«Усилился страх мировой войны и произвола властей». Каким был 2021 год для россиян

Аналитический центр Юрия Левады (принудительно внесен в реестр иноагентов российским Минюстом) выяснил путем массового опроса, как оценивают россияне уходящий год и какие его события представляются им наиболее важными, пишет Радио Свобода.

В целом 2021-й год не очень понравился людям. Хорошим его сочли лишь 12% граждан, плохим – 28%. Большинство, 59% респондентов оценивают этот год как средний. Впрочем, когда социологи спросили, каким этот год был для вас лично, чуть больше половины опрошенных сказали, что он удачный.

На первом месте среди событий года – пандемия коронавируса, а также связанные с ней вакцинация и ограничительные меры (это упоминает почти половина опрошенных). Далее с большим отрывом следуют авария на шахте "Листвяжная", стрельба в образовательных учреждениях, пожары в Якутии, выборы в Госдуму, спортивные и международные события. Такие события, как включение ряда СМИ в список иноагентов, Нобелевская премия Дмитрия Муратова, возвращение и арест Алексея Навального, скандал, связанный с пытками в колониях, набирают лишь от 4 до 10% голосов.

Сотрудник ФБУ "Авиалесоохрана" на месте природного пожара в Якутии

Исследование комментирует руководитель отдела социально-политических исследований "Левада-центра" Наталья Зоркая.

– Итоги года мы подводим каждый раз в декабре, спрашиваем людей об общих оценках прошедшего года и о том, чего они ждут от года следующего. Чем отличается 2021 год от предшествующих лет? В целом, конечно, весь прошлый год по-прежнему определяла пандемия коронавируса, и это событие по-прежнему занимает первую строчку в списке. Тем не менее, по сравнению с прошлым годом это ощущение тяжести, ужаса и страха несколько ослабилось и перешло в более спокойную фазу. В прошлом году был очень сильный подскок: когда люди оценивали прошедший, 2020 год для России, до 80% говорили, что он тяжелее, чем предыдущий. Сейчас таких больше половины, но все-таки уже гораздо меньше, чем тогда. Люди в основном ждут, что следующий год будет, возможно, получше, то есть включаются обычные для российского общественного мнения общие упования. Когда же россияне говорят о своей собственной жизни, они чувствуют себя несколько увереннее, смотрят в свое будущее спокойнее, чем в будущее страны.

– Какие тренды определяли 2021 год?

– Россия уже почти 8 лет после событий 2014 года живет в состоянии международной изоляции, и все это еще значительно усиливается, чем дальше, тем больше, конфронтация нарастает. Сопутствующая пропагандистская риторика, особенно на телевидении, остается примерно такой же жесткой. Но на этом фоне отрицательное отношение к "главному врагу", к США, постепенно несколько снижается. Также снижается отрицательное отношение к Европейскому союзу, которое стало преобладать в опросах после 2014 года (раньше этого не было). Постепенно ситуация такого противостояния в массовом сознании ослабевает, как ослабевает в последние два года и оценка угрозы со стороны НАТО.

Речь тут идет, прежде всего, о группах, слабых в социальном плане: это люди пожилые, бедные, живущие не в крупнейших городах. Вот им свойственны более мирные установки. С другой стороны, можно фиксировать какую-то усталость от этого противостояния, которое еще лет пять тому назад было мобилизационно-массовым. Что очень важно: поскольку именно эти люди и составляют основную аудиторию федеральных каналов, получается, что пропаганда в какой-то степени перестает работать, ее мобилизационно-агрессивная функция ослабевает.

Конечно, накачанная история с тем, что НАТО – наша главная угроза, сохраняется для значительной части людей. Но оценка угрозы со стороны стран, входящих в НАТО, за последние три года упала с 50 до 35%, и это существенное падение, притом что последний замер был совсем недавно и уже на фоне серьезнейшего обострения отношений.

Наталья Зоркая

Если посмотреть динамику страхов за прошлый год, тут тоже вырисовывается интересный тренд: страхи растут. Усиливается страх мировой войны, причем, опять-таки, в периферийных группах, которые все больше чувствуют дестабилизацию положения дел не только в своей обыденной жизни, но и вокруг. Усиливается и страх произвола властей, причем очень серьезно (он на третьем месте) страх возврата к массовым репрессиям, поскольку люди видят, что происходит у нас в последнее время в судебной практике, все эти разнообразные дела, в результате которых жесточайшие тюремные сроки присуждают людям за какое-то хулиганство или вообще непонятно за что. Информация об этом проникает в толщу общества и находит отклик.

То, что в прошлом году стало особенным событием для либерально-демократической среды (например, признание ряда СМИ иноагентами), в списке событий года находится на одном из последних мест. То есть на уровне массового сознания сами по себе эти события не вызывают отклика, но, тем не менее, усиливается разливающийся по обществу страх, что ты можешь попасться на удочку буквально за все на свете.

– Как я понимаю, либеральная повестка (публикация видео с пытками в тюрьмах, протесты, иноагентские истории) вообще остается на далекой периферии общественного сознания. Но это ведь, видимо, обычная картина, свойственная не только минувшему году?

– Да, это обычная картина. События такого рода, как, скажем, арест Алексея Навального и начало его тюремного срока и то, что вы перечислили, – отмечают, как правило, 5–7% опрошенных. Это связано с тем, что самая продвинутая, самая информированная часть потребителей разных источников информации, самая компетентная, способная формулировать и аргументировать свое мнение, по разным оценкам, как раз и составляет от 5 до 10%. Это как раз те люди. Между прочим, и пользователей Фейсбука в России примерно столько же (несколько больше, сейчас эта аудитория немножко растет), а Фейсбук – это все-таки место общения либеральной среды.

Вот это и есть тот самый слой. И проблема не в том, что он узкий, просто то, что ему важно, не распространяется на другие группы. Эти люди потребляют разные источники информации, не просто интернет, а различные интернет-издания, которые теперь уже практически все стали "иностранными агентами". Телевидение для этой группы не играет никакой роли, в то время как для подавляющего большинства (особенно для более пожилой и не урбанизированной среды) оно остается самым массовым каналом. А там те события, о которых мы говорим, важные для либеральной среды, подаются либо в негативном ключе, либо вообще замалчиваются. Так, в частности, получилось с присуждением Нобелевской премии мира главному редактору "Новой газеты" Дмитрию Муратову – на телевидении было крайне мало информации об этом. А в каких-то ток-шоу это обсуждалось даже и в негативном ключе.

Люди в массе своей и не очень знают об этом, это не входит в их повседневный кругозор интереса и обсуждения, а боятся они вещей более общих – войны, репрессий. Репрессии, как и в сталинские времена, изначально затрагивают не самую большую часть населения, тем не менее, страх распространяется, потому что информация об этом проникает через интернет, а интернетом у нас пользуется сейчас очень большое количество людей.

Дмитрий Муратов получил Нобелевскую премию мира

– Что происходило в течение года с основными показателями отношения людей к процессам, происходящим в социально-политической сфере?

– Я не могу сказать, что были какие-то тренды, связанные с сильными изменениями. Это все кумулятивные эффекты, то есть эти процессы могли начинаться раньше, как, например, снижение уровня одобрения президента. Оно начало постепенно снижаться после пенсионной реформы 2018 года и как опустилось до цифр вокруг 60%, так никуда и не движется: особенно не падает ниже, но и не растет. Это такая устойчивая относительная низкая оценка по сравнению со временем крымской мобилизации, когда это было под 80%. Ничего из того, что делается, – ни выборы, ни какие-то другие события – не влияют на результат.

Выборы в Государственную думу в этом году вообще прошли в ситуации, когда никакой мобилизации у населения не было, хотя они и отмечаются в списке событий года (их называет примерно одна пятая опрошенных, но это почти формальный ответ).

Постепенно нарастают протестные настроения. В этом году, хотя у нас экономика более-менее держится, тем не менее, доходы, если и увеличиваются, то почти незаметно, а инфляция растет, цены растут и, конечно, растет социальное напряжение. Однако протестные настроения не так велики по сравнению с периодом 2012–13 годов, когда был их резкий подскок на фоне городских протестов (в Москве на Болотной и в других городах). Тогда все-таки многие люди в этом участвовали или по крайней мере говорили, что когда-нибудь будут участвовать. У нас есть две разные формулировки вопросов – "Возможны ли протесты?" и "Примете ли вы в них участие?" Сейчас тенденция такая, что оценка вероятности протестов растет (под 40% положительно оценивают эту возможность), а готовность участвовать почти не меняется.

Это связано с жесточайшими репрессивными мерами последних лет, направленными на подавление любых свободных проявлений: выхода на улицу и так далее. На это люди уже насмотрелись, и, конечно, они этого боятся. Но другое дело, что такие жесткие меры при растущем в обществе напряжении просто загоняют протест вглубь, и рано или поздно он может прорваться.

– Если сделать выводы из сказанного вами, что это за картина в общественном мнении, как бы вы ее охарактеризовали?

– Это картина депрессивного состояния общества, которое по-прежнему не видит для себя никакого будущего, и это будущее все больше схлопывается. Люди высказывают надежду на улучшение, но, как правило, это происходит на уровне семьи, на личном уровне, то есть там, где что-то зависит от самих людей. Это единственный институт, за который наши граждане считают себя ответственными и полагают, что тут они могут на что-то повлиять, а на все остальное, начиная со своего двора и муниципалитета, они повлиять не могут.

А потом, какое будущее, если прорисовывается возможность войны?! На что тут надеяться? И если это так, тогда общественное мнение совершенно не нацелено на изменения, на развитие, а направлено только на самосохранение. Это просто физические выживание, жизнь день за днем с преодолением массы трудностей. И в этом общественном мнении не расширяется влияние группы, которая могла бы задавать перспективы развития. Сейчас уже странно об этом говорить, ведь все это в прошлом. Так называемая опора возможной модернизации, изменения, развития – эта группа не только не увеличивается, но и вымывается, потому что все-таки идет довольно ощутимая эмиграция, особенно из продвинутых слоев, так называемая утечка умов.

В этом состоянии общества, когда практически нет авторитетных групп, люди с высшим образованием уже очень давно перестали чем-либо отличаться от остальных. Общественное мнение становится больше подвержено страхам, упрощается, архаизируется. Происходят застойные, тяжелые депрессивные процессы, которые не вселяют никакой уверенности в то, что дела не пойдут хуже. Запас прочности против того, что происходит сейчас в нашей жизни, который мог бы быть связан с возможной активностью, действием, очень слаб, – отмечает социолог Наталья Зоркая.

Сотрудники другой социологической службы, Фонда "Общественное мнение", в течение 2021 года каждую неделю задавали россиянам вопрос о том, какие ее события запомнились им больше всего. Об этом – управляющий директор Фонда, доктор социологии Лариса Паутова.

– В начале года внимание людей привлекали к себе события вокруг Алексея Навального (его возвращение и арест). Также люди вспоминали события после выборов президента США, протесты в США, отмечали встречу Байдена и Путина и внешнеполитические конфликты. Основные события, которые максимально набрали проценты в течение некоторых недель, были связаны прежде всего с гибелью наших молодых сограждан. Это и расстрел в Казани, когда дети погибли в школе, и расстрел в университете в Перми. На первое место среди событий недели выходила, допустим, гибель лидера МЧС, люди это обсуждали. Это, конечно, и трагедия на шахте "Листвяжная". Очень часто вспоминают о смерти многих известных людей, ушедших в течение года. Гражданам запомнились также и акции материальной помощи государства пенсионерам и семьям с детьми: как выясняется, это не проходит мимо.

Цветы и свечи в память о погибших шахтерах у представительства Кузбасса при Правительстве РФ

Выборы в Госдуму не стали архиважным событием, особенно учитывая то, что как раз в это время произошла очередная трагедия. И очень важный момент – все лето в центре внимания были аномальные события с природой и катастрофы: то наводнения, то ураганы, то смерчи, то пожары (видимо, потому что СМИ очень много об этом говорят).

В предыдущем, 2020 году главным событием была пандемия коронавируса. Сейчас все-таки уже есть момент привыкания, адаптации к этой ситуации. И хотя в открытом вопросе о важнейших событиях года она у нас на первом месте, острота восприятия уже не та. В течение года пандемия держалась уже на привычном, нормализованном уровне - где-то 5–15%, что несравнимо с цифрой 60–80% в 2020 году.

Конечно, сквозная тема этого года – это вакцинироваться или не вакцинироваться, отношения между ваксерами и антиваксерами, а также дискуссии на тему, нужны ли QR-коды или это ограничение свободы людей. В следующем году фонд "Общественное мнение" будет выпускать книгу "Почему люди не вакцинируются?". Наши исследователи, кстати, до сих пор не понимают, почему они не вакцинируются: тут люди озвучивают массу самых разных объяснений своей позиции.

Лариса Паутова

Все это шло постоянным фоном в течение года. В целом же произошло опривычивание новой пандемической реальности, попытка приспособиться к ней, – говорит социолог Лариса Паутова.

Политолог Глеб Кузнецов, руководитель экспертного совета Экспертного института социальных исследований, предполагает, что 2022 год будет жестким в политическом смысле, причем во всем мире и именно из-за пандемии.

– У чиновников стало значительно больше контроля за тем, что происходит в обществах, различные демократические страны отказались от многих демократических традиций. Больше контроля, больше ограничений – для администраций это действительно удобно, и, думаю, они совершенно не собираются от этого отказываться. В той же Европе уже просто рефлекторно врубаются ограничения при появлении каждого нового штамма.

Глеб Кузнецов

"Штамм" – это, безусловно, слово года. Но надо понимать, что штамм вируса – это сугубо специфическая научная история. Лечатся они одинаково, специфических вакцин нет. Штамм не обладает новыми функциями по отношению к "дикому варианту", разница выражается в "больше-меньше". То есть информация о штаммах – это бесполезное сотрясание воздуха для массовых аудиторий и даже для практикующих врачей. Тем не менее, появление новых штаммов постоянно используется на фоне усталости населения и рутинизации пандемии.

И бразильцы, и южноафриканцы, и индийцы немало удивлялись известности, полученной их "национальными штаммами", и пытались привлечь внимание к тому, что "все не так", но их никто не слушал. Во внимании властей к тому или иному штамму, на мой взгляд, первичны не его свойства (контагиозность или летальность), а политические задачи, характерные для конкретного периода. Жесткость вводимых ограничений также исходит из политических задач, а не из реальной угрозы, что особенно выпукло проявилось после выявления "омикрона".

Самое главное: появлением новых штаммов объясняется нарушение предыдущих "контрактов". "Посидим в локдауне – и пандемия кончится" ("дикий" штамм). "Вакцина на подходе – посидим еще, подождем – и на свободу" ("альфа"). "Вакцинируемся – и пандемия кончится" ("дельта"). Пандемия не кончается, а штаммы – это "форс-мажор", обнуляющий ответственность элит за невыполнение предыдущего договора.

Пациент и медсестра во время вакцинации от COVID-19 в ГУМе

В 2021 году публичная позиция властей теряет человечность, свойственную контексту 2020-го ("все будет хорошо", "единый народ решает общую проблему"). Никакой эмпатии, только агрессия. Но сила действия равна силе противодействия, и очевидно, что популярность "омикрон"-волны будет невысокой, а претензий к начальству – все больше и больше.

– А как, на ваш взгляд, повлияла пандемия на международные отношения?

– В контексте той напряженности, которая существует в мире в последнее время, я очень надеюсь, что у всех участвующих сторон хватит сдержанности и здравого смысла, чтобы решить дело миром. Но проблема в том, что связанные с пандемией ограничения контактов, в том числе и среди дипломатов, тоже оказывают влияние на международную обстановку. Меньше коммуникаций – соответственно, больше разного рода опасностей и непонимания. Когда общение происходит онлайн, а не при личной встрече, это совершенно другая история. Я уверен, что многие международные проблемы гораздо легче разрешались бы при личных контактах дипломатов и глав государств.

В этом смысле пандемия оказала более серьезное влияние на происходящие в мире процессы, чем мы могли предположить и чем об этом говорится сейчас. Мы видим множество ее опосредованных, непрямых эффектов, в том числе и в экономике – разрушение цепочек поставок, инфляция и много чего еще. Это характерно и для политики: люди стали меньше общаться, нарушились привычные способы обсуждения и принятия решений. Я думаю, человечество тут сильно потеряло.