«Россия играет на грани»: зачем Кремлю фейки о военной технике

Владимир Путин предложил Госдуме расторгнуть Договор об открытом небе (The Treaty on Open Skies, подписан в Хельсинки в 1992 году): он позволял странам-участникам облетать на самолетах территорию других стран-членов, чтобы наблюдать за военными маневрами. Председатель Госдумы России Вячеслав Володин отметил, что так Россия отвечает на выход США из этого договора в ноябре прошлого года; он обвинил Вашингтон в «разрушении всей архитектуры международной безопасности». Как же теперь отслеживать военные перемещения России?

О выходе России из «Открытого неба»

Алексей Ижак, эксперт Национального института стратегических исследований: Я считаю, что этот шаг был более политически-знаковым: «Смотрите, нас нельзя еще списывать со счетов». Вопрос: что Россия теряет, а что получает – для российского руководства не особо стоит. На фоне общего охлаждения со всем миром, кроме некоторых стран, для России это был политический шаг: показать, что с ними надо считаться, они никого не бояться и способны сидеть в осажденной крепости сколько угодно.

Валентин Бадрак не считает, что этот договор был каким-то элементом сдерживания или контроля

Валентин Бадрак, военный эксперт, директор Центра исследований армии, конверсии и разоружения: Существует значительное количество возможностей, которые будут позволять отслеживать все перемещения России. Договор об открытом небе – это скорее был элемент в системе мероприятий по развитию взаимного доверия. Это больше психологический момент содружества, совместной верификации. Я помню времена, когда были верификации Черноморского флота. И даже в ходе этой верификации создавались какие-то преграды. Россия всегда шла на хитрости и на игру. При чем частенько просто для тестирования возможностей работы спецслужб, которые были в это вовлечены.

Говорить сейчас, что этот договор был каким-то элементом сдерживания или контроля, я бы не преувеличивал его роль.

Что касается технологий, то сегодня возможностей у всего мира больше отслеживать и контролировать перемещение любых видов подразделений, войск, техники. Другое дело – на этом фоне мы наблюдаем ослабление политической воли к борьбе. Когда мы видим такие проблемы, как комплектование «Бундесвера» на фоне всеобщего благополучия в Европе, то в совокупности с конфронтацией внутри НАТО (между США и Турцией, между Турцией и Грецией, между Турцией и Германией) это позволяет Путину играть, даже будучи открытым на ладони для всех.

Беспилотники сильнее самолетов?

Валентин Бадрак: Думаю, что этот договор достаточно давно устарел. Действительно, технологически он потерял свое значение. На сегодняшний день куда более актуальны вопросы космической разведки и развитие беспилотной авиационной техники, которая делает куда больше, чем мог сделать самолет АН-30 со своей аппаратурой. Более того, сейчас развиваются и наземные средства. Даже если мы говорим про Украину, создан новейший радар для военно-морских сил, где 450 км воздушного пространства просматривается с корабля или с береговой линии.

Беспилотная техника сейчас должна развиваться во всех направлениях, в том числе даже если акценты сделаны на ударные беспилотники, то создаются разведывательно-ударные комплексы.

Я могу вспомнить прошлогоднее заявление Илона Маска о том, что даже такой серьезный истребитель как F-35 не будет иметь никаких перспектив в сражении с беспилотным аппаратом, в котором будут внедрены элементы искусственного интеллекта. Украина серьезно отстает технологически, но даже в нашей стране есть как минимум 2-3 компании, которые занимаются внедрением элементов именно искусственного интеллекта в безэкипажную технику.

Мы стараемся здесь наверстать за счет технологического скачка, технических упущений, которые были в течение двух десятков лет – небрежное отношение к собственной армии.

Система международной безопасности и договорная база были разрушены, я бы сказал еще в феврале 2014 года, когда Россия начала захват Крыма и войну против Украины.

Фейки о российской военной технике

Валентин Бадрак: Обратите внимание, какие акценты сейчас в российской прессе. Практически каждый день мы находим что-то об «Охотнике» – новом стратегическом беспилотнике. Россия сейчас ведет три параллельные разработки таких мощных беспилотников, которые она презентует как беспилотники стратегического уровня. Но говорить о завершении этих работ и о том, что она будет использовать их в полном объеме при уровне современных российских фейков, я бы не стал преувеличивать.

Только в прошлом году мы насчитали порядка пяти российских проектов, которые можно считать фейками. Начиная от танка «Армата» и заканчивая новым военно-транспортным самолетом. Россия сейчас находится в технологическом тупике. Мы всегда говорили, что должны это использовать: там, где Россия зависит от каких-то иностранных решений или комплектующих, там она захлебывается. Там, где она в течение многих лет работает самостоятельно, без оглядки на Запад, там она достигла определенного прогресса.

Беспилотный летательный аппарат «Охотник» во время первого совместного полета с истребителем Су-57. Скриншот с видео Минобороны России

Россия сегодня отстает от США в части беспилотной техники. Насколько именно – это сложно сказать. Но ее технологическое отставание умножается на высокий порог авантюризма. И он создает степень рискованности игры – когда Россия играет на грани. Как только она видит силу, как сбитый ее самолет турецкими ПВО в 2015 году, сразу же отступает на два шага назад. Но когда все тихо и спокойно, то Россия пытается за счет этой игры позиционировать себя на очень высоком уровне. Я не исключаю, что эта игра в апреле, когда Россия сосредоточила от 100 до 150 тысяч своих войск вокруг границ Украины, посвящена одному единственному эпизоду – создать условия для хороших переговоров Путина с Байденом. Хорошие – с точки зрения российских интересов.

Алексей Ижак: Из общей системы технической разведки можно сказать, что ушло такое небольшое звено в виде пролетов над Россией со стороны США и европейских стран. Соответственно, Россия не может летать, но все остальное регулируется совершенно другими процедурами, которые существуют в рамках союзных отношений – обмена информации от шпионов до спутников. Это осуществляется по другим каналам и процедурам.