«Нами управляют секретные службы, которые себя воспринимают наследниками НКВД». О ликвидации российскими властями «Мемориала»

Верховный суд России принял решение о ликвидации "Международного Мемориала" – старейшей правозащитной организации в России, международного историко-просветительского общества, которое собирает информацию о жертвах сталинских репрессий и борется за открытие архивов КГБ. Ликвидации требовала Генеральная прокуратура России. По ее мнению, "Мемориал" якобы систематически нарушал закон об "иностранных агентах", не ставил соответствующую маркировку на все свои материалы. В суде 28 декабря во время прений сторон прокурор Алексей Жафяров высказал еще целый ряд претензий. "Мемориал" создает лживый образ СССР как террористического государства. Почему мы, потомки победителей, должны наблюдать сейчас реабилитацию нацистов? Наверное, потому, что за это кто-то платит", – заявил представитель Генпрокуратуры. Иск ведомства поддержали представители Минюста и Роскомнадзора. Об этом пишет телеканал Настоящее Время (создан компанией RFE/RL при участии Голоса Америки).

Историк Тамара Эйдельман, руководитель правозащитного проекта "Первый отдел" Иван Павлов и журналист, член Совета по правам человека Николай Сванидзе прокомментировали Настоящему Времени высказывание Жафярова, а также рассказали, почему, на их взгляд, власти так неприязненно относятся к памяти о репрессиях и работе "Мемориала", который занимался ее сохранением, и можно ли запретами и ликвидацией правозащитных организаций остановить процесс осмысления прошлого, прервать или помешать сохранению памяти о репрессиях.

Тамара Эйдельман, Иван Павлов, Николай Сванидзе – о ликвидации "Мемориала"

Тамара Эйдельман: "Мы все равно будем эту память хранить"

– Во-первых, понятно, зачем им это надо. Если в стране нет исторической памяти, я сейчас банальность скажу, но каждый второй вспоминает манкуртов, придуманных Чингизом Айтматовым. В стране, где нет исторической памяти, с людьми можно делать все, что угодно. Они превращаются в зомби, они превращаются в автоматы, в роботов. Их можно направить, куда угодно.

Во-вторых, нами управляют секретные службы, которые себя воспринимают наследниками тех самых органов НКВД, которые расстреливали, пытали, отправляли в лагеря, совершали все те злодеяния, память о которых сохраняет "Мемориал". Поэтому для них – это как с тем самым кошмарным приговором Юрию Дмитриеву – это желание защитить себя, профессиональную гордость. Плюс злобная мелкая месть. Конечно, еще вот это.

А дальше, что касается вот этой цитаты прокурора, она тоже совершенно понятна. Потому что они не понимают, что есть разница между гордостью за свою страну, любовью к своей стране, преданностью своей стране и осуждением режима, осуждением государства. Для них страна – это государство, а люди в этой стране – это пыль лагерная и больше ничего. Поэтому каждый, кто осуждает государство, – враг страны. А это неправда. "Мемориал" – настоящий защитник памяти, защитник народа и совесть наша. А эти все судейские козявки – ничтожества. Что ж, пока их время.

Естественно, ликвидация "Мемориала" – это большой удар по исторической памяти. Это имеет некое символическое значение, но еще и вполне конкретное: закрытие программы, новые препятствия на пути правозащитной деятельности и так далее. И дальше это выстраивается в общую цепочку. То, что происходило с музеем в Перми, где музей, который хранил память о политзаключенных, превратили в музей охранников, надзирателей. С Сандармохом, с Юрием Дмитриевым. Это общая линия попыток уничтожить эту память.

Сергей Пархоменко очень важную вещь написал. Каждый второй писал, что "Мемориал" закрыть нельзя. Выясняется, что очень даже можно, и это было ясно. Пархоменко написал: "Мемориал" – это люди". И это не только сотрудники. "Мемориал" – это память.

Когда "Мемориал" возник, идея первоначальная была – поставить памятник жертвам [политических репрессий]. Но очень интересно, как "Мемориал" развивался, как он менялся. От мысли просто собрать деньги и поставить очередной памятник пришли к мысли о сборе архивов, о публикациях, о создании базы данных и т.д. и т.п.

Память хранится людьми, и не только "мемориальцами", а всеми нами – теми, кто об этом помнит, кто об этом говорит, кто об этом пишет. Кто читает то, что написано об этом. Вышел роман Ремизова "Вечная мерзлота", который невероятно тяжело читать, просто физически себя приходится заставлять – я про себя, по крайней мере, говорю, – заставлять, хотя это очень хороший текст, но читать морально невероятно тяжело. Но это то, что необходимо, и необходимо популяризировать это знание.

Я для себя знаю, что это то, чем я, безусловно, буду заниматься в ближайшее время. И я думаю, что для того, чтобы эту память поддерживать, не обязательно быть историком, писателем, журналистом. Любой человек может поддержать проект "Последний адрес", любой человек может вокруг себя, своих детей обучить этому. Это то, как мы можем противостоять этому. Конечно, все равно все будут закрывать. А мы все равно будем эту память хранить. Это необходимо. Это просто средство [нас] выживания как людей.

Иван Павлов: "Все поменяется к лучшему в чуть отдаленной перспективе"

– Идет зачистка всего того, что создает так или иначе информационный контент, информационный фон, который раздражает власть. И сейчас порог чувствительности власти стал настолько низким, что чувствительным является буквально все. И даже несмотря на то, что "Мемориал" – такая организация, которая являлась даже для власти символом новой России, несмотря на это, власть все-таки пошла и довела этот процесс до логического конца, с чем сегодня можно, наверное, всех нас и "поздравить".

Что касается самого процесса, то, как он шел, то он является свидетельством того, что там никто не задумывался над юридическими нормами – в ход шли только политические аргументы со стороны представителей прокуратуры.

Юридический процесс, особенно в суде, – это процесс по доказыванию: каждый аргумент подлежит определенному доказыванию по своей процедуре. И всякого рода утверждения, что кто-то допустил какое-то, не соответствующее исторической правде высказывание, или еще что-то, этот тезис подлежит доказыванию с помощью экспертизы – исторической, культуроведческой. Но кто-нибудь там вообще был заинтересован в том, чтобы это доказать – доказать юридически? Нет, заинтересованного представителя прокуратуры мы там не увидели, его лозунги – к ним можно относиться по-разному, но они носят точно уж не юридический, а чисто политический характер. И то, что суд пошел на поводу у прокуратуры, тоже свидетельствует о том, что суд руководствовался не столько юридическими нормами, сколько политической целесообразностью.

[Почему власти так неприязненно относятся памяти о репрессиям?] Да потому что нет никакого прошлого – есть только настоящее. Все, что сейчас происходит, это повторение того, что уже когда-то было. И "Мемориал" – неудобный, некомфортный в этом плане участник, который может всегда сказать: "Ребята, ну вы посмотрите на нашу историю: все, что сейчас происходит, имеет четкую параллель с теми же приблизительно годами прошлого века".

В какой-то короткой перспективе, наверное, повлияют, а что касается перспективы чуть более отдаленной, то вот такие действия никаким образом не помогут, не станут препятствием для нормального течения гуманитарного, научного, технического прогресса. В более-менее отдаленной перспективе все эти потуги, связанные с попранием гражданских прав и уничтожением институтов гражданского общества, уверен, будут просто сметены нормальным течением времени. Все поменяется к лучшему в чуть отдаленной перспективе. А пока что нам надо – терпеть и временно запастись какими-то новыми форматами нашей деятельности. Чего я и желаю сотрудникам организации "Мемориал".

Николай Сванидзе: "Мемориал" будет работать, но это будет сложно"

– Они предлагают нам, в общем, врать про прошлое, выдавая вранье за гордость. Почему для того, чтобы гордиться своим прошлым, нужно врать, мне непонятно. Нам стыдиться нечего, потому что у нас прошлое очень яркое, но оно трагическое. Его нужно знать, чтобы оно не повторилось. Может быть, они хотят повтора.

Поскольку речь идет не о причинах юридического порядка, а идеологического, это принципиальное решение, решение гадкое, позорное, трусливое, но принципиальное по-своему – вот в этой трусости и позоре оно принципиальное. Поэтому я не думаю, что что-то изменится. "Мемориал" будет работать, но это будет сложно.