Почему на полуострове говорят, что Севастополь – не Крым? Каким знают и любят этот город местные жители? И почему внутренние противоречия Севастополя могли стать благоприятной почвой для российской аннексии Крыма?
Об этом в эфире Радио Крым.Реалии говорили с севастопольцем, переселенцем, руководителем общественной организации «Крымская диаспора» Анатолием Засобой.
– Расскажите о вашей жизни в Севастополе до 2014 года.
– Я родился и вырос в Севастополе, родом из Инкермана. Занимался бизнесом, общественной деятельностью, молодежной политикой, восемь лет работал в студактиве Севастополя. В Севастополе я встретил свою любовь.
– На ваш взгляд, насколько сильно отличаются Севастополь, который видят приезжие, и тот город, который знают местные жители?
Локальный патриотизм и местная ментальность делали Севастополь уникальным
– Люди, которые приезжают отдыхать, по-другому видят Севастополь. Ни разу не слышал отрицательного отзыва о Севастополе. Только восхищение, благодарность городу за гостеприимство. Локальный патриотизм и местная ментальность, действительно, делали Севастополь уникальным. Я всегда любил свой город, и сейчас остаюсь патриотом Севастополя. Нельзя заниматься общественной деятельностью, не любя город и общество. Это созидание, от любви.
Мы жили в приморском городе, но если за лето три раза выбрались на море, это было подвигом. Не было такой потребности, как поехать куда-то в отпуск. Наоборот, все летом приезжали в Крым, хотели побывать в Севастополе. Мы работали в офисе с видом на море, на Херсонес, и даже рабочие процессы проходили в атмосфере релакса. Не было такого напряжения, стресса, который испытывают жители городов-миллионников.
– Расскажите о ваших любимых местах в Севастополе.
Севастополь – город-памятник, можно неделями ходить по городу и впитывать его атмосферу
– Когда-то я написал стихотворение «Когда тебе приснился Крым». Накануне мне приснился мой родной дом, мой Инкерман, холмы, на которых мы жили. Мои деды и прадеды своими руками выбивали в скале место, чтобы построить там дом. И когда снится вид с верхних террас нашего участка на бухту и море, это что-то родом из детства. Очень теплые воспоминания, от которых я, честно говоря, отказывался на протяжении последних лет. Я и по-прежнему отказываюсь ностальгировать, переживать: на мне лежит ответственность за будущее моей семьи.
Севастополь – это город-памятник, можно неделями ходить по городу и впитывать его атмосферу. По-своему памятным для меня является Херсонес. Это, наверное, профессиональная деформация как общественника. Именно туда мы привозили Раджмохана Ганди, внука Махатмы Ганди, в рамках всеукраинской «Недели доверия». Этот эпизод сохранился в моей памяти вместе с атмосферой Херсонеса.
– Как вам жилось у моря?
– Детство возле моря дорогого стоит, сколько ярких воспоминаний. В детстве мы добывали под причалами мидий, крабов. Плавали, ныряли с масками. Тут же жарили мидий на жестянке. Все это сохранилось в воспоминаниях – пребывание рядом с морем, запах, атмосфера. Никого не хочу обидеть, но Днепр не дает такой силы, энергии. Море внутри меня, оно не отпускает. К сожалению, ни одесское, ни херсонское, никакое другое не заменит нам Черное море в Севастополе, в Крыму.
Your browser doesn’t support HTML5
– Есть распространенный миф о Севастополе как городе военных моряков. Но там был и гражданский флот, морской и рыбный порты, где работало очень много людей. Не было ли внутреннего конфликта в Севастополе между военным и гражданским флотом?
Был внутренний конфликт между украинскими и российскими военными. Это и ревность, и конкуренция, и бытовой проигрыш, который сыграл ключевую роль
– Нет, такого не наблюдалось. Был определенный внутренний конфликт между украинскими и российскими военными. Это и ревность, и конкуренция, и обида, и постоянный бытовой проигрыш, который, действительно был демотивирующим и сыграл ключевую роль. В результате в 2014 году только часть украинских военных и правоохранителей остались верны присяге.
А между гражданскими и военными не было такой конкуренции. Моряки играют важную роль в экономике региона, его культурных особенностях. Сейчас мы видим, что севастопольские моряки оформляют документы на материковой части Украины. Это потому, что и документы дешевле, и на международной арене украинский моряк котируется в рейтингах выше. Они все это знают, поэтому приезжают в Николаев, Запорожье, Херсон для переоформления документов и получения украинского паспорта моряка.
– Чем в большей степени является Севастополь – приморским городом или военным портом?
Военные составляли критическую массу населения. Это повлияло на особенность региона
– Однозначно, военным портом. Настолько особенное внимание всегда было к Севастополю на геополитическом уровне, как к военному городу, что во многом это повлияло на события 2014 года. Никто бы не боролся за гражданский порт так, как боролись за военный.
– Каково это – жить в закрытом городе?
– Я знаю это только по рассказам моих близких. Жизнь в закрытом городе накладывает отпечаток на локальную ментальность. Военные составляли критическую массу населения. Это повлияло на особенность региона. Уже после переезда в Киев мы обсуждали события 2014 года. И в беседе прозвучала мысль, что, к сожалению, локальный патриотизм – первый признак сепаратизма. Люди говорили: «В первую очередь мы севастопольцы, а уже во вторую – украинцы, граждане мира». Это одна из наибольших угроз. Если подбросить дров, все вспыхнет, разгорится пламенем, что мы и наблюдали. Поэтому с локальным патриотизмом важно не переборщить.
Локальный патриотизм – первый признак сепаратизма. Это одна из наибольших угроз: если подбросить дров, все вспыхнет
Нужно гордиться, любить свой город, но и свою идентичность. Я – украинец, это выбор каждого из нас, переселенцев. Более 50 тысяч человек уехали на материковую часть, и я могу с уверенностью сказать, что Севастополь – на первом месте по количеству переселенцев. Это статистика, вопреки распространенному мнению, что Севастополь был наиболее пророссийским.
– Почему на полуострове говорят, что Севастополь – это не Крым? Как ощущалась среди местных жителей эта инаковость?
– Севастополь поначалу был особенным, как закрытый город. Потом стал отдельным регионом. Конечно, это накладывало отпечаток. В Севастополе всегда было свое управление, этот город был привлекателен для Крыма как бюджетообразующий. Бюджет Севастополя был в два раза меньше, чем бюджет всей Автономной Республики Крым. Если бы Севастополь удалось включить в состав Крыма, он бы на треть смог увеличить свой бюджет. Поэтому, конечно, были и бюджетные баталии, борьба за ресурсы. Это накладывает отпечаток на взаимоотношения регионов и по сей день.
В Севастополе были неблагоприятные условия для ведения бизнеса. Политическая элита не содействовала тому, чтобы бизнес развивался. Была коррупция, взяточничество, отсутствие желания что-либо развивать. Сейчас Украина децентрализуется, мы видим возвращение ответственности на места. Севастополь от этого бы очень выиграл. Активисты Севастополя на волне 2014 года пытались что-то отстоять. Они находились в некорректном, неправильном, испорченном информационном поле, но были готовы бороться за свой город.
– Что происходило в Севастополе в 2014 году?
После публичных заявлений в наш офис приходила «самооборона», молодежное крыло которой я отказался возглавить
– В те дни было сложно объективно оценить, что происходит. Сейчас известно, что 20 февраля был дан старт для этой спецоперации, в СМИ много пишут, что ключевым событием стало противостояние под Верховным Советом Крыма 26 февраля. На самом деле, первой ласточкой стало 23 февраля, когда на площади Нахимова в Севастополе собрали 30 тысяч «российских туристов». Это было первое подобное событие, и я помню, что мы с севастопольской молодежью его игнорировали. Под конец этого мероприятия мы приехали в центр, он был перекрыт, и я помню по сей день, как навстречу мне шел мэр Инкермана. Первый вопрос, который он мне задал: «Анатолий, возглавишь молодежное крыло «самообороны»?
В те дни было сложно понять, что происходит. Первого марта мы сидели в офисе, обсуждали с молодежью, что мы можем сделать, чтобы хоть как-то отвоевать информационное пространство. Уже началась конфронтация, запугивали «поездом дружбы», начали собирать «самооборону». Мы планировали стратегию, а в конце дня стало известно, что Госдума России разрешила Путину ввести в Украину войска. Я помню страх, который охватил проукраински настроенных ребят, все стало настолько серьезно. Мы разошлись, но уже в понедельник я снял видеообращение к активистам, давал интервью. Нужно было понизить градус конфликтности. После таких публичных заявлений в наш офис приходила та самая «самооборона», ее молодежное крыло, которое я отказался возглавлять.
Мы боролись, и я горжусь, что выиграли битву за молодежь. Последнее здание, с которого сняли украинский флаг в городе, – это Севастопольский морской колледж. Есть множество примеров, как студенты были чуть ли не единственными противниками того пророссийского духа. Битва в целом проиграна, но за молодежь нам есть, чем гордиться.
– Как изменилась ситуация в Севастополе после 2014 года?
– Если говорить объективно, горожане стали больше бороться за реализацию своих прав и возможностей. Важно отметить, что проблем стало больше. Это инфраструктурные проблемы, перенаселение города – только 200 тысяч семей российских военных привезли туда.
У Севастополя были колоссальные возможности для изменения. У меня, как у патриота Севастополя, болит душа за то, что город мог во многом выиграть от тех позитивных изменений, которые, благодаря Майдану, сейчас происходят в стране.