Пять лет назад в центре Киева началась спецоперация против участников многомесячных протестов: несогласные с отказом президента Виктора Януковича подписать договор об ассоциации с Евросоюзом к тому времени уже три месяца не уходили с улиц. 20 февраля 2014 года протесты на Майдане закончились стрельбой по безоружным демонстрантам. В этот день погибли 47 участников протестов, один раненый умер на следующий день. За время противостояния, с ноября 2013 года, убиты 98 человек, о которых впоследствии стали говорить как о "небесной сотне". Точное количество получивших ранения неизвестно, волонтеры включали в свои списки лишь тяжело раненых, их было 430 человек. На лечение за границу были отправлены 173 участника протестов.
Среди них был и в то время 27-летний сотрудник социальной службы помощи на дому при Львовском городском совете Василь Галамай. Он лечился в военном госпитале в Чехии, пулевые ранения значительно повредили кости и суставы его нижних конечностей. Он уже рассказывал о своем ранении, о причинах, которые заставили его стать участником протестов, и о том, каким он видит будущее Украины. Изменились ли его оценки за прошедшие с тех пор пять лет?
– Мой первый вопрос, конечно, о состоянии вашего здоровья. Как вы себя чувствуете? Вы вылечили свои раны?
– Если сравнить с тем, что поначалу врачи не знали, выживу ли я, приду ли в сознание до утра, то я себя отлично чувствую. А если сравнить с тем, что они думали потом, сомневаясь, буду ли я вообще ходить и как я буду ходить, то можно говорить, что все закончилось идеально, я хожу уже без палочки. Конечно, осложнения возникают постоянно, но у людей бывает и хуже. Приходится постоянно с этим бороться, лечиться в стационаре, но все равно я доволен результатом. Я помню, в каком был состоянии пять лет назад – когда просыпаешься в луже своей крови, и врачи не знают, откуда она, из какой раны, шва или отверстия вытекает из тебя… это было печально. А сейчас вообще другое состояние.
– А как себя чувствуют себя ваши товарищи, с которыми вы были на Майдане 20 февраля?
– По-разному. Преимущественно это постоянные рецидивы со здоровьем. Как минимум, есть осложнения, это чувствуется при изменении погодных условий, а похуже варианты – постоянные операции. Есть и такие, что уже отошли, к сожалению, по состоянию здоровья, просто умерли из-за осложнений, через год, два.
– Вы могли бы назвать их имена?
– Я не хочу этого делать. Я не знаю, как к этому отнесутся их родители. Но есть такие люди. Есть осложнения, которые еще предстоит расследовать ГПУ, потому что очень много случаев газовых отравлений, после которых у человека просто сыпется здоровье. Экспертиза гранат проводилась, но нужно исследовать влияние на человеческий организм тех или иных отравляющих веществ. Такой экспертизы практически не было. Есть единичные случаи, когда это обнаружили врачи: искали причину болезни и находили какие-то вещества.
– Пять лет назад, когда мы с вами разговаривали, я задавала вопрос: считаете ли вы, что вы добились своей цели, выйдя на Евромайдан? И вы мне ответили: "Я вам скажу это через несколько лет, когда завершатся процессы по изменению системы и будет виден результат". Сейчас как бы вы ответили на этот вопрос: добились ли вы своей цели?
– Если выбирать между "да" или "нет", то я скажу "нет". Если говорить о том, есть ли изменения, то я скажу, что да, они есть, и люди их видят в разных аспектах жизни. Но есть сложности, все равно их много.
– Вы говорите, что не добились цели. А какой была лично ваша цель, когда вы решили участвовать в протестах?
– Во-первых, что власти должны уважать, слушать и исполнять то, чего хотят граждане страны. Нельзя не уважать мнение граждан, которые тебя избрали, надо всегда к их мнению прислушиваться. Каждый хотел хорошей жизни не только в материальном плане, но и жить в свободной, демократической стране, где уважают базовые ценности демократии и где ими руководствуются.
– А что конкретно, как вам кажется, нужно менять?
– Уже после революции, после прихода новой власти рассказывали, какие реформы будут проведены. Но то, чего хотели люди, сделано не полностью. Остается коррупция, это болезненный вопрос. Круговая порука продолжается. Но люди поняли, что, если захотят что-то изменить, они это могут сделать. Наше гражданское общество после Майдана качественно работает: влияет на власть, добивается, чтобы она придерживалась своих слов, чтобы обещания выполняла, проводила реформы.
– Когда вы выходили на демонстрации, ставили ли вы перед собой цель, чтобы был подписан договор об ассоциации с Евросоюзом? Довольны ли вы тем, что сделали украинские власти для сближения с ЕС?
– Подписание ассоциации было лишь катализатором начала процесса, когда первыми вышли студенты из-за того, что Янукович кардинально поменял свое мнение. Нам надо еще много сделать, чтобы вообще вступить в ЕС. Но когда есть четкая цель, когда она уже закреплена на законодательном уровне, и все знают, куда двигаться, как ее достичь, – это большой плюс. Сейчас, после введения безвизового режима, многие говорят: "Ой, да что там безвиз". Но это один из шагов к улучшению, к переменам, вообще к будущему вступлению в ЕС, к подаче заявки. Но нам еще много надо сделать. И если мы каждый день будем это делать, тогда мы добьемся конечного результата.
– Вы ради этой цели и тех целей, о которых вы говорили, вышли под пули, зная, что вас ждет ранение и, может быть, смерть.
– Все знали, что там происходило, люди рисковали своей жизнью, помогали друг другу. Многие даже не были друг с другом знакомы, но объединились за идею, за общую идею лучшей жизни в своей свободной стране. Это был очень сильный стимул, присутствовавший на Майдане в то время.
– То есть жертва была оправдана, с вашей точки зрения?
Многие даже не были друг с другом знакомы, но объединились за идею, за общую идею лучшей жизни в своей свободной стране
– Оправдана или нет жертва – я сказать не могу, потому что каждая потерянная жизнь после революции и на войне – это большая трагедия для каждой семьи. Хотелось бы, чтобы не было этих жертв, а изменения наступили, качественно и быстро. Но раз уж так случилось, мы должны сделать все, чтобы эти жертвы не были попросту потерянными человеческими жизнями.
– Сейчас продолжается суд над теми, кто по вам стрелял. Вы давали в суде показания? Что вы считали нужным сказать там?
– Это заняло чуть более полудня, я был единственный свидетель в тот день. Адвокаты защиты подавали все так, как будто я пришел и спровоцировал атаку вооруженного спецотряда. Они старались разными методами просто перекрутить факты, хотя есть очень много видео, фотографий, касающихся именно моего случая. Понятно, что я не делал того, что хотели преподнести суду адвокаты стороны защиты. Я высказал там свое мнение, что я хочу, чтобы те люди, которые сидят на скамье подсудимых, понесли законное наказание за свои действия. Их судят не потому, что они служили в полиции или в "Беркуте", нет, есть множество доказательств их вины, и суд должен быть объективным, справедливым и четко наказать виновных.
– То есть вы считаете, что они превысили свои полномочия, что они могли действовать согласно присяге, которую они давали, но могли не применять оружие?
– Присягу дают народу Украины, государству, а не какому-то диктатору или своему начальнику. Они все взрослые люди, хорошо знают закон, а заведомо незаконные приказы выполнять нельзя. Когда тебе говорят стрелять в невооруженных людей или, например, избивать по головам простых студентов, журналистов, всех подряд... никто из них не обращал на это внимания, все думали, что дальше будет действовать безответственность, круговая порука, которая была на протяжении всего времени с момента возникновения независимой Украины. Она есть и сейчас, ее очень тяжело сломать.
– На скамье подсудимых сейчас находятся бойцы "Беркута", которые не убежали в Россию. Часть сбежала и есть свидетельства, что к этому имеют отношение сотрудники украинских силовых ведомств. Вас это не смущает как человека, который получил сильное ранение из-за этих людей?
– Видите, старая система еще долго будет иметь влияние. Но в то же время мне кажется, что часть этих людей специально отпустили под домашний арест, чтобы дать им возможность убежать. И это смущает даже людей, которые не получили ранения, им очень трудно понять этот факт: как так, если эти люди под следствием, если эти люди обвиняются в очень тяжелых преступлениях, почему их выпускают из-под стражи. Многие этого не понимают, но решение принимали, к сожалению, не мы, а соответствующие органы.
– Уже прошло пять лет, и до сих пор, даже в том процессе, в котором вы принимали участие, не было вынесено судебное решение. Не кажется ли вам, что разбирательство затягивается? Вы ожидали быстрого решения?
– Суду приходится рассматривать много материалов разных дел. Есть сопротивление старой системы. Много свидетелей, много пострадавших, к сожалению, много жертв. Это все съедает время. Некачественно сделанную прокуратурой работу приходится дорабатывать – это тоже отбирает время. Я это понимаю. Пять лет – это действительно много, хотелось бы, чтобы эти дела подходили к логическому завершению. С другой стороны, рассмотрение специально затягивают адвокаты: переносят судебные слушания, не являются в зал суда. Но в то же время я не могу сказать, что хотел бы, чтобы все было сделано за год, чтобы всех посадили. Это и с юридической точки зрения нереально. Все должно быть сделано с соблюдением закона, чтобы потом невозможно было оспорить в суде, что не был выдержан срок, не до конца сделана та или иная экспертиза, некачественно собраны улики. Все должно быть сделано качественно. Да, хочется, чтобы результат уже был, но я не хочу, чтобы результат был под дату, к годовщине, к дате или начала революции, или к трагической ее развязке. Нет. Главное, чтобы это было сделано действительно качественно, независимо и законно.
– Недавно был вынесен приговор Виктору Януковичу, он признан виновным в госизмене. Как вы считаете, важен ли этот приговор, или Янукович, по вашему мнению, должен быть судим в процессе о расстреле протестующих?
– Как один из эпизодов, этот приговор, конечно же, важен. Во-вторых, Януковича обвиняют не только в этом. Он должен отвечать и за расстрелы, и за хищение имущества, и за коррупцию. Потому что у власти была его команда, которая и отвечает за все это.