди – жена и два сына – жили на другой улице, он сам был мобилизован в трудармию. Его семья была в другом вагоне, они попали в Паркентский район. У дяди жена и младший сын умерли, а старший попал в детдом и остался жив. Дядя вернулся из трудармии в 1947 году, нашел сына, и мы жили в одном колхозе.

Я переехал в Крым в мае 1990 года, в родную деревню. Мы обратились к директору совхоза, чтобы дали нам участки для постройки дома. Директор не давал, где мы хотели, говорил, что на этом месте будет детский оздоровительный комплекс, а сам продал его тюменцам. Нам дал на той улице, где стояли наши родные дома. Я два года жил в шалаше и построил дом рядом с отцовским домом на одной улице.

(Воспоминание от 2 декабря 2009 года)

К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий