Это вторая часть интервью с украинской активисткой Ольгой Павленко, которое мы записали еще 30 августа прошлого года на кухне ее квартиры в Симферополе. В тот день Павленко решила покинуть полуостров – после того, как сотрудники ФСБ провели у нее дома обыск. Текст мы публикуем только сейчас, поскольку родные Ольги еще какое-то время оставались в Крыму.
(Первую часть интервью читайте здесь)
В 2014 году Ольга Павленко заняла четкую проукраинскую позицию и была одной из немногих в Крыму, кто открыто ее проявлял. Все это время до самого отъезда она активно участвовала в мероприятиях «Украинского культурного центра», посещала собрания «Крымской Солидарности» и помогала детям политзаключенных.
В конце лета 2018 года в квартиру Павленко пришли сотрудники ФСБ с обыском – Ольгу заподозрили в связях с «Правым Сектором». Накануне на пророссийском сайте News Front появилась публикация «Подрывная деятельность в российском Крыму «Украинского культурного центра». Череду этих событий активистка связывает со своей открытой проукраинской позицией.
Во второй части интервью активистка рассказывает, как заговорила на украинском языке в день своего рождения, почему украинцам Крыма важно сохранить свою идентичность и чем она планирует заняться после переезда на материковую Украину.
Your browser doesn’t support HTML5
Покинуть родину. Почему проукраинская активистка уехала из Крыма (видео)
– Ты была внутренне готова к тому, что можешь сесть в тюрьму за свои убеждения?
– Да, я понимала, что это может случиться в любой момент. Даже собрала соответствующую сумку. Когда в Крыму начались обыски и задержания – так называемые «чистые четверги» – у многих тогда дома стояли собранные для СИЗО вещи.
– Многие связывают обыск у тебя с публикацией на сайте News Front. Что ты думаешь по этому поводу?
Та публикация – стопроцентный слив. Видимо, так они хотели ускорить мой отъезд
– Тот текст... Это был уже не колокольный звон, а настоящий набат. Но еще до его появления я начала собирать вещи, потому что понимала: все, времени больше нет. И когда увидела ту публикацию, стало ясно, что могу и не успеть уехать.
– Почему этот текст появился только сейчас?
– Наверное, я слишком задержалась в Крыму, и они не понимали, собираюсь ли вообще уезжать. Надо признать, ФСБ знает свое дело и работает с конкретными людьми, они не берут информацию из воздуха. Та публикация – стопроцентный слив. Видимо, таким образом они хотели ускорить мой отъезд.
– То есть эта публикация была неким пинком?
– Да, что-то вроде «давай собирай свои вещи и вали». Все же знают, как проходят обыски в Крыму. Никаких адвокатов не пускают, заходят и днем, и ночью, и даже когда никого нет дома. У нас обыск прошел практически без процессуальных нарушений, вели себя более-менее вежливо. Конечно, немножко хамили, чтобы показать, кто хозяин.
Собранные вещи в квартире Ольги Павленко. Симферополь, 29 августа 2018 года
– В той публикации фокус сместили на тебя и особенно – на твою дочь. Как ты думаешь, почему вообще всплыла эта история с «Правым сектором»?
– Если ребенок с активной гражданской позицией, а в Крыму у нее родственники такие же, почему бы этим не воспользоваться? Они неоднократно просили меня вернуть ее. Приходили еще где-то год назад, мол, почему дочь уехала, она же такая хорошая девочка, пусть вернется, здесь учится, мы ей поможем, объясним, что надо иметь другие взгляды.
– Когда она покинула Крым?
– В 2015-м. Окончила девятый класс и сразу поехала. Алина училась в Украинской гимназии, которую просто уничтожили. Дочь видела это все своими глазами и у нее сердце разрывалось. Мы предлагали ей закончить здесь школу, а потом выехать, но Алина сказала, что больше не сможет выдержать. С 2014 года она не снимала вышиванку, в ней ходила и в школу, и по улице, хотя к ней приставали по этому поводу.
Она – профессиональный музыкант, много лет играла в оркестре. Выходила в вышиванке в центр Симферополя, играла «Києве мій». К ней подходили ополченцы, угрожали подвалом и изнасилованиями, обещали посадить родителей – она через все это прошла.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: Опасные «связи»– Что тебе больше всего запомнится из жизни в Крыму? По чему больше всего будешь скучать?
– Пожалуй, я узнаю об этом после отъезда. Пока нет ощущения потери, я только к нему готовлюсь. Думаю, в Крым я не смогу вернуться до тех пор, пока здесь ничего не изменится.
Именно в свой день рождения я начала разговаривать на украинском – сделала себе такой подарок
Безусловно, буду скучать по своим друзьям, которых нашла после 2014-го, по людям, с которыми устраивали праздники. В то же время понимаю, что мы продолжим общаться, несмотря на расстояние. Еще мне запомнится то, что именно в свой день рождения я начала разговаривать на украинском – сделала себе такой подарок. Решила, что даже если неправильно, все равно буду на украинском.
– Как ты думаешь, какая перспектива у украинцев в Крыму в ближайшие годы?
– Честно говоря, с украинцами и украинскостью в Крыму действительно беда. Дальше будет только хуже. Люди еще больше закроются и будут вариться в себе. Это не значит, что украинцев здесь больше нет, но это будет маленький огонек внутри каждого человека, который решит остаться украинцем в Крыму. И на самом деле важно даже не столько оставаться украинцем, как просто быть человеком. И вот с этим беда, потому что очень немногие повели себя по-человечески. Мне кажется, когда Украина вернется, то эти огоньки зажгутся с новой силой. А к тому времени их можно скрыть и оберегать, чтобы они не угасли. Потому что если положить на весы свою жизнь и публичную позицию, большинство выберет жизнь.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: «Твоя жизнь – это твоя ответственность»– Считаешь, Украина сейчас делает все возможное для Крыма?
– Конечно, мне бы хотелось, чтобы она делала больше. Но возможно ли это, когда идет война, когда есть и внешний, и внутренний враг, – я не знаю.
– Что бы ты посоветовала людям с проукраинскими взглядами, которые остаются здесь?
Уничтожается поколение детей, вынужденных ходить в эти школы, слушать эти лекции, как-то приспосабливаться
– Только одно: оставаться людьми и не забывать, какого они рода. Я не могу побуждать уезжать, потому что здесь нет будущего. А его здесь действительно нет, особенно у детей. Самое ужасное – уничтожается поколение детей, вынужденных ходить в эти школы, слушать эти лекции, как-то приспосабливаться. Получается, ребенку надо врать, скрывать свои чувства. Если взрослый человек уже способен понять, что происходит, как на это реагировать, может обратиться к психологу или за советом к друзьям, то ребенок зависит от учителей, учебных заведений, он просто беспомощен. Мне очень жаль наших детей, и поэтому я действительно радуюсь, когда дети решают уехать и учиться на материковой Украине. Это сложный путь и для семьи, и для ребенка, но за ним будущее. Многие выбирают жить молча, но на своей земле, в своем доме, потому что сложно покинуть все и начать заново. И я не имею права осуждать этих людей.
– Как думаешь, Владимир Балух – один такой на весь Крым?
– Володя – сильный достойный человек. Но ему тоже банально не хватило времени уехать. Он рассказывал, когда к нему приходили – это были колокольчики, а затем был набат, которого Володя не услышал. И сейчас он в тюрьме. Думаю, он уедет из Крыма, не сможет остаться. Никто из тех, кого обменяли, здесь не остается. Если тебе дали еще один шанс на жизнь, надо им воспользоваться. Здесь нет таких, кому стоит что-то доказывать, с кем можно разговаривать, дискутировать.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: Выжить для продолжения борьбы– Чем ты планируешь заняться на материковой Украине?
– Пока не загадываю. Но у меня есть большая мечта, которую вынашиваю еще с 2014-го года. Я психолог по специальности и работала с людьми, оказавшимися в сложных жизненных ситуациях, хотела бы именно этим заниматься после переезда. Но не просто консультациями, а реабилитацией. Я имею в виду военных, их семьи, таких людей, как я, которые были вынуждены покинуть свой дом.
– В Крыму ты также занималась с детьми политзаключенных. Удалось ли им помочь?
– Это сложная история. Нельзя помочь ребенку, у которого мать в том же ужасном состоянии, что и он. Дети – зеркало своих родителей. Нужно работать с семьей в целом. А дело в том, что у нас не принято обращаться к психологу, бытует мнение, что к нему идут лечиться.
– Что самое сложное в ситуации с детьми политзаключенных?
Моя семья – это моя сила и вдохновение. И еще меня вдохновляет вера в то, что мы все же вернемся в Крым, на свою землю
– Прежде всего им не хватает любви и они теряют веру, чувствуют себя беззащитными без отца. Папа – это основная сила, мама – любовь. После обысков, когда дети видят, как издеваются над их родителями, у них складывается впечатление, что жизнь – вообще опасная штука. Они прекращают общаться, иногда их травят в школах, бывают разные ситуации. Один психолог не сделает ничего, потому что в каждой семье по три-шесть-двенадцать детей. А надо работать с каждой семьей ежедневно, неделя за неделей, месяц за месяцем. Поэтому нужно создавать центр, где будут соответствующие специалисты, куда человек, ребенок сможет прийти и побыть там столько, сколько ему необходимо. Процесс реабилитации после такого – очень сложный и долгий.
– Если вернуться к вопросу, с какими мыслями ты уезжаешь: в тебе сейчас больше радости или печали?
– Печали. От того, что за столько лет могла многое здесь сделать и не сделала. От того, что здесь мой родной дом и я не знаю, как ко мне отнесется та земля, на которой теперь буду жить. Единственное, от чего мне немножко легче, – у меня есть семья, мы друг друга поддерживаем. Моя семья – это моя сила и вдохновение. И еще меня вдохновляет вера в то, что мы все же вернемся в Крым, на свою землю.