Материалы для Гааги: война и сексуальное насилие на Донбассе

Более 100 страниц свидетельств о насилии на Донбассе, зафиксированных в период 2014-2017 годов, передали Офису прокурора Международного уголовного суда представители «Восточноукраинского центра общественных инициатив» (ВЦОИ), входящего в Коалицию правозащитных организаций «Справедливость ради мира на Донбассе», и FІDH (Международная федерация прав человека). Среди прочего, установлено 121 место незаконного содержания людей в отдельных районах Донецкой и Луганской областей, контролируемых российскими гибридными силами, и 17 мест ‒ на подконтрольных Киеву территориях. В показаниях зафиксировали не менее 40 преступлений, связанных с сексуальным насилием. Владимир Щербаченко, председатель ОО «Восточноукраинский центр общественных инициатив», рассказал в интервью Радіо Свобода об особенностях уголовных преступлений, связанных с сексуальным насилием, а также о том, каковы перспективы расследования этих преступлений судом в Гааге.

​‒ О чем говорится в представлении в Международный уголовный суд в Гааге, фиксировали ли такие преступления за последний год?

‒ Мы с начала конфликта фиксировали нарушения (свидетельствующие о сексуальном насилии на Донбассе ‒ ред.). Но основные преступления совершались в начале конфликта. В отчет не включены случаи за 2018 год. У нас таких случаев не задокументировано. Но и информация, которую мы собрали за предыдущие годы, появляется только сейчас. И, фактически, каждые несколько недель мы находим нового человека. Люди соглашаются говорить только сейчас и рассказывают о преступлениях, происходивших ранее.

Сексуальное насилие ‒ это фактически последняя вещь, о которой люди вообще соглашаются рассказывать. Это везде в мире такая тенденция, что люди рассказывают только после того, как это (преступление ‒ ред.) произошло много лет назад. Когда прожили, обдумали, возможно, у кого-то эта травма отошла. Здесь нет ничего уникального и важно расследовать эти преступления, говорить о них сейчас. Те, кто нашел в себе силы об этом говорить сейчас, ‒ очень важно хотя бы каким-то образом помочь этим людям и уменьшить тот вред, который они получили.

‒ Сколько случаев сексуального насилия на Донбассе в результате вооруженного конфликта удалось зафиксировать?

‒ Зафиксировано 121 место незаконного содержания людей на контролируемой так называемыми группировками «ЛДНР» территории. Еще 17 мест ‒ на контролируемой Киевом. Нами зафиксировано не менее 40 преступлений, связанных с сексуальным насилием. Это те случаи, где удалось четко идентифицировать локации. Таких мест на самом деле у нас зафиксировано со стороны «сепаратистов» более 200. Да, эта информация, прежде всего, из интервью, так как на оккупированную территорию не имеем возможности попасть, посетить те места. Туда даже те международные институты, которые там работают, не допускаются (речь идет о специальной миссии ОБСЕ ‒ ред.). Мы прежде всего опираемся на свидетельства людей, как правило, это не один человек. Иногда какие-то свидетельства появляются в социальных сетях, местных публикациях, блогах. Все это сводится вместе, чтобы свидетельства подтверждали друг друга. Те свидетельства, которыми руководствовались мы, и цифры ‒ это не слухи. Мы указываем в представлении факты, где люди сами о себе рассказывают, что они подвергались различным формам сексуального насилия или что они были непосредственными свидетелями, видели как это насилие происходило в местах несвободы.

‒ О каких местах несвободы говорится и кто отвечал за них?

‒ Эти места несвободы образовывались, как правило, при каждом незаконном вооруженном формировании. Проще говоря, при каждой банде. Люди, возглавлявшие эти группировки, осознавали, что такие места несвободы существуют, и о методах обращения с удерживаемыми там лицами они также знали. Об этом говорят заключенные ‒ уже освобожденные. Это такие люди, как Ходоковский, тот же Плотницкий (пока жив), Безлер, гражданин России.

Подконтрольные России силы на Донбассе возвращают пленных украинских силовиков, архивное фото

‒ А как насчет кураторов?

‒ Этих людей сложнее идентифицировать по фамилиям. Можно двигаться в двух направлениях. Мы как раз с коллегами из международных организаций обсуждали, что делать, какой должна была быть стратегия суда в том случае, если этих руководителей, условно говоря, бандформирований убивают. Можно опускаться вниз, до непосредственных исполнителей, которые так же должны понести ответственность.

Более сложное направление ‒ это российские кураторы и те люди, которые вне иерархии этих формирований в пределах так называемых «ЛДНР». Очевидно, эти люди знали, что происходит в этих тюрьмах. У меня сомнений нет. Это, конечно, сложнее доказать, но это необходимо делать.

Мы прекрасно понимаем, что все эти безумные Безлеры, маньяки, Ходоковские ‒ эти люди просто так не появились бы, если бы политика соседнего государства не была одобрена на высшем уровне. Поэтому, конечно, мы надеемся на это и будем ради этого работать.

Место убийства главаря группировки «ДНР» Александра Захарченко

‒ В своем представлении вы указываете, что на территории, контролируемой украинскими силовиками, тоже были места незаконной несвободы. О чем идет речь и были ли зафиксированы факты сексуального насилия там?

‒ О чем идет речь? Речь идет о таких же местах несвободы, незаконных тюрьмах, которые функционировали при том, что мы называем добровольческими батальонами. И подразделения СБУ такие места создавали. Сейчас их нет или мы о них не знаем, их ликвидировали. Случаи сексуального насилия в разных формах были так же и в этих местах несвободы. К сожалению или к счастью, нам известно не так много случаев такого насилия. У нас нет информации, которая позволила бы говорить о том, что такие случаи носили массовый и системный характер.

Собственно, «Торнадо» ‒ наиболее известный кейс в этом случае. И то, что представители этого подразделения осуждены за эти преступления, то это, скорее, аргумент для Международного уголовного суда не выдвигать эти преступления в отношении подконтрольных правительству формирований, поскольку суд рассматривает преступления, не расследуемые правительством.

‒ Ведет ли какие-то расследования украинская сторона в этом направлении?

‒ Расследование не является эффективным в отношении тех преступлений, которые совершались на подконтрольной «сепаратистам» территории. У нас уже сотни людей, мы задокументировали случаи о людях, которые подвергались пыткам в этих незаконных местах несвободы. Когда открывается даже производство по этим случаям, то проблема в том, что следователи не квалифицируют эти преступления как сексуальное насилие. Здесь есть проблемы с законодательством. Часто они не хотят этого делать, поскольку доказать позже эти преступления будет гораздо труднее.

‒ Считаете, нужно менять украинское законодательство?

‒ Да, такая необходимость существует, есть законопроекты. Уголовный кодекс должен быть приведен в соответствие с международным уголовным законодательством, поскольку наше законодательство не отвечало этим стандартам, многих преступлений там просто не было, поскольку мы жили в мирной стране, где подобные случаи не имели места и практики как таковой не было. Уже четыре года идет война и, конечно, законодательство должно быть изменено, должно отвечать реалиям. К сожалению, все происходит крайне медленно. Кроме того, Украина хотя и не ратифицировала Римский статут, но подала два заявления о том, что суду предоставляется юрисдикция в отношении международных преступлений, совершенных на территории Украины с 21 ноября 2014 года. Теперь нужно полноценно ратифицировать этот статут, вот и все. Я думаю, что Офис прокурора будет стимулировать к признанию тех преступлений, преследованию тех людей, которые совершили тяжкие преступления, в том числе и представителей Российской Федерации.

‒ Что в данной ситуации может Международный уголовный суд, в частности, если на неподконтрольной Киеву территории сейчас фактически законодательство не действует, как и международное право?

‒ Международный уголовный суд, собственно, поэтому и международный, потому что он обладает универсальной юрисдикцией. То есть преступления, совершенные этими людьми, считаются тяжелыми преступлениями в мире: военные преступления или преступления против человечности. Если суд открывает производство, то независимо от того, где находится преступник, он уже в фокусе работы суда. Это, к сожалению, дело не одного года. Будем надеяться, что рано или поздно это произойдет.

‒ Каковы ваши цели и ожидания от представления в Офис прокурора?

‒ У нас две цели. Во-первых, мы хотели, чтобы Офис прокурора все-таки принял решение о полноценном расследовании. Сейчас лишь предварительная стадия и, к сожалению, они еще не определились с тем, что преступления, подпадающие под Римский статут, имели место. И в этом представлении, а оно насчитывает более 100 страниц, мы показываем, что такие преступления действительно имели место. То есть убеждаем представителей Офиса прокурора в этом. И вторая наша цель, которую мы имеем, ‒ мы хотели бы, чтобы в полноценном производстве, которое будет открыто по Украине, а там будут несколько статей: очевидно, это пытки, возможно, это не выборочные обстрелы, мы также хотели бы, чтобы одним из преступлений было именно сексуальное насилие, по которому будет проводиться расследование. И наше представление посвящено исключительно этой теме. Мы убеждаем, что это имело достаточно массовый и системный характер для того, чтобы такое производство могло быть открыто.

Однако в ходе тех всех встреч и консультаций пришлось слышать: я не уверен, что в этом году будет открыто производство или даже предварительное расследование. Как и в других случаях, в отношении других стран, к сожалению, эта международная юрисдикция восстановления справедливости происходит крайне медленно. Это системная проблема. Сколько лет это займет ‒ сложно сказать.

‒ Украинская власть и дипломаты поддерживают представление, есть ли сотрудничество?

‒ К сожалению, в этом направлении поддержки нет. Хотелось бы более активного сотрудничества на международном уровне. Не всех преступников отправят в Гаагу. Многие люди здесь должны понести справедливое наказание. Что касается этих тюрем, иногда мы знаем о большем количестве свидетелей или пострадавших, чем прокуратура допрашивает. Я думаю, что даже в этом направлении мы могли бы больше сотрудничать.

МУС был создан как межправительственная организация в Гааге, в Нидерландах, в 2002 году по договору, известному как Римский статут Международного уголовного суда.

Юрисдикцию суда признают 123 страны, ратифицировавшие Римский статут. Эти страны-члены включают всю Южную Америку, почти всю Европу, большинство стран Океании и около половины Африки.

Еще 31 страна подписала, но не ратифицировала Римский статут. Среди них и Украина, которая в 2000 году подписала Римский статут Международного уголовного суда, но Верховная Рада до сих пор не ратифицировала этот документ. Из-за этого прямо обратиться в суд Украина не может. Поэтому, чтобы преступления России против Украины стали подсудными МУС, правительство Украины подало соответствующую декларацию, которой признало юрисдикцию Суда по предусмотренным Уставом преступлениям, совершенным на территории Украины в период с 21 ноября 2013 года.

Международный уголовный суд (МУС) действует как межгосударственная организация и занимается делами о геноциде, преступлениями против человечности и военными преступлениями. Прокурор МУС является единственным лицом, которое может предоставить квалификацию этих дел.

Вооруженный конфликт на Донбассе продолжается с 2014 года после российской аннексии Крыма. Украина и Запад обвиняют Россию в вооруженной поддержке боевиков. Кремль отвергает эти обвинения и заявляет, что на Донбассе могут находиться разве что российские «добровольцы». По данным ООН, за время конфликта погибли более 10 300 человек.