Министр юстиции России Константин Чуйченко заявил, что пытки осужденных в колониях – это проявление профессиональной деформации у сотрудников Федеральной службы исполнения наказаний. Корреспондент Север.Реалии с помощью экспертов разбиралась, насколько для системы характерна профдеформация, как она проявляется и можно ли ее лечить. И причем тут, собственно, пытки.
Скандал с разоблачением системной практики пыток в тюрьмах, вспыхнувший после публикации видео из саратовской тюремной больницы правозащитным проектом Gulagu.net, начался с предания гласности "пыточного архива", полученного от бывшего заключенного. После Саратова были видео из белгородской ИК-4, камчатской ИК-6, иркутском СИЗО-1, омской ИК-2 и других колоний и изоляторов. После публикации первого видео руководство УФСИН Саратовской области ушло в отставку, были уволены 18 нижестоящих сотрудников и возбуждено 17 уголовных дел о "превышении полномочий".
Российские власти заявили о возможной модификации двух статей уголовного кодекса. Сенатор Клишас и депутат Крашенинников предложили наказывать за пытки как за один из видов превышения служебных полномочий (ввести новый пункт в статью 286 Уголовного кодекса России). И хотят ввести более широкий, чем сейчас, перечень тех, кто может оказаться в ситуации принуждения к даче показаний (изменения статьи 302 Уголовного кодекса России).
По данным Судебного департамента при Верховном суде России, в 2020-м году в стране 536 сотрудников правоохранительных органов были признаны виновными в превышении должностных полномочий с применением насилия или специальных средств (пункты "а" и "б" части 3 статьи 286 Уголовного кодекса России). Кроме сотрудников ФСИН были осуждены преставители МВД, ФСБ и других ведомств. 43% осужденных за пытки силовиков, наказания для которых добивался Комитет против пыток, получили условные сроки. Средний реальный срок составил около четырех лет. В половине случаев возбудить уголовное дело не удалось. В первом полугодии 2021 года по той же статье осуждены уже 267 человек.
"Я даже представить себе не могу, что может быть еще хуже, чем вот это, – сказал министр юстиции Чуйченко о пытках. – И с этим надо, конечно, чего-то делать. Хотя во ФСИН там работает очень много честных, порядочных и человечных людей. Это надо признать". Конкретных изменений, кроме "смены ментальности", министр юстиции, впрочем, не предложил. Вместо него это сделал полковник ФСИН в отставке Михаил Науменков, который назвал пытки результатом влияния на сотрудников тюремной субкультуры. "Работа в специфических условиях, с контингентом. У людей, которые попадают в тюрьму, сильно меняется психология. На сотрудников оказывается очень сильное психологическое воздействие," – сказал Науменков.
Чтобы исправить ситуацию, полковник предложил отправлять "озлобленных надзирателей" на отдых в санатории и в группы психологической помощи, подобные тем, которые есть для заключенных.
Основатель Gulagu.net Владимир Осечкин уверен, что тех, что кто занимался пытками, нужно отправлять не в санаторий, а в исправительную колонию. Уже там, после вступления приговора в силу, с ними должны работать психологи и корректировать их поведение, менять же нужно всю систему. В первую очередь – забрать контроль над ФСИН у ФСБ и оперативных отделов и передать его Минюсту.
Владимир Осечкин
– Все сотрудники ФСИН, включая тюремных медиков, вынуждены выполнять поручения и требования оперативного управления и оперотделов в СИЗО и колониях. Нужно оперативникам добиться от человека сотрудничества, завербовать его как негласного агента, склонить его к даче показаний в рамках уголовного дела? Сотрудники будут это делать.
В самих учреждениях есть камеры-"люкс" с техникой, домашней едой, алкоголем и наркотиками, рассказывает Осечкин. В них сидят "випы", которые дают взятки и сотрудничают с оперативниками. А есть пресс-хаты, в которых людей бьют, пытают, унижают, насилуют и в некоторых случаях – убивают. И весь личный состав учреждения знает, что происходит и в первых, и во вторых.
По мнению правозащитника, профдеформация сотрудников ФСИН проявляется в игнорировании и оправдании пыток. В "пыточных камерах", как они считают, проводятся "спецмероприятия", в которые нельзя вмешиваться никому, кроме круга оперативников, потому что "это в интересах государства".
– Когда рядовые сотрудники выступают в суде по делам о пытках, они дают показания, что слышали крики из определенной камеры. Я прочитал сотни материалов уголовных дел, сотни протоколов заседаний за эти 10 лет. Никто из сотрудников не сожалеет, что у них это произошло. Все показания нацелены на одно – минимизацию своей личной ответственности и уход от уголовки и на оправдание действий своего руководства.
В пыточной системе руководство управлений, колоний и СИЗО играет ключевую роль, считает тюремный психолог Владимир Рубашный, проработавший в системе ФСИН почти 20 лет.
– Не хочу сказать, что каждый глава управления – упырь, но, по моему опыту, все пытки всегда санкционировало руководство управления или учреждения. Так не бывает, что в колонии пыточный конвейер, о котором не знают наверху. Деформирована вся система.
Он уверен, что уличенных в пытках сотрудников надо отправлять в колонии. Если власти решат признать, что система ФСИН превращает здоровых сотрудников в монстров и настолько их деформирует, что они начинают пытать людей – системе же и придется за это расплачиваться, говорит психолог. После увольнения ведомство должно будет заплатить сотруднику за реабилитацию и выплатить ему компенсацию за то, что ему сломали психику на службе. А система никогда на это не пойдет.
По словам Рубашного, в системе ФСИН есть психологическая помощь для сотрудников, но она работает только на бумажке. Тюремщики регулярно проходят проверку психологического состояния, но уровень эмпатии у них не проверяют. Если сотрудник не склонен к суициду и не злоупотребляет алкоголем, он эту проверку благополучно пройдет. И даже если психолог выпишет ему отрицательную характеристику, сотрудника не уволят – максимум переведут в группу риска.
Владимир Рубашный
– Сотрудники ФСИН боятся психологов. Чтобы сотрудник пришел, пожаловался на свои проблемы – неважно, семейные или профессиональные – такого просто нет. Психолог для него скорее барьер, который нужно преодолеть, потому что он может сообщить о каких-то подозрениях в кадры, а те, в свою очередь, направят сотрудника в психодиагностический центр, где ему могут выписать негативную характеристику. И это останется с ним до самой пенсии.
Рубашный считает, что для эффективной работы с сотрудниками ФСИН должны работать не системные психологи, над которыми стоит начальство в том же ведомстве, а внешние – от Минобразования или Минздрава.
Морально выгоревшие люди
По мнению Осечкина, главная причина профессиональной деформации сотрудников ФСИН – это количество времени, которые они проводят на службе.
– Я живу во Франции седьмой год, и у меня один из партнеров по спорту работает в местной тюрьме. Он рассказывает, что у них отпуск четыре раза в год – каждый квартал – и семичасовой рабочий день. Вопрос мизерных зарплат сотрудников ФСИН мы даже не рассматриваем. У них не просто восьмичасовой рабочий день, большая часть личного состава перерабатывает и работает на полторы-две ставки. Некоторые вообще сутками находятся в этих учреждениях. Поэтому мы получаем людей морально выгоревших, немотивированных, в большей части некомпетентных и неподготовленных.
Кадры из пресс-хаты колонии Красноярска
Профессия только усиливает уже сформированные качества человека и делает их более явными, считает психолог центра "Насилию.нет" (признан "иноагентом") Наира Парсаданян, которая работает с людьми, проявляющими насилие.
– Для них мир делится строго на черное и белое, своих и чужих. Такое разграничение дает ощущение контроля, веру в справедливый мир, ведь все просто и понятно: есть "хорошие" люди, а есть "плохие". Это как будто дает разрешение на дегуманизацию заключенного, он перестает быть человеком со всеми своими чувствами, желаниями, ощущениями, а превращается в объект, который надо подавить и "уничтожить". Отсутствие обратной связи в виде критики руководства или общества, которое могло бы работать зеркалом происходящего, к сожалению, только подпитывает такое разделение.
Профессиональная деформация оказывает сильное влияние на личность, меняет взгляды на жизнь и ценности, которые формировались в среде, пропитанной дегуманизацией, цинизмом, насилием и отсутствием негативных последствий. И двухнедельный санаторий здесь не поможет, считает Парсаданян.
Рубашный говорит, что чиновники пытаются прикрыть "профессиональной деформацией" внутренние проблемы. Это выражение любили использовать в 1990-х годах в силовых ведомствах, замечает он, когда сотрудники МВД подворовывали и брали взятки, потому что денег не было, а зарплату задерживали. Их поведение нужно было как-то объяснить, вот и придумали это слово.
– Есть более подходящий термин – профессиональное выгорание. Оно есть – работа сложная, а специфика такова, что сотрудники 24 часа в сутки в эмоционально негативном состоянии. Это длится годами и бесконечно продолжаться не может. Уход со службы – признак эмоционального выгорания. И если включаться в процесс эмпатии и "видеть в заключенных людей", то выгорание наступит намного быстрее – вот тогда нужна реабилитация, санатории и группы поддержки. А пытки и избиения – это не профдеформация. Пытки – они и есть пытки, просто один сотрудник пытает, а другой нет, – объясняет Рубашный.
Подполковник ФСИН в отставке Евгения Мальцева, проработавшая в системе 17 лет, считает, что все зависит от того, кто изначально пришел в систему. Она шокирована заявлением Чуйченко, которое уничтожило и так подмоченную репутацию рядовых сотрудников.
– Люди приходят в систему с разными целями – кто-то просто служить, а кто-то "делать темные делишки". Это не профдеформация, просто есть подонки, которые продали свою совесть и честь за деньги. И делают это в основном люди из руководства, которые построили конвейер для устранения непослушных. Из-за них другие, нормальные сотрудники получают плевки в свою сторону и в сторону своих семей.
Евгения Мальцева уже несколько лет судится со ФСИН. Ее вместе с детьми пытаются выселить из жилья, положенного ей по закону
Мальцева рассказывает, что сотрудники фактически отбывают те же сроки – только не наказания, а службы. Они живут в этой системе, где не соблюдается режим труда и отдыха, где сотрудники работают сутки через сутки и обязаны явиться на службу по первому требованию и где не доплачивают за работу в праздники и выходные.
– Я сама прошла школу жизни в системе и знаю, как происходит давление со стороны руководства. Выжить в этой системе очень тяжело. Уйдя на пенсию и начав защищать права сотрудников в "Союзе правовой грамотности ФСИН", я стала чуть ли не врагом народа – и все благодаря тому же руководству и их высказываниям. Максимально попираются права сотрудников, но это почему-то не беспокоит министра юстиции.