Зера Перия: «Дом наш стоит, живут в нем чужие люди»

В Украине 18 мая – День памяти жертв геноцида крымскотатарского народа. По решению Государственного комитета обороны СССР, в ходе спецоперации НКВД-НКГБ 18-20 мая 1944 года из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары, по официальным данным – 194111 человек. Результатом общенародной акции «Унутма» («Помни»), проведенной в 2004-2011 годах в Крыму, стал сбор около 950 воспоминаний очевидцев совершенного над крымскими татарами геноцида. В преддверии 73-й годовщины депортации Крым.Реалии, совместно со Специальной комиссией Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий, публикуют уникальные свидетельства из этих исторических архивов.

Я, Зера Перия, крымская татарка, родилась 24 марта 1934 года в поселке Гурзуф Ялтинского района Крымской АССР.

На момент выселения в состав семьи входили: бабушка Джумаде Перья, мать Хатидже Перья (1915 г.р.), я, Зера Перья (1934 г.р.), сестра Дляра Перья (1935 г.р.), дядя Эмирасан Перья (1900 г.р.), тетя Лютфия Перья (1909 г.р.), ее дочери Ульвие Перья (1931 г.р.) и Рефика Перья (1938 г.р.).

​На момент депортации семья проживала в поселке Гурзуф Ялтинского района по адресу: улица Мечетная, дом 22. Дом был пятикомнатный, двухэтажный. Дом, построенный моим дедом Абдул-Асаном Перья, и сейчас стоит.

Моего отца Кямиля Муждабаева (1913 г.р.) забрали на службу в 1939 году, а когда началась война, он ушел на фронт.

У бабушки было 9 детей: 8 сыновей и одна дочь – это моя мама. Кроме старшего сына всех семерых сыновей забрали на фронт. Это Иззет Перья (1906 г.р.), Сеитумер Перья (1902 г.р.), Идрис Асанов (1908 г.р.), Мамут Перья (1911 г.р.), Сервер Меметов (1904 г.р.), Шукри Перья (1916 г.р.) и Эскендер Перья (1918 г.р.). Из них двое пропали без вести на фронте.

18 мая 1944 года ночью, примерно в 2-3 часа, сильно постучали в калитку, мы, конечно, все проснулись, испугались, дядя открыл им дверь. В дом вошли три человека: два солдата и один офицер. Один из них был с автоматом. Ничего нам не объяснив, солдаты приказали всем быстро одеться и выйти на улицу.

​Сначала нас переписали пофамильно. Они сказали, что нас выселяют на 3 дня, с собой взять еды на 3 дня. Бабушка начала плакать, сказала, что, наверное, нас поведут на расстрел, и мы все заплакали. Из дома ничего не разрешили брать, даже личные вещи и документы.

Всех нас погнали в центр деревни на площадь. Вокруг площади стояли вооруженные солдаты с собаками. Все думали, что нас всех собрали на расстрел. На рассвете, ничего не объяснив, нас погрузили на грузовые машины и повезли на Бахчисарайский железнодорожный вокзал. Там продержали целый день, и только к вечеру нас погрузили в «телячьи» вагоны, окна которых были обтянуты колючей проволокой. Нам ничего не сообщили, за что и куда нас отправляют.

Итак, из нашего дома было выслано 8 человек.

Вагоны были переполнены до отказа, в два яруса. В первом вагоне ехали сопровождающие солдаты. В вагоне не было никаких условий, ни воды, ни туалета. В них было много детей и стариков, и было очень душно, люди болели, о медицинской помощи и речи не было.

​Когда поезд останавливался, все бежали искать воду и ставить кастрюли, чтобы что-нибудь приготовить, иногда это удавалось, а иногда нет. Раздавался гудок поезда и все, схватив кастрюли, бежали к вагонам. Дядя с мамой кормили нас баландой, приготовленной на воде из муки. Иногда давали сухари с плесенью, мы мочили их в воде и ели.

​Вот когда поезд в очередной раз остановился, моя бабушка Джумаде Перья вышла искать воду и не успела. Попытавшись заскочить в движущийся поезд, упала на рельсы и колесами отрезало ей ноги. Заметив это, машинист остановил поезд, солдаты вытащили ее из-под колес и оттащили подальше от железной дороги. Увидев происходящее, дядя с мамой пытались выбраться из вагона к ней на помощь, но вагон был закрыт снаружи. Бабушку так и оставили в степях Казахстана на съедение волкам…

В то время, когда моя бабушка умирала в поле, ее семеро сыновей защищали Советский Союз. Два ее сына – Иззет Перья и Эскендер Перья – без вести пропали, а 5 сыновей вернулись с войны в Среднюю Азию к семьям.

Очень много умирали в вагонах от болезни и голода, умирающих не хоронили. Солдаты открывали двери вагонов и спрашивали: «Умершие есть?» Если были, то их забирали и оставляли вдоль железной дороги.

​В пути мы были около месяца. Питание выдавалось один раз в сутки: ведро баланды на вагон и по кусочку хлеба на каждого. Ни чашек, ни ложек не выдавали, ели по очереди из случайно прихваченной посуды.

Нас привезли на железнодорожный вокзал города Беговат, Узбекистан. Затем распределили по машинам и повезли на участок №8, разместив в землянках, в которых раньше жили пленные. В землянках помещалось до 6-7 семей, почти каждый день кто-то умирал от кишечно-инфекционных заболеваний, брюшного тифа, малярии, дизентерии.

Потом объявили, что нас повезут обратно в Крым, и мама решила поехать. Нас посадили на открытые платформы поезда и повезли в Таджикистан. Попали в колхоз Кизили Октябрьского района (в конце 1980-х гг. переименован в Бохтарский район – КР) Курган-Тюбинской области, это Вахшская долина. Нас, четыре семьи, поместили в заброшенном сарае без окон и дверей, спали на соломе.

На второй день всем объявили собраться около конторы. После того как все собрались, пришел комендант, переписал всех пофамильно и заставил расписаться. Он объявил, что из этого района никуда уезжать не разрешается, невыполнение этого требования грозит 20-ю годами тюрьмы, каждые 10 дней следует приходить в комендатуру на подпись.

​Нам приходилось раз в месяц ходить на подпись. Работали по 10 часов на хлопковых полях, чистили арыки, бригадир не отпускал людей, пока не садилось солнце. Потом стали выдавать муку, но очень мало, нам не хватало. Мама варила какую-то траву, туда прибавляла чуть-чуть муки и этим кормила нас. Потом этой муки не стало, и мы с сестренкой обе опухли от голода.

Сестренка, не выдержав, умерла, ей было 10 лет. Хоронить было некому, и мама попросила одного местного человека. Он выкопал ямку, и мы похоронили сестренку.

Потом мама решила, как спасти меня, она заставляла меня ходить по дворам просить подаяние. Я ходила и просила, кто подавал, а кто выгонял. Вот однажды, когда я пошла в другой колхоз попрошайничать, местные мальчишки стали дразнить и бросать в меня камни и кричать грубости вслед. Тогда я, обессиленная от голода, очень сильно обиделась. Убежав от них, села и сильно плакала, решила покончить с собой (мне было тогда 11 лет). У нас протекал канал шириной 5-6 метров, я подошла к этому каналу и стала раздеваться для того, чтобы мама поняла по одежке, куда я делась. Только хотела прыгнуть, как тут появился человек верхом на лошади. Увидев меня, он начал кричать: «Ты что, купаться собралась? Ну-ка быстро домой!» Я схватила одежду и побежала домой. Так я осталась жива.

​Маме про этот случай не рассказала, но сказала, что больше попрошайничать не пойду. На следующий день мама рано утром разбудила меня, и мы с ней убежали из этого колхоза. Мы были уже далеко, как нас догнал комендант верхом на лошади и стал бить маму плеткой. Мама меня прятала за собой, чтобы мне не досталось. Комендант пригнал нас обратно и сказал, что если еще раз убежим, то отправит в тюрьму на 20 лет.

В 1946 году нас с мамой переселили в поселок №7. В этом поселке большинство составляли русские и немцы. Мама стала получать за трудодни продукты, а я пошла в первый класс, мне было 12 лет. Обучение велось на русском языке, в классе я была переростком и русского языка не знала. К сожалению, не помню, как звали мою первую учительницу. Она очень помогала мне, благодаря ей я научилась говорить по-русски.

После школы я ходила в одну русскую семью. Они жили хорошо, муж работал трактористом, а жене я помогала убираться по дому. Она меня кормила и домой кусочек лепешки давала.

​С 1944 по 1956 годы каждый месяц ходили на подпись в комендатуру. В местах спецпоселений был полный беспредел, коменданты, что хотели то и делали. Например, комендант Шереметов сильно бил маму плеткой (даже следы остались на теле) за то, что мы хотели уйти в другой колхоз, чтобы выжить. За малейшее требование о возвращении в Крым сажали в тюрьму.

После выхода указа ПВС СССР от 28 апреля 1956 года, согласно которому с крымских татар и некоторых других депортированных народов были сняты ограничения по спецпоселению без права на возвращение на родину, в местах высылки существенных изменений не произошло.

В 1952 году я вышла замуж за Музафара Газиева, он был круглой сиротой, у него умерли родители и он жил у чужих людей, благодаря которым и выжил.

В 1954 году нас нашел мой отец, через комендатуру он вызвал нас в Таджикистан, в город Ленинабад. Отец нам очень помог материально. Мы прожили в Ленинабаде с 1954 по 1995 годы.

​В 1995 году мы приехали на Родину, в Крым. Когда возвращались, было страшно обидно и больно за то, что мы не услышали со стороны государства никаких извинений, уже не говоря о компенсации имущества, возмещении морального ущерба, нанесенного всему народу.

Переехав в Крым, построились. В настоящее время я – пенсионерка, живу с мужем, вместе с нами живет сын Руслан со своей семьей. Другой сын Юсуф живет с семьей в Симферополе. У нас с мужем 7 внуков и 7 правнуков. Только живем мы в Белогорском районе, а не там, где родилась, в Гурзуфе Ялтинского района. Дом наш стоит, живут в нем чужие люди.

(Воспоминание датировано 15 января 2010 года)

Подготовил к публикации Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий