Без советских и российских мифов. Владимир Вятрович – об исторической памяти Крыма

Уже четыре года Крым живет по законам России. Дети учатся по новым учебникам, жители привыкают к другой реальности. О том, какие ошибки допустила украинская власть за годы независимости и что можно сделать, чтобы сохранить историческую память на полуострове, говорим с историком Владимиром Вятровичем, который с 2014 года возглавляет Украинский институт национальной памяти.

‒ Чего не хватало в гуманитарной политике Украины, с точки зрения исторической памяти, чтобы лучше интегрировать Крым?

‒ Не хватало исторической политики как таковой в течение 23 лет, за исключением небольшого периода 2006-2010 годов. Тогда была попытка развернуть деятельность Института национальной памяти, который серьезно взялся за вопрос Голодомора 1932-33 годов. Неудивительно, что элементом национальной политики не стал Крым, который был не интегрирован и в отношении других процессов. Системно мы начали заниматься исторической политикой после Майдана 2014 года. Наверное, российская оккупация Крыма и российско-украинская война стали одними из факторов, побудивших к реинтеграции крымской истории в общенациональную.

‒ Как сохранить идентичность детей, обучающихся в Крыму по российским учебникам?

‒ Очевидно, огромную роль играет семья. Ситуация не новая, она напоминает мне советские времена, когда в учебниках и с телеэкранов рассказывали одно, а в семьях – совсем другое. Тогда тоже была опасность, чтобы то, что говорилось в семьях, оставалось там. Вынесение этого за пределы дома могло стать причиной репрессий. Сейчас то же переживают жители Крыма, в частности крымские татары, находящиеся под наблюдением как «особо неблагонадежные» для современной российской власти. Я думаю, этот негативный советский опыт может быть положительным для жителей Крыма, чтобы пережить эти трудные времена.​

В будущем, после освобождения Крыма, наличие параллельного семейного нарратива должно стать основой для интеграции в общенациональный. Похожее мы проходили после падения советской власти, когда в большинстве семей были рассказы о Второй мировой войне, шедшие вразрез с советской пропагандой. Давая возможность высказаться семейной правде, мы постепенно начали разрушать советские стереотипы. Когда мы свели дискуссии о Второй мировой в формат «Как это пережила ваша семья?» ‒ там уже не было мифов. Я думаю, что-то похожее придется переживать и с реинтеграцией Крыма.

‒ Делается ли анализ российских учебников, которые выдают сейчас детям в Крыму?

‒ Да. В них заметна реабилитация советских мифов и стереотипов. Вообще, особенностью общероссийского нарратива является попытка опереться на мифы ‒ это наследство от советской системы. Поэтому процессы декоммунизации Украины нужно продолжить после освобождения Крыма и Донбасса.

‒ Я помню появление маков как символа Дня памяти и примирения. Существуют ли в Институте национальной памяти идея создания символа для отмечания Дня депортации крымских татар?

‒ Успешность маков как символа Второй мировой войны связана с несколькими факторами. Этот символ имеет европейские корни. Он связан с обеими мировыми войнами ‒ именно так вспоминают погибших в Европе. Он является и частью украинского фольклора, ибо в казацких думах цветок мака зацветает на местах пролитой казацкой крови. Введение символа попало в политически благоприятную ситуацию, начало войны на Донбассе с Россией, когда «георгиевская ленточка» стала активно использоваться террористами, состоялась ее резкая компрометация. Разработанный харьковским дизайнером Мишакиным альтернативный вариант мы просто не успели изготовить к 8 мая 2014 года, только разместили в интернете. В 2015-м маки легитимизировали. Сложилась уникальная ситуация, которая позволила создать символ очень быстро.

Относительно символов крымских татар ‒ пока не было попыток разработать и запустить что-то. Я не уверен, что это будет очень быстро и легко. Думаю, это абсолютно возможно и это хорошая возможность для активистов крымскотатарского движения совместно с Институтом национальной памяти побрейнштормить (от англ. brainstorming ‒ «мозговой штурм», метод генерирования идей ‒ КР), предложить символ и постепенно вводить его. С 2014 года в Украине особенно отмечается День депортации крымских татар. Для всех украинцев, независимо от региона, оккупация Крыма ‒ больная тема. И прицепить на грудь символ депортации крымских татар ‒ это не только память о тех, кто стал жертвами геноцида, но и символ солидарности с людьми, сейчас живущими в Крыму. Пользуясь случаем, приглашаю вместе придумывать.

‒ В 2017 году презентовали сборник научно-популярных статей «Наш Крым: нероссийские истории украинского полуострова». Как выбирали название? Не является ли оно параллельным «Крым наш»?

‒ Мы стали свидетелями того, как при подготовке оккупации активно использовалась историческая проблематика, где якобы Крым всегда был российским и это лишь восстановление исторической справедливости. Для меня было важным противопоставить что-то. Мы решили ввести рубрику на сайте, где показывали бы нероссийскую истории Крыма до 18 века и аспекты после, где он так и не стал российским, несмотря на жестокие попытки со стороны руководства.

Мы обратились к специалистам по истории Крыма. В основном это были академические ученые. Возникла определенная проблема, потому что мы не хотели печатать академические тексты. Вместо этого мы хотели иметь научно-популярный продукт, который будет влиять на широкие круги людей. С большинством ученых нам удалось договориться и они подготовили такие материалы. Нашим партнером была «Историческая правда» и другие ресурсы. В конце мы решили, что публикации достойны сборника. Его тираж в 1000 экземпляров быстро разошелся. Мы бесплатно распространяем его в библиотеках, он доступен во всех форматах на нашем сайте. Название ‒ очевидный симметричный ответ на «Крым наш». Этот проект, по нашему мнению, должен быть тем небольшим инструментом реинтеграции Крыма в украинскую историю.​

‒ Как продолжается работа над этой темой?

‒ Мы также стараемся вспоминать об истории Крыма в проектах по истории Украины. Депортация крымских татар является сюжетом выставки «Украинская Вторая мировая». В выставке «Украинская революция 1917-21 годов» история революции в Крыму, одним из героев является Номан Челебиджихан. Выставка «Сила человека» ‒ о людях, которые прошли через нацистские концлагеря, ‒ тоже имеет крымскотатарскую историю. В видеоролике про 8 мая есть рассказ о Амет-Хане Султане. Мы стараемся представлять крымскую историю как элемент более широкой мозаики украинской истории.

Среди новейших изданий о Крыме есть книга «Люди серой зоны». Это воспоминания свидетелей оккупации Крыма весной 2014 года. Часть принадлежит жителям Крыма, находящимся сейчас на украинской территории. По согласию представлены их имена и фамилии. Другая часть поступила по электронной почте с просьбой анонимности. Информация в воспоминаниях опровергает тезис пропаганды о том, что оккупация прошла тихо, спокойно, бескровно. Здесь мы узнаем о жестком противостоянии в Крыму весной 2014 года, мало известном миру. Автором проекта является Елена Халимон, некоторое время работавшая в Крыму и имевшая достаточно контактов с крымчанами, выехавших оттуда. Наш следующий шаг ‒ англоязычное издание для презентации в других странах. Эта книга ‒ не только информационный продукт, но и доказательная база для будущего процесса над российскими властями за то, что совершено в Крыму.

Украинский Институт национальной памяти создан по аналогии институтов национальной памяти в других странах Восточной Европы, но у нас есть особенность. Если эти страны ограничивают себя временным периодом коммунистического господства, то мы должны зафиксировать и события настоящего. Почему это важно? Мы опасаемся, что даже после освобождения Крыма большое количество документов о событиях там может быть уничтожено. Тогда будущие поколения историков будут иметь узкий круг источников. Его можно расширить, организовав системную запись очевидцев.

‒ В 2017 году на презентации книги «Наш Крым: нероссийские истории украинского полуострова» вы говорили о том, что в украинских учебниках будет адаптирована история Крыма и крымских татар. Что в современных учебниках было некорректным в истории Крыма?

‒ Мы активно работали над разработкой новой школьной программы по истории Украины и интегрировали крымскотатарские сюжеты, чтобы они отразились и в украинских учебниках. События в Крыму в 1917-21 году были вне общего нарратива. Мы опубликовали книгу Сергея Громенко «Забытая победа» об освобождении Крыма полковником Болбочаном. К тому же, она публиковалась отдельными статьями на Радіо Свобода.

Нам приходится скорее заново рассказывать крымскую историю, чем реинтерпретировать. Для большинства украинцев эта история является малоизвестной. Мы не можем сказать, что мы полностью удовлетворены новыми учебниками, появившимися в том году, но это уже шаг вперед. Старые учебники по предмету «Украина и мир» делались по урезанной Дмитрием Табачником программе, которая хотела сближения с российской историей.

‒ С точки зрения Института национальной памяти, декоммунизация в Украине и десоветизация ‒ это одно и то же?

‒ По сути, да. Мы имели экспертную группу, в составе которой были историки, занимающиеся Крымом, и представители Курултая крымскотатарского народа, которые тоже вносили свои варианты названий топонимов, подлежащих декоммунизации в Крыму. Объектов ‒ около семидесяти. Большинству из них вернули исторические крымскотатарские названия. Это важный шаг для восстановления исторической справедливости в Крыму. Мы уверены, что следующим шагом после декоммунизации должна быть деколонизация ‒ снятие российско-имперского колониального слоя, особенно на юге Украины и в Крыму. Там определенные коммунистические топонимы были заменены на имперские, подчеркивающие якобы российский характер этих территорий. Как это делать ‒ у нас до сих пор продолжается дискуссия. Нужен ли для этого отдельный закон, как делать иначе ‒ мы еще не знаем.

‒ Какова стратегия декоммунизации в Крыму? Думали ли вы, какая будет реакция на переименование?

‒ Работа должна проводиться на двух уровнях. На административном ‒ когда в местном порядке принимаются и применяются новые названия. На информационном ‒ объяснение причины и смысла переименования. Я убежден, что, несмотря ожидаемое неприятие, уже многие забывают, что на карте существовал Кировоград, и пытаются вспомнить, как раньше назывался Кропивницкий. Так же будет с Крымом.

‒ Как, по вашему мнению, происходит и должна происходить работа с памятью в Крыму?

‒ Восстанавливаются определенные советские стереотипы. А должна происходить, как и во всей Украине, деконструкция советских мифов через открытие архивов, возможность рассказывать настоящую семейную историю людей, прошедших через репрессии коммунистического, а теперь и российского режима. Я убежден, что запрос на это после освобождения Крыма будет очень высок, и задача государства ‒ обеспечить ресурсы для как можно более простого переосмысления истории. Вопрос Крыма имеет государственный вес не только для гуманитарной политики, но и для безопасности Украины.

Проблема Крыма и части Донбасса не в том, что там русскоязычное население, защищающее Путина, а в том, что там есть значительная часть людей с советской идентичностью. Именно они ‒ носители для развертывания агрессии. Проводя декоммунизацию, мы ограничиваем Россию в продолжении агрессии в отношении земель Украины.

‒ Какой он, наш Крым?

‒ Крым ‒ неотъемлемая часть Украины с древней многонациональной историей. Именно это превращает его в изюминку на карте Украины, которой украинцы должны гордиться и показывать миру.