Орхан Джемаль: «Для Москвы крымские татары – нежелательное меньшинство»

Орхан Джемаль – известный российский военный журналист и эксперт по исламским проблемам. Он – один из немногих в России, кто позволяет себе в теле- и радиоэфирах говорить о нарушении прав крымских татар на аннексированном полуострове. О том, когда прекратятся репрессии в отношении крымских мусульман, какие тактики используют российские силовики на полуострове и возможно ли ненасильственное сопротивление в Крыму, Орхан Джемаль рассказал в интервью для Крым.Реалии. Оно было опубликовано в декабре 2017 года. 31 июля стало известно, что он вместе с группой российских журналистов погиб в Центральноафриканской Республике. Они проводили журналистское расследование о группировке Вагнера. Вспоминаем...

– Вы давно были в Крыму?

– Последний раз – в 2005 году. После этого не бывал. Не знаю, когда теперь еще доведется.

– Как журналист вы специализируетесь на «горячих точках». По вашему мнению, является ли Крым таким местом?

​– Так сложилось, что в 2014 году, когда Крым был по-настоящему «горяч», некому было послать меня туда. Сейчас я работаю как фрилансер, это началось вот как раз тогда. Вообще, 2014-й – это рубеж… Это переход определенный от формата «все идет не туда» к формату «все летит в тартарары». Это процесс. Следующий этап – война в Сирии. Теперь вот Путин говорит, что промышленность должна быть готова к переходу на военные рельсы. Есть такой штамп культурный в литературе, в кино – 1941-й год. Еще не июнь, еще весна. Кто-то говорит: война будет. Вот сейчас такое чувство, что война будет, не гибридная, а большая и здесь.

– Тем не менее вы комментируете крымские события, ситуацию на полуострове в российском медиапространстве. Значит, это вам интересно?

– Крымские татары ведь свои, мусульмане. И по жизни им несладко пришлось. Им ведь и при украинской власти, во времена Кучмы-Януковича, не сплошной кайф был. Это свои, попавшие в сложную ситуацию, и уже давно. А теперь вообще к ним пришли и сказали, что все, как вы жили раньше, теперь уголовно наказуемо, теперь вы – порабощенные холуи, которые подчиняются какому-то этническому, религиозному большинству. Сейчас вы будете плясать под нашу дудку и не имеете права рот раскрыть, что вам здесь плохо живется. Если не будете плясать под дудку, то это уже терроризм, а если вы рот открываете – «можно помедленнее плясать?» – то это экстремизм. Крымские татары не уникальны в этом плане. Большинство мусульман России прошло через это. Но для нас это было растянуто во времени. Там потихонечку гайки завинчивали, это за десять лет случилось. А крымчанам – как обухом по голове. Это жуть такая.

– Можно выделить условно два типа подавления российских мусульман: поволжский, более мягкий, и кавказский, основанный на похищениях, пытках и убийствах. Какой из них Москва применяет в Крыму?

​– Это очень грубое деление. На Кавказе есть целый букет методик, подходов, есть Дагестан, который в какой-то момент стал центром партизанского движения, в определенный период он был свободным и более демократичным, чем Москва и Петербург. В Кабардино-Балкарии нужно было, чтобы движение появилось. В Карачаево-Черкесии вообще ничего не было. Всюду по-разному. На самом деле, Россия в Крыму использует сложение двух векторов. Есть сложившиеся практики, которые привозят с собой командированные туда силовики. Есть определенная логика бюрократическая у спецслужб. Если раньше за недозволенные разговорчики могли погрозить пальцем и дать условный срок, то сейчас те же разговорчики – это уже участие в террористической организации, десять лет и выше.

В Крыму русскоговорящему большинству, которое в основном обосновалось там в 20 веке, неприятно слышать, что здесь есть хозяева, есть коренные. И вот этот русский национализм усугубляет ситуацию с правоприменительной практикой, которую экспортировали в Крым. Мало того, что чекисты смотрят за каждой зацепкой, так еще и вот это постоянное со стороны националистов – «к ногтю, задавим». Это было всегда, но сложение этих двух факторов дает нехороший результат.

– Вы сказали: «крымские татары – свои». Для Турции они тоже свои. Во всяком случае, так считали и считают многие крымские татары, да и турков немало. Тем не менее, кроме заявлений Анкары о непризнании аннексии Крыма, реальных значимых шагов в поддержку крымскотатарского народа пока не видно. Может эта ситуация измениться и при каких условиях?

​– Есть соблазн обрушиться на турков, но я воздержусь. Они попали в сложную ситуацию: и политически, и экономически. Из нее они вышли через альянс с Москвой. Некая цепь ошибок, допущенная руководством страны с 2011 года, привела к этому, хотя никто в этом не признается, виноваты гюленовцы, исламисты, кто угодно. С другой стороны, и нас, исламистов, не надо представлять ангелами. Турция по отношению к нам долгое время вела себя по-джентльменски: приезжай, отдохни, укройся. И не только в отношении беглецов из России, а в отношении всех мусульман. Это было долгие годы, закрывали глаза на выходки некоторых мухаджиров (переселенцев – КР), которые в местную политику залезали, в криминал. У турков тоже менялось отношение. Нельзя сказать, что виноваты только мы. Изменило отношение сотрудничество спецслужб, возникшее на почве общего примирения Эрдогана с Путиным. Выгоды от дружбы с Россией для Турции, по крайней мере, на данный период – хочу надеяться, что так будет не всегда – перевесили исламскую солидарность.

– Возвращение Крыма Украине, какие-то другие изменения нынешнего положения полуострова возможны только после ухода Путина? Или это необязательное условие перемен?

​– Какие-то принципиальные изменения в судьбе крымскотатарского народа могут быть только вследствие политических катаклизмов. При живом Путине или без него. Как это ни некрасиво звучит, чем хуже для русских, тем лучше для них. Путин – это фактор, но и при нем может всякое случиться. Внутри самой России отношение к Крыму меняется очень быстро. Постепенно появляется понимание, что и при украинской власти никто не мешал приезжать на отдых, и не надо было Крым содержать. И крымчане оказались несколько диковатыми. Конечно же, «крымнаш», конечно же, надо любить крымчан, которые с такой охоткой присоединились к России. Но посмотрите, что оттуда идет! Например, Поклонская. Пока она повторяет «крымнаш» – все хорошо. Но когда начинается это мракобесие с царем-мучеником, с запретом фильмов, то определенная часть общества напрягается.

– Россия превратила Крым в военную базу. На военной базе люди с протестными настроениями вызывают особую тревогу и раздражение. В связи с этим чего ждать крымским татарам от российских властей?

​– Мы видим Дагестан, который превращается мало-помалу в военную базу, в территорию, которая обслуживает силы, расположенные в каспийском бассейне. Там составляются списки неблагонадежных, инакомыслящих, сторонников «экстремистской идеологии ваххабизм». Формируется практика работы с этими людьми, их контроля и терроризирования. Она совершенно отлична от практики в других северокавказских республиках. Захватывали Крым именно для того, чтобы создать военную базу, а не курорт. В Москве изначально понимали, что никакой туризм в Крыму невозможен. Можно немножко в формате корпоративного туризма дотировать: мы посылаем вам наших военных или работников лесной промышленности отдохнуть и чуть-чуть греем вас деньгами. Это форма содержания, а не бизнес. У крымских татар нет экономических перспектив в Крыму. Для Москвы это – нежелательное меньшинство, проживающее там.

– Ставка Меджлиса крымских татар на ненасильственное сопротивление в условиях российской аннексии может быть эффективной сегодня?

​– Если бы крымские татары в 2014 году оказали сопротивление, конечно, они не смогли бы победить. Но не было бы бескровного перехода Крыма под власть Москвы. Стало бы понятно, что местное население сопротивляется оккупантам, что их там не встречают ромашками. В 2014-м году жертвы были бы оправданы. Противник не получил бы желаемого. Сейчас внятных возможностей силовой борьбы внутри Крыма нет. Ненасильственная борьба, гандизм хороши, когда за тобой несколько миллионов ненасильственно сопротивляющихся, а там где-то – жалкая кучка британских колонизаторов. Для этого нужно большинство. В Крыму нет этого. Надо ждать определенного момента, когда ты сможешь выйти и сказать: есть такая партия, условно говоря.

Орхан Джемаль родился в 1966 году, с середины 90-х работал в газетах "Вечерняя Москва", "Независимая газета", "Новая газета" и других изданиях. Работал в качестве военного корреспондента во время российско-грузинской войны 2008 года, а также в Афганистане, Ираке, Ливане, Ливии, Сирии и Саудовской Аравии.