Пять лет первого боя за ДАП: воспоминания участников

Во время операции по освобождению нового терминала 26 мая 2014 года не погиб ни один украинский военный.

26 мая исполнилось ровно пять лет с того дня, когда поддерживаемые Россией сепаратисты впервые заняли новый терминал Донецкого аэропорта имени Сергея Прокофьева. Именно эту дату принято считать началом обороны аэродрома. Тогда сепаратистам с помощью сотрудника местного СБУ без боя удалось взять под контроль здание.

Однако уже через считанные часы боевики вынуждены были спешно покидать территорию аэропорта. Сепаратисты не смогли закрепить успех, понеся многочисленные потери. По словам опрошенных Радіо Свобода военных, 26 мая 2014 года бывших в аэропорту, во время боев были убиты около сотни боевиков. Такие же данные приводят лидеры группировки «ДНР», правда, по их версии, среди погибших есть и мирные жители Донецка.

Украинские силовики в свою очередь вышли из боя без потерь, надолго закрепившись на стратегически важном объекте. Таким был результат операции, которую при поддержке штурмовой авиации и боевых вертолетов осуществили украинские силовики. Чтобы воспроизвести ход операции, Радіо Свобода пообщалось с непосредственными участниками тех событий ‒ бойцами 3-го отдельного полка специального назначения из Кировограда. Тогда именно они составляли костяк обороны аэропорта и участвовали в операции, ставшей началом длительных и кровопролитных боев за Донецкий аэропорт.

Андрей Б., командир обороны аэропорта, полковник 3-го отдельного полка специального назначения

Грузовик с вооруженными пророссийскими боевиками заезжает на территорию Донецкого аэропорта, 26 мая 2014 года

«Еще 24 мая вечером была попытка блокировать старый терминал, где находилась большая часть нашего подразделения, тогда осуществлявшего охрану и оборону Донецкого аэропорта. Подъехала машина, в ней около 30-40 человек с оружием. Все были в одинаковой черной форме. Они попытались блокировать въезды в старый терминал. Была объявлена тревога. Поскольку они подошли на достаточно близкую дистанцию, я дал команду сделать предупредительную очередь. После этого, через несколько минут, они уехали. 25 мая, а это были выборы президента, все было спокойно. А уже где-то в три часа ночи 26-го дежурный офицер разбудил меня и доложил, что к новому терминалу начали подъезжать грузовики, автобусы, микроавтобусы с вооруженными людьми. К тому времени мы держали все основные объекты аэропорта, кроме нового терминала, поскольку аэропорт еще работал в штатном режиме: осуществлялись вылеты самолетов, посадка пассажиров. Именно в тот момент к взлету были готовы два самолета. Пассажиры уже прошли все процедуры и сидели в зале ожидания.

Представитель СБУ, который постоянно осуществлял контроль в новом терминале, имел электронные ключи от всех помещений. Он мог включить лифт, подняться на любой этаж, открыть любой кабинет. После того, как бой закончился, мы просматривали данные видеонаблюдения, и там были кадры, как этот представитель СБУ осуществил допуск боевиков на этажи. И пограничники, которые в то время были в терминале, тоже вели видеоконтроль и в телефонном режиме мне докладывали о передвижении боевиков. К моменту, когда их разоблачили, они мне говорили то же самое.

Когда мы еще задолго до 26 мая предложили руководству аэропорта выставить патрули, чтобы они хотя бы находились в помещении, они отказались. Они сказали, что аэропорт международный, постоянно прилетают иностранцы, и мы своим видом будем их пугать. И даже когда я предложил пустить патрули в гражданской одежде, мне ответили, что в этом нет необходимости, что аэропорт под контролем пограничников и службы безопасности аэропорта. Поэтому нас там даже не было, что боевики впоследствии и использовали в свою пользу».

Первый выстрел в Донецком аэропорту сделал кировоградский снайпер

Пророссийские боевики на позиции на крыше Донецкого аэропорта, 26 мая 2014 года

«Террористы зашли в новый терминал, захватили этажи и вышли на крышу терминала. В 3:30 на мой мобильный позвонил Ходаковский ‒ бывший командир донецкой «Альфы» (сейчас ‒ командир группировки «Восток» ‒ авт.) и предложил встретиться на нейтральной территории, чтобы обсудить ситуацию. Мы встретились у старого терминала. От нас в ультимативной форме потребовали, что мы должны немедленно освободить территорию аэропорта. Нам гарантировали коридор для беспрепятственного выхода. Они знали о количестве личного состава, о количестве нашей техники и даже расположение постов. Об этом я доложил командованию и получил указание: как можно дольше тянуть время, чтобы успела прибыть поддержка. После этого я вышел на связь с боевиками, сказал, что нам нужно время, чтобы собраться, поснимать посты и прочее. То есть мы блефовали и заявляли о готовности выйти из аэропорта.

К тому времени два самолета вылетели из аэропорта, пассажиров в новом терминале уже не было. Мы снова встретились с боевиками и потребовали: чтобы не было недоразумений во время нашего выхода, личный состав, обслуживавший аэропорт, тоже должен был быть эвакуирован. Где-то через полтора часа они покинули территорию. Администрация аэропорта нам доложила, что все гражданские работники уехали. Но мы продолжали тянуть время, потому что уже знали, что десант готовится к вылету на помощь нам. Тем составом, который был в аэропорту, мы бы не смогли удерживать его, хотя бы потому, что количество боевиков было втрое больше, чем нас в момент захвата нового терминала.

Тогда они уже поняли, что мы тянем время. Начались попытки через радиостанции запугать нас: матерщина, угрозы звучали. Они понимали, что мы затянули их в ловушку. И когда первые вертолеты появились в районе аэропорта, была попытка подбить один из них из переносного зенитно-ракетного комплекса. Тогда и сработал наш снайпер. И, как теперь уже модно говорить, ‒ это был первый выстрел в истории обороны аэропорта. Этот боевик с ПЗРК стоял на одном из краев крыши. Тогда он, даже не скрываясь, поднял ПЗРК, а вертолет готовился к посадке. После этого и раздался выстрел».

Боевики расстреляли грузовик с собственными ранеными ‒ командир

«Боевики вели себя очень вызывающе. Махали нам руками, некоторые даже разделись на крыше нового терминала. Как мне показалось, они даже не ожидали, что мы будем сопротивляться. Боевики рассчитывали, что сдадим аэропорт без боя. Так вот, на крыше старого терминала располагались наши снайперы, наблюдавшие за действиями сепаратистов. Командиры определили для них цели. То есть каждый из них имел уже по две-три цели, по которым он должен был работать по команде. Командой как раз и стал этот первый выстрел.

Уничтоженный грузовик пророссийских боевиков вблизи Донецкого аэропорта, 27 мая 2014 года

Сначала у них была уверенность в себе. Но когда начали работать боевые вертолеты, зенитные установки, все это сменилось паникой. Первый признак: когда они своих раненых погрузили в два КамАЗа и начали эвакуацию через Путиловский мост, а тогда там блок-посты стояли. Вот первую уехавшую машину приняли за КамАЗ Вооруженных сил Украины и уничтожили. Все раненые в нем погибли. Во второй машине водитель не справился с управлением, перевернулся и личный состав частично тоже погиб, а частично получил новые травмы в результате ДТП. Еще один КамАЗ так и остался под старым терминалом.

Но в целом у них был путь для отступления, по нему они выносили своих раненых и убитых. Мы после полной зачистки нашли много мест для оказания медицинской помощи, находили и медицинские препараты, и шприцы, перевязочный материал. Думаю, к тому времени это были их самые большие потери. У нас был один раненный на крыше терминала ‒ легкое ранение осколком в щеку ‒ и два человека, находившиеся на диспетчерской башне, но там тоже ранения были настолько незначительны, что они сообщили о них только на третий день.

Дым над Донецким аэропортом после боев между украинскими военными и пророссийскими боевиками, 26 мая 2014 года

Я долгое время сдерживал ребят, чтобы они не открывали огонь. Они были настолько уверены в своих действиях и в своей подготовке, что несколько раз через радиостанции спрашивали о том, чтобы я дал разрешение на открытие огня. Они были готовы к бою еще до того, как я закончил переговоры с Ходаковским. И это мне очень понравилось. Некоторые потом говорили, что мы долго ждали команду. Но то, что мы сделали, было правильно. Если бы теми силами, что у нас были, мы начали боевое столкновение, я не знаю, как бы оно закончилось».

Евгений (имя изменено по требованию военнослужащего), летчик штурмового самолета Су-25: «Нас сразу предупредили, что у боевиков есть ПЗРК»

«Мы вылетели в Донецкий аэропорт из Чугуева. Надо было отвлекать максимальное количество людей. Вся операция ‒ это целостный замысел, в котором есть главные действующие лица, а есть второстепенные. Именно такой была роль авиации. Мы должны были отвлечь часть сил боевиков от людей, выполнявших основные задачи. Также мы прикрывали транспортные вертолеты с личным составом. Если бы нас там не было, то все боевики переключились бы на них, поэтому мы их постоянно дергали, распыляли их усилия, чтобы они не могли сконцентрироваться на основной группе.

На тот момент еще не велись полномасштабные боевые действия. Но когда мы летели в аэропорт, мы знали, что у боевиков есть переносные зенитно-ракетные комплексы (способные подбить самолеты ‒ ред.). Нас об этом сразу предупредили. Единственный тактический прием, который тогда можно было использовать, ‒ это опыт Афганистана. Там для борьбы с ПЗРК использовали атаки с больших высот. То есть атаковать следовало с высоты, на которой самонаводящаяся ракета ПЗРК малоэффективна. Поэтому в течение 95 процентов всего времени, которое мы проводили над аэропортом, никакой опасности не было. К тому же, во второй половине дня над ДАП была сильная облачность, что помогало прятаться. Также, судя по истории эксплуатации Су-25 в условиях боевых действий, ракеты ПЗРК против него не слишком эффективны. Было много случаев, и в Чечне также, когда самолеты прилетали с заданий поврежденные, но все-таки прилетали. Штурмовик бронированный, живучий, крепкий, и ракеты ПЗРК обычно не слишком его повреждают. Бывают, конечно, случаи, попадут так попадут. Поэтому параллельно с планированием вылета всегда готовится поисково-спасательное обеспечение (эвакуация летчика в случае падения ‒ авт.). И на какой-то определенный процент летчик тоже верит, что в случае чего его подберут свои.

В тот день мы использовали ракеты С-8. У нее отклонение от цели 25-30 метров. Мы делали все возможное, чтобы это отклонение максимально сократить. На крыше нового терминала были представители незаконных вооруженных формирований, из стрелкового оружия постоянно стрелявшие по самолету. Также один раз они пустили ракету, но поскольку во второй половине дня была пасмурная погода, ракета полетела в никуда. Во время выстрела из ПЗРК я как раз работал над аэропортом. Но в тот момент был на безопасной высоте. Увидел только, что «свеча» пошла вверх. Но это было бездумно. Если бы они действительно подвели самолет и он упал бы в центре Донецка, то там было бы много беды.

Это для всех был новый опыт. Все же были убеждены, что никаких внешних угроз для страны нет. Впервые всегда очень трудно. У некоторых и руки трясутся, и ноги. А вот мне в тот день не хватало таблетки от головной боли ‒ то ли из-за погоды, то ли сильное эмоциональное напряжение».

Позывной «Дэн», старший солдат 3-го отдельного полка специального назначения: «У нас тоже была паника»

«Ночью 26-го мы были по периметру на постах. В три я по рации услышал, что сепаратисты подъехали к терминалу и начали его занимать. Никакой команды для нас в связи с этим не последовало. То есть тогда я даже не представлял, что будет такая «заварушка». Но в бинокль было видно, что по крыше нового терминала уже кто-то ходит, что расставляют людей и посты. А уже в час дня начали летать Су-25. Бросали тепловые ловушки. А мы до сих пор не понимали, что происходит. У нас в то время ни бронежилетов не было ‒ ничего. Только автомат и «разгрузка». Было страшно. Все с постов подтягивались к терминалам. Большинство держали оборону там. А я в составе группы из 20 человек ‒ направление вероятного прорыва с Путиловского моста. Они не смогли ничего сделать на новом терминале и начали там лезть. До полной зачистки прошло двое суток. Двое страшные суток.

Тогда никто из нас еще не принимал участия в боевых действиях. Разве что миротворцы за рубежом. А большинство не имело никакого опыта. Поэтому и у нас было немного паники. Но они, видимо, думали, что мы сдадимся. Ехали с надеждой, что расставят своих людей по кругу, а мы поднимем руки и сдадимся. А когда начались боевые действия, то они выглядели очень неграмотно. Начали бежать кто куда, со всех точек пытались попасть к нам. Лезли через заборы, через Путиловский мост, катились по тем насыпями. У них не было стратегии.

Стрельба не умолкала фактически круглые сутки. Помню, мы зашли ночью в двухэтажное здание на территории аэропорта, чтобы там держать оборону. Я разложил коврик, просто упал и заснул. А каждые 2 часа надо было идти дежурить. Это было очень трудно».

В Донецке нас называли американским спецназом ‒ солдат

«А через пять дней в YouTube появилось обращение к нам. Записывали его в центре Донецка. Сказали, что кировоградский спецназ молодцы, дали хороший бой, но вроде между нами стоял еще американский спецназ, и это они спровоцировали бой. Мол, во всем виноваты американцы. Кстати, мы когда только прилетели в Донецк седьмого апреля, нас в военкомате поселили. Там нас кто-то сфотографировал. Мы потом в интернете эти фотографии нашли.

А подписанные они были, будто это американский спецназ Blackwater (прежнее название одной из крупнейших частных военных компаний в США ‒ ред.) в Донецке. Затем представитель «ДНР» приходил. Нас вывели, мы пообщались. В тот же день вечером в интернете вновь появилось сообщение о том, что на встрече присутствовали только самые подготовленные американцы, знающие русский и украинский. Они потом еще пытались проникнуть на территорию этого военкомата, забор ломали. А у нас еще даже патронов в автоматах не было.

Вертолет Ми-24 Вооруженных сил Украины в небе неподалеку от Донецкого аэропорта, 26 мая 2014 года

26-го меня очень удивило и обрадовало, когда прилетели пять Ил-76 уже после окончания боя. Я подумал: ну все, я лечу домой и больше сюда не вернусь. У меня там кроссовки были, то я сразу их выбросил, чтобы без лишних вещей лететь. Всех наших забрали, кроме одной группы ‒ около 12 человек. И вот все подходят к нам по очереди и говорят: «Держитесь, пацаны». А им на смену семьдесят вторая бригада. У них уже и БМП были. Я тогда вообще впервые в жизни БМП увидел. Думаю: ну что это такое делается? Я домой хочу, а они здесь на своих БМП. Нас оставили, и так мы полгода просидели ‒ с 7 апреля по 3 октября. А сразу после зачистки нам говорили: вот, ребята взлетают, вы прикрывайте самолеты, а вас ночью «вертушка» заберет. Ждали день, два, неделю, а потом начали распаковывать вещи и обустраиваться. За нами никто так и не прилетел. Через полгода пешком вышли».