Из России: «Мы вас найдем!»

Фонд борьбы с коррупцией Алексея Навального (ФБК) подсчитывает убытки после обыска и изъятия техники полицейскими. Большинство арестованных сотрудников ФБК, отбывших различные административные сроки наказания в СИЗО, вышли на свободу. Сам Навальный, задержанный за организацию несогласованного митинга 26 марта и неповиновение сотрудникам полиции, все еще находится под арестом.

Сотрудники ФБК намерены продолжать свои расследования и снимать фильмы о коррумпированных чиновниках. Об этом Радио Свобода заявил директор Фонда по борьбе с коррупцией Роман Рубанов:

–​ Каковы ваши потери от действий силовиков в офисе ФБК?

– У нас забрали несколько ноутбуков, все средства хранения информации: жесткие диски и флешки, а также большое количество оборудования, которое мы использовали для видеотрансляций и съемок видеоблога Алексея Навального. Потери существенные, думаю больше миллиона рублей. Мы не готовились перед обыском, давайте составим опись всего, что есть в офисе. Мы пока в процессе, потихоньку обнаруживаем, что пропало.

–​ Для вас было неожиданным, что ваши сотрудники были задержаны, препровождены в следственный изолятор, и получили административные сроки?

– Мы были удивлены. Они не совершали ничего противозаконного. В протоколах сотрудники полиции написали, что они "сопротивлялись спасению при пожаре", чего не происходило. Но опять же их цель была – остановить трансляцию, и они весьма это придумали прямолинейно и топорно.

–​ Готовились ли вы к таким ситуациям? Каков был уровень защиты, и оправдал ли он себя?

– Мы не ожидали, что во всем бизнес-центре отключат электричество, чтобы пробраться к нам. Мы предполагали, что к нам могут прийти, 26 марта в момент событий трансляция была переключена на резервную студию, и мы успешно ее продолжили. Что касается деятельности Фонда по борьбе с коррупцией, то работа юридического и критических отделов, другие важные функции ФБК были восстановлены на следующий день в полном объеме. 26 марта в момент событий трансляция была переключена на резервную студию.

​–​ Власти полностью отключили от сети огромный бизнес-центр,в котором работают сотни человек. Означает ли, что пострадали и другие офисы?

– На первом этаже нашего бизнес-центра находится фитнес-клуб "Зебра". Когда 26 марта я сюда прибыл, то застал людей, которые стояли на улице в плавках, сверху накинута куртка, и по внешнему виду было ясно, что человека либо вытащили из сауны, либо вытащили из бассейна и выгнали на улицу.

​–​ Не возникло ли у вас проблем с владельцем этого огромного здания?

– С формальной точки зрения было так: некто по имени Ахмед позвонил в полицию и сообщил, что здесь бомба. Какое отношение это имеет к нам? Конечно, понятно, зачем они пришли. Поэтому бизнес-центру довольно сложно нам что-то предъявлять. Человек, который нам сдает офис, и владелец здания – это разные люди и разные структуры. Владелец здания просто обслуживает все офисы, а помещения, по сути, находятся в аренде у разных юридических лиц. Собственно, ему ничего не остается, кроме как подчиниться закону, и, видимо, подчиниться сотрудникам правоохранительных органов. Чтобы нас отсюда выдавить, нужны основания для расторжения договора. Пока собственник помещения не высказывал такого мнения. Не знаю, может быть, что-нибудь поменяется через неделю-другую.

–​ Как вы сами считаете, почему власти устроили фактически погром в вашем офисе по анонимному звонку некого Ахмеда?

– Самое болезненное для российской власти – это десятки тысяч людей на улицах российских городов и собственно, те 170 тысяч человек, которые на пике трансляции наблюдали за ходом митингов. Для властей это неконтролируемое событие, они этого очень боятся.

​–​ Вы прошлись почти по всему окружению Владимира Путина. Следующее расследование, по логике, должно быть посвящено самому президенту России?

– Ожидать нужно всего! Одна из целей Фонда борьбы с коррупцией – изобличать коррупцию в высших эшелонах власти. Собственно, туда входит и Владимир Путин. О деталях наших новых расследований, к сожалению, сейчас не хотел бы распространяться. Хотя некоторые источники в правоохранительных органах сказали, что в ходе обыска они нашли какие-то свидетельства о новых расследованиях ФБК, которые мы не выпустили. Это не соответствует действительности.

–​ Не собираетесь ли вы такой же офис открыть за пределами России?

– Это второй обыск, который проходил в нашем офисе. Мы отлично знаем, что это такое, и вся важная информация у нас хранится в надежном месте, не в России. Сотрудники обучены, как вести себя в этой ситуации. К сожалению, сейчас это задело большее число людей, чем только сотрудников – в частности, ребят, которые организовывали трансляцию. Все сотрудники ФБК, в принципе, понимают, в какой организации они работают. Исходя из текущей ситуации, открывать какой-то дополнительный офис или переводить сотрудников мы пока не хотим.

​–​ Некоторые ваши критики говорят не только о вашей качественной работе, но и о "сливах", грубо говоря, когда одна "кремлевская башня" противостоит другой "башне". Даже называют фамилии участников – с одной стороны премьер-министр Медведев и его окружение, с другой –​ господа Чемезов и Иванов. Как вы реагируете на такие пассажи?

– Это просто смешно. За всю нашу историю не было ни разу, когда кто-то нам что-то "сливал". Хотя у нас открытый ящик, куда вы можете присылать анонимную информацию, "блэк-бокс". Исходя из нашей практики, все известные расследования делались всегда на публичной и открытой информации, мы просто доводили дело до конца. То же расследование истории Дмитрия Медведева началось с его покупок в интернете.

–​ Ваш коллега по ФБК рассказал СМИ, какие меры безопасности вы предприняли во время расследования: эзопов язык, присваиваете потенциальным "клиентам" прозвища и клички. С другой стороны, используете системы защиты VPN и TOR. Что может измениться в вашей работе, если слежка будет усилена?

– Если вкратце, ничего. Подробно: наша система работы показала, что выход фильма "Он вам не Димон" для власти стал неожиданностью. Это означает, что установленная система, которая у нас работает, успешно с этим справилась. Возможно, мы предпримем какие-то усилия, чтобы сделать ее лучше. Шифрованный трафик в интернете, не называть имена наших так называемых "клиентов" в офисе. Мы на "Димоне" еще раз убедились, что это все работает.

​–​ Нас ожидают какие-то новые сюрпризы, сенсационные расследования?

– У нас простое правило. Мы не занимаемся "заказухой", никогда не занимаемся тем, что от нас кто-то что-то требует. Прежде всего, расследование должно быть интересно нам, и это является таким показателем. Если посмотреть историю ФБК, то видно: то, что нравится нам, как правило, нравится публике, и она хорошо реагирует, когда мы ярко раскрываем коррупционные связи внутри верхушки власти.

–​ Вижу в вашем офисе много молодых людей. Как работает ваш фильтр по отсеву новобранцев?

– Присылаете резюме в ФБК, мы смотрим его, и все.

–​ Есть ли какие-то параметры, критерии отбора?

– Человек должен быть квалифицированным в том, что он делает. У ФБК есть какие-то функции, и если у нас есть вакансия, мы ищем людей. Наша маленькая, но усердная и хорошая служба безопасности тщательно изучает кандидатов и выносит свое решение.

–​ Человек может быть высокопрофессиональным, но при этом могут быть какие-то скелеты в шкафу.

– Это всегда индивидуально. Человек, прежде чем дойдет до нашей службы безопасности, должен пройти профессиональный фильтр, пару собеседований. Как правило, на этом отсеивается существенное количество людей. Откровенно говоря, "нашистов", которые приходят, сразу видно.

​–​ Как вы определяете "нашистов"?

– Когда общаемся, мы сразу видим это. Иногда ты можешь напрямую спросить человека, был ли он когда-нибудь на Селигере, и он отвечает "да". Начинаешь дальше расспрашивать, что он там делал, и выясняется, что он когда-то был "нашистом". Некоторые из них довольно глупы.

–​ Какова была ваша реакция на теракт в Питере? Многие эксперты заговорили об очередном закручивании гаек.

– К сожалению, в очередной раз гибнут наши сограждане. Вся история современной России говорит, что у нас высока роль в государстве правоохранительных органов, и она не только не уменьшается, а увеличивается, но это не создает атмосферы безопасности. В день, когда Путин находится в Петербурге, происходит террористический акт. Это говорит о том, что у нас не работают спецслужбы. Если у нас не работают спецслужбы, что говорить о других ветвях власти?

–​ Ожидаете ли вы принятия новых запретительных законов после теракта в Петербурге?

– Мы не знаем, что власти могут сделать, но то, что они попробуют использовать теракт в своих политических целях, возможно. У них был большой опыт использования такого рода событий раньше. После Беслана они отменили выборы губернаторов. Они вполне могут объявить чрезвычайное положение и сказать, что выборы президента откладываются на пять лет. Но мы будем продолжать выводить людей на улицу.

–​ Ожидаете ли вы, что власть заблокирует такие ресурсы, как Facebook, YouTube, Twitter? Есть ли у вас запасные каналы доставки контента?

– Мы всегда всю нашу систему коммуникации строим по принципу отсутствия единой точки отказа. Если что-то заблокировали, то у нас все равно должен остаться резервный вариант. Могут ли власти заблокировать Facebook? Могут. Проблема современной России в том, что мы сидим с вами сейчас в комнате и не можем понять, что произойдет дальше. Если мы, условно говоря, участвуем в выборах, избираем нормального кандидата, я имею в виду всеобщим голосованием, допускаются все желающие участвовать в выборах президента, – мы понимаем, в каких рамках, собственно, человек может действовать. Когда человек сидит у власти уже 17 лет, и он не хочет никуда двигаться, и ему кажется, что это все нормально, то мне сложно понять, какие он предпримет следующие действия.

–​ Власть редко адекватно реагирует на ваши расследования в отношении коррумпированных чиновников. Но бывают исключения. Вспомним историю про единоросса, вице-спикера Владимира Пехтина, чья незадекларированная недвижимость была обнаружена в Майями. Он потерял должность. Почему тогда Кремль отреагировал на компромат?

– Это было на заре нашей активной деятельности, и возможно они не знали, как реагировать. Думали, что с ним делать, и предложили какое-то место, насколько я понимаю, в "Русгидро". И Пехтин сказал: давайте я уйду, но получу хорошую должность. Сейчас они научились реагировать, точнее, отсутствие реагирования является для них самой выгодной позицией в их понимании, но она не является самой выгодной позицией с точки зрения общества. Люди хотят получить ответы.

​–​ С одной стороны, ваши расследования, выявление коррупции бьет по имиджу Путина. Но с другой стороны, он вам должен быть обязан – вы даете ему дополнительные крючки, чтобы подвешивать своих чиновников, они становятся ручными, шаг влево, шаг вправо – и двери изолятора открыты.

– Вся информация, которая есть у нас, общедоступна. Мы не правоохранительные органы, у нас нет таких полномочий. Если бы у нас были полномочия органов следствия, мы бы работали более эффективно. И у органов следствия и у ФСБ вся эта информация есть. Вопрос – готовы они применять право для всех или только для отдельных граждан России? Не понравился им какой-то губернатор, насолил "Роснефти", как в случае с Удмуртией, или что-то не так сделал, и они его убирают по обвинению в коррупции. Если тебе все нравится, и у тебя в регионе все нормально, и нормальные проценты за "Единую Россию", тебя никто не трогает.

–​ Как вы попали в ФБК?

– В 2013 году организаторы предвыборной кампании Навального, баллотировавшегося в мэры, искали людей, и я просто пришел, прошел собеседование, и меня взяли.

–​ С улицы?

– Да.

–​ Вы пришли с улицы и сегодня занимаете должность директора ФБК?

– Я прошел "мэрскую" кампанию, и в сентябре 2013 года я стал директором ФБК. До этого не был знаком ни с Леонидом Волковым, ни с Алексеем Навальным, ни с Владимиром Ашурковым. Я знал, что есть такие люди в Фейсбуке, некоторых из них читал, но лично ни с одним из них не был знаком.

–​ Чем вы занимались до этого?

– Я был аудитором.

–​ Представим себе такую ситуацию, что зарегистрируют партию Навального, он будет участвовать в выборах, как кандидат в президенты, и для вас откроются новые возможности. Вы видите себя в перспективе силовиком или политиком?

– (Смеется) До этого большая, трудная дорога. Когда это произойдет и в каком состоянии мы подойдем – мы не знаем. Могу ли я принести пользу нашему государству? Могу. На какой позиции? Должен принимать решение человек, который посчитает, где лучше. Мне кажется, таким человеком должен быть Алексей Навальный. Есть президент, он говорит: ты мне, президенту Российской Федерации Алексею Навальному, пригодишься на этой позиции.

​–​ Генпрокурора, допустим!

– Возможно. На государственную службу.

–​ В чем особенность современной коррупции в России? Коррупция в России была всегда, и при царе, и при коммунистах, и при Борисе Ельцине…

– Смотрите, довольно известный случай времен позднего Ельцина – это поставка кресел на стадион "Лужники". Абсолютно гигантский скандал! Государственная Дума расколота, Лужкова собирается вызывать Генеральный прокурор, сумма сделки – 90 тысяч долларов. Это сумма сделки по поставке пластиковых стульев от компании "Интеко" на стадион "Лужники"! Гигантский политический скандал, который чуть ни привел к отставке Лужкова, Госдума формирует какие-то парламентские комиссии… Вернемся в сегодняшнюю Россию. Премьер-министр брал взятками миллиарды рублей. Миллиарды! И ничего не происходит. Это говорит о том, что уровень коррупции при Ельцине и при Путине не то что в разы, а просто на огромные порядки сильно выше. Владимир Путин – выходец из КГБ-ФСБ, и у него должен быть какой-то кадровый резерв, который он тянет за собой наверх, и это кадровый резерв из ФСБ и бывшие сотрудники КГБ. И они обогащаются на тех многомиллиардных контрактах, которые, собственно, распределяют или используют при распределении.

–​ То есть это новизна?

– Представитель какой-то правящей группы тащит за собой людей. Сейчас это чекисты, к сожалению. Текущая проблема России, эти чекисты, работники правоохранительных органов, они должны пресекать коррупцию, а они ее создают. В этом большая проблема. В данном случае система, которая должна была наказывать коррупцию, она же и есть коррупция. И она сейчас является основой государства.

​–​ Были случаи, когда вы уже довели расследование до максимальной точки, а потом оказалось, что это не может быть опубликовано по каким-то причинам?

– Я бы формулировал иначе. У нас заготовлена "фактура" по многим расследованиям, но для некоторых еще не пришло время, вот и все.

–​ Что это означает?

– Вот, допустим, как с Медведевым? У нас не появилось это расследование одномоментно. Это большая, долгая и кропотливая работа, которая требует больших усилий. С тем же Медведевым какие-то записи публикуются в реестре, то есть там идет юридическая работа, в итоге, мы получаем новые вот такие штуки, которые можем использовать дальше в расследовании. Мы накопили объем, и постепенно со временем туда добавляются и добавляются новые факты.

–​ Это месяцы или годы?

– С генпрокурором Чайкой мы вели расследование почти год. С Медведевым – семь месяцев.

–​ Какое противодействие вы видите, когда пытаетесь поймать какого-то чиновника на владении незаконно приобретенной недвижимостью, финансами за рубежом?

– Они начинают стирать аккаунты в социальных сетях, переоформляют недвижимость на каких-то других людей, причем делают это хаотично, тем самым давая нам еще большую фактуру и подтверждая, собственно, нашу линию расследования. Допускают при этом много ошибок, которые выливаются в то, что мы получаем еще больше доказательной базы. Если вы коррумпированный чиновник, просто ничего не делайте! (смеется) Мы вас найдем и так!