«Российская власть жрет все, что ей не нравится»: жизнь в Крыму после аннексии

Правозащитница из российского Санкт-Петербурга Александра Крыленкова пять лет ездила в Крым, чтобы понять, как меняется жизнь простых людей после аннексии полуострова Россией. Книга Крыленковой "В поисках войны. Пять лет в Крыму" – это формат гражданской журналистики, где автор рассказывает о семьях политзаключенных и похищенных людей, беседует с проукраинскими и пророссийскими активистами, а также с теми, кто пытаются сохранить нейтралитет.

– Что вас зацепило больше всего за пять лет исследований?

– Исчезновение людей. Я много работала с семьями, чьи родственники были похищены, и неизвестно, погибли они или где-то находятся сейчас. А также с семьями политических заключенных, чьи родные и близкие сидят с большими сроками. Это самые трагические и тяжелые истории.

​– Каковы были политические мотивы этих преследований?

​– Возьмем партию "Хизб ут-Тахрир". Организация легально существовала в Украине, но с приходом на полуостров Москвы была сразу запрещена. К сожалению, факт исламофобии сыграл роль. За всеми мусульманскими организациями внимательно следят спецслужбы, за "Хизб ут-Тахрир" следили украинские, СБУ: собирали папочки, складывали на полочках, записывали, пришло российское ФСБ – и это досье попало к ним в руки. Им особо не пришлось работать, они взяли папочки и возбудили уголовные дела на активистов по статье "Терроризм". Пятерых арестовали в 2016 году, осудили и дали сроки от 12 до 17 лет. Вот и вся работа. Самое неожиданное – реакция людей на "весну 2014 года". У каждого крымчанина, кто хотел в Россию, и тех, кто не хотел, картины будущего не было. Одни видели все в розовом цвете, другие в черном, но без контуров.

Крымские адвокаты и координатор полевого правозащитного центра в Крыму Александра Крыленкова

– Во что превратилась розовая картинка сейчас?

– Розовая превратилась в реальность, в которой цены выше, чем в Москве, зарплаты не настолько быстро растут, много чего нельзя, что было можно... Черная картинка – в репрессии инакомыслящих, в десятки похищенных и в десятки посаженных людей.

– Каково поле ваших исследований?

​– Больше всего хотелось поговорить с активистами "русской весны", с участниками "самообороны" и местного "ополчения", но они не захотели. Года два назад начались преследования тех, кто выступал за присоединение к России. Российская власть жрет все, что ей не нравится, на любой территории, не только в Крыму, но и в Москве, Питере, Рязани, даже если у тебя на груди российский флаг и ты кричишь: "Путин мой президент!" Это не спасет. Есть уголовные дела по 282-й статье – экстремизм – против ярых активистов "русской весны", как по политическим мотивам, так и хозяйственным, то есть в связи с разборками по собственности.

– В чем конкретно это выражается?

– Люди стали проводить антикоррупционные расследования. Решили, что живут в России и будут делать как надо, по примеру активистов Майдана в Киеве: стали объединяться, создавать антикоррупционное бюро, защищать город от свалок, помогать сиротам и т. д. То, что называется ростом гражданской активности. Они в каком-то смысле опровергли миф, что, мол, люди, которые были за реформы, выступили в Киеве за Майдан (мы власть свергнем и будем делать все сами), а те, которые якобы хотели, чтобы за них все сделали другие, те были за Россию. Это не так. Активисты "русской весны" тоже хотели сделать все сами, но не понимали, куда попали, и получили по голове. Кстати, сегодня их никто не поддерживает. Еще один урок: те, кто кричит, что в России все хорошо, не могут поддерживать тех, кого власть преследует по политическим мотивам, а те, кто говорят, что Крым оккупирован, не могут поддерживать сторонников "русской весны". Последние активисты оказались в изоляции.

– И куда им в таком случае обращаться за помощью?

​– Привожу пример. Я взяла 3-4 десятка интервью у людей разных взглядов и профессий. Самое запоминающееся – это активист "русской весны", который приехал из России. Он крымчанин, но жил в Москве, приехал помогать малой родине влиться в большую. Товарищ сыпал пропагандистскими цитатами; начиная от потенциального вторжения американских эсминцев и подводных лодок в Севастополь и так далее. На него "наехала" российская власть, и он вынужден был обратиться в международную правозащитную организацию. Против него возбудили дело по 282-й статье – "экстремизм". Он говорил: "Я советский патриот! Даже представить не мог, что буду сотрудничать с такими организациями, как Европейский суд и правозащитные организации".

– Если у человека нет права на справедливый суд, к кому он может обратиться в Крыму?

– После аннексии все работавшие в Крыму независимые правозащитные организации вынуждены были уехать. Там было выжженное поле, но сейчас есть и адвокаты, и активисты, в основном крымскотатарские. Они занимаются политзаключенными.

– Есть ли в нынешнем Крыму довольные итогами "русской весны" и в чем это выражается?

– Когда происходят любые изменения, находятся люди, которые хорошо приспосабливаются. Ими могут оказаться отдельные журналисты, были заштатными – стали штатными на каком-то крымском телеканале. Могут быть и чиновники, и бизнесмены: человек что-то удачно в правильный момент продал-купил и на этом сделал деньги.

– Если человек хочет детям дать хорошее образование, каковы сейчас приоритеты у людей? Что они выбирают – Москву или Киев?

– Только не крымские вузы, их дипломы признаются только Россией. Выбор между российскими и украинскими университетами каждая семья решает сама.

Александра Крыленкова

– Крым более двадцати лет находился вне России, в государстве, где были Майданы, где массовые протесты и сменяемость власти – это часть политического пейзажа. Последние 20 лет в России гражданские свободы сильно ужимаются. Как реагируют крымчане на новые правила игры?

​– Люди больше привыкли к выражению мнения на улицах и к разным способам диалога с властью. Поэтому закручивание гаек для многих крымчан было страшнее, чем для россиян. К чему россияне привыкли? Мы здесь можем выйти, а здесь – не можем, тут более опасно, а тут менее... Такие рассуждения были неприемлемы для крымчан, тем более приход России на полуостров в 2014 году ознаменовался убийствами и избиениями людей, выражавших свое несогласие с аннексией.

– Насколько сильна бюрократия в Крыму? Если вдруг кто-то захочет получить российский паспорт?

– Так вопрос не стоит, почти все крымчане получили российские паспорта, кто забыл это сделать, то только через суд. Те, кто не захотел натурализоваться, покинули полуостров. Без российского паспорта ты лишен возможности социально адаптироваться: не можешь лечиться, получить права, страховку, оформить собственность, получить льготы на ЖКХ.

– На ваш взгляд, есть ли какие-нибудь изменения в быту крымчан?

​– Другие продукты в магазинах, какие-то обязательные страховки, иная процедура записи к врачу. Это мелочи, но из них состоит наша жизнь. В один прекрасный день выясняется, что у тебя должен быть медицинский полис, и тебе становится плохо. Ты всегда знал: иду в соседнюю поликлинику, беру талончик и попадаю к врачу. Теперь ты не знаешь: могу ли я с этим полисом пойти к доктору или нет? Печально, что этого не знает не только тот, кто должен пойти к врачу, но и сами медики. Они должны разбираться, открывать правила, чесать репу и думать: "А как же на самом деле правильно?"

– Вы упомянули о других продуктах. Насколько поменялся их ассортимент?

– Творог, вся молочная продукция недолгого хранения, как правило, местного производства. Остальная была украинская, стала российская и черт-те откуда везется. Никогда не поймешь – хорошая или плохая. Шоколад, кофе, соленья в банках – не знаешь, что купить. Все респонденты, с которыми я беседовала, жалуются на лекарства. Мол, "мы привыкли к нашему украинскому анальгину, а ваш, российский, не работает". При этом неважно, как человек отнесся к факту аннексии. Тяжелый процесс смены мобильных операторов. Крым во многом сельский, у людей бабушка в селе, с которой связь только по телефону. Вдруг вам отрубили в один день все телефоны, пришлось менять номера. Близкие нашли выход, а, к примеру, одноклассники или однокурсники ищут до сих пор контакты друг друга.

– В России, как показывают опросы, снижается популярность провластной партии "Единая Россия". Крымчан это волнует хоть в какой-нибудь степени?

​– Пять лет назад крымчане вяло следили за российской политикой. Путина знали все, может быть, о Медведеве слышали. Узнавание как-то постепенно внедрялось. Сейчас у них "Единая Россия" – это примерно как украинская партия власти – Партия регионов (Партия регионов была правящей до 2014 года при бывшем президенте Викторе Януковиче. – РС). К ней ни особого отвращения, ни особой любви.

– Есть ли у жителей полуострова доступ к украинским телеканалам? Интересует ли крымчан жизнь на материке?

– Очень большим ударом по крымским татарам стало закрытие в Крыму [крымскотатарского] телеканала АТR. Большинство семей, вне зависимости от их политических взглядов, смотрят АТR, который теперь работает из Украины. Это уже альтернативная информация. Обычно молодежь сидит в интернете, люди постарше – в телевизоре. Вещание украинских телеканалов прекратилось на полуострове в 2014 году. Но украинские телеканалы доступны через интернет.

Книга Крыленковой "В поисках войны. Пять лет в Крыму"

– Многие средние и большие предприятия Крыма до 2014 года принадлежали выходцам с территории материковой Украины. Что с этой собственностью сейчас, кто ей владеет?

– Часть собственности была "национализирована" решением крымских властей в интересах государства. Из этих денег выплачивались вклады людей и так далее. Был создан специальный фонд, куда все эти деньги поступали. Очень много приехало "варягов". Опять же правила неизвестны, а тебе нужно в срок до 1 января 2015 года оформить лицензию или получить какое-нибудь разрешение. Понятно, что все российские предприятия это умеют делать, крымские – нет. "Варяги" заведомо выиграли.

– В 2015 году я посетил Крым. Местные профессора и учителя жаловались: Москва присылает свои кадры, местных оттесняют, происходит смена начальников и бюрократов...

​– Часть людей говорит: плохо, что присылают из России неизвестно кого, у нас тут своих таких навалом. Другие наоборот, сетуют: вот понаоставляли нам старых ворюг (особенно, политиков касается), могли бы прислать кого получше. Третьи говорят: "Какие были у нас бандиты у власти, те ровно и остались. Те же самые морды". Извините, это цитата.

– Есть выражение, актуальное для Крыма: "Человек, предавший один раз, предаст второй…" Речь идет о силовиках, которые присягали Украине и которые теперь служат Москве?

– Эти не парятся. Я человек, далекий от армии. Но мне казалось: присяга, государство, все дела... А люди это воспринимали как обычную работу: как ходил я врачом в поликлинику, так и хожу в ту же самую поликлинику. И военные точно так же. Те, с которыми я разговаривала, говорили: "Ну, а что – это работа. Я работаю. У меня тут мама и так далее". В сознании многих военных это не изменение какого-то другого государства, а просто смена начальства.

– И никакого глубокого внутреннего психологического анализа?

– Я видела тех военных, которые уезжали в 2014 году, провожала автобусы, которые выезжали из Крыма. Это были идейные товарищи. Наверное, были те, которые были вынуждены по каким-то обстоятельствам остаться, у них тоже было смятение в голове. Но большинство к этому относилось проще.

– Вывески на украинском языке в Крыму остались?

​– Их специально не убирают, кроме государственных. Появляются все больше и больше русских, и они постепенно замещаются. Понятно, что были активисты "русской весны", которые бегали с российскими флагами и срывали украинские, но есть украинские активисты, которые делают наоборот. Мы шутили по этому поводу: сейчас вокзал был покрашен в желто-синие цвета, что его перекрасят. Но нет – не перекрасили.

– Как люди переходят административную границу с материковой Украиной? Кто и с какой целью туда едет?

– Люди ездят постоянно, у них родственники, дела... Через границу общественный транспорт не ходит. Люди едут с чемоданами, детьми, бабушками, баулами, со всем барахлом, доезжают до одной границы, потом полтора километра идут пешком до другой. Если повезет, на попутке. Можно на своей легковушке пересечь. Ты можешь купить единый билет, например, из Киева в Симферополь (пешее прохождение постов, пересадка на другой автобус). На разных пунктах пропуска через границу разная протяженность – в одном месте полтора километра, а другом три. Это довольно много.

– Есть еще какие-нибудь особенности пересечения админграницы, что происходит с паспортами?

– На российской границе люди предъявляют российские паспорта, на украинской – украинские, и разговаривают зачастую здесь по-русски, а там по-украински. Ворчат одинаково на разных языках.

– То есть все понимают, что почти у каждого крымчанина два паспорта?

​– Все все понимают. Мирные жители спокойно проходят границу. Например, у правозащитников и активистов другая процедура. Выходит специально обученный сотрудник погранслужбы ФСБ России, ведет тебя в вагончик. Там они разговаривают, выясняют, чем ты занимаешься, зачем и куда едешь и так далее. Разговоры могут длиться часами. Большинство крымских активистов на эти разговоры попадали. Иногда могут фактически разобрать машину, я помню, у девушки обивку всю сняли. Правда, давно такого не было.

– Насколько доминируют сейчас такие клише в Крыму по отношению к Киеву: "хунта", "бандеры", "нацисты", "фашисты"? То, что мы каждый день слышим по российскому телевидению?

– Напряжение сильно спадает. Наши представления о том, что крымчане боялись украинцев, сильно преувеличено. Этого боялись россияне, а не крымчане. Некоторые сильно пророссийские боялись межнациональных разборок: крымские татары боялись русских, русские боялись крымских татар. Это было. Сейчас единая страна, люди друг с другом вместе живут. Они этих Майданов и митингов пересмотрели за свою жизнь столько, что бояться этого, даже несмотря на события на Майдане, странно. Но многие респонденты говорили: "Мы боялись, что Майдан отдаст Крым татарам". Вот откуда этот миф взялся?! Неизвестно.

– Произошел колоссальный раскол во многих семьях в 2014 году по обе стороны. Отношения потеплели между родными и близкими или они разошлись, как в море корабли?

– Всегда трудно восстановить отношения, намного проще порвать. Какие-то люди смогли найти общий язык, какие-то – нет. Накал в целом спал, но шрамы какие-то остались. Некоторые умеют с ними справляться, а некоторые – нет.

– К Киеву какое отношение сейчас?

– Одни говорят: "Все! Мы теперь в Москве!" Другие смотрят и туда, и сюда.

– Украина в безвизовом режиме с Европой два года. Как крымчане извлекают из этого пользу и насколько это изменило их отношение к происходящему?

– Не думаю, что Шенген повлиял сильно на их настроения. Конечно, все делают украинские загранпаспорта, ездят по Европе, но не думаю, что это повлияло на взгляды. Я не встретила ни одного человека, который вдруг от украинского паспорта поменял свои взгляды.

– Прагматизм не противоречит идейным приоритетам.

– Совершенно верно!

– Будут раздавать американские паспорта, можно тоже положить в карман – пригодится!

– Конечно. А вы бы не положили?!

В материале используется терминология, принятая на аннексированном Россией полуострове