О зиме 2014-го сразу же начали говорить как об истории. То есть не просто в прошедшем времени, а в прошедшем времени, которое закончилось, застыло, оборвалось. Только началась весна, так и не ставшая «русской», появились воспоминания и мемуары, ритуалы и традиции. События зимы незаметно получили свое официальное звучание.
Конспирологические версии и теории заговора во внимание особо не брались, поэтому непринужденно подхваченное властями это новое повествование стало частью вполне официальной истории.
Революция Достоинства. Киев, Майдан Независимости, 20 декабря 2013 года
За наше и ваше достоинство
Помню, как каждый раз напрягался, когда видел где-нибудь на Луганщине или в Донецкой области на школьной стене, в «красном уголке» присланные «из Киева» методические материалы о Небесной сотне. Не то чтобы считал нецелесообразным вешать в каждой школе или библиотеке упоминания о киевских баррикадах (почему нет?), просто думал ‒ а как реагировали на события той зимы родители детей, которым учителя рассказывают сейчас на уроках об улице Грушевского? Как реагировали, что говорили? Или даже так ‒ что говорили в присутствии детей? И что сами дети думают об этих методических материалах? История, внесенная в учебники, становится не просто субъективным свидетельством ‒ она становится официальной позицией. Оппонируя ей, ты оппонирует государству, эту позицию озвучивающему.
Тела погибших участников Революции Достоинства на Майдане Независимости в Киеве, 20 февраля 2014 года
То, что для кого-то составляло ценность, не подлежало сомнению, для кого-то другого было просто непонятной, часто навязываемой идеей, чем-то таким, что просто заслуживало осуждения, без дополнительной аргументации
И бесполезно надеяться, что все те, кто не воспринимал Майдан зимой 14-го, вдруг изменили свое отношение к нему, увидев лица расстрелянных в Киеве протестующих. Вряд ли. Это неприятие ‒ оно никуда не исчезало, на него вряд ли имели особое влияние слова о достоинстве и героизме. То, что для кого-то составляло ценность, не подлежало сомнению, не требовало доказательств, для кого-то другого было просто непонятной, часто навязываемой идеей, чем-то из другой системы ценностей, чем-то таким, что просто заслуживало осуждения, без дополнительной аргументации. Ну, вы же слышали это сто раз от наших с вами соотечественников ‒ «все проблемы от их майдана», «если бы не майдан, не забрали бы Крым», и, конечно же ‒ «чего вы все достигли»?
Революция Достоинства. Майдан Независимости в Киеве, 20 февраля 2014 года
Чужой идеализм вообще лучше поддается высмеиванию и нивелированию. Поэтому кто сейчас будет серьезно говорить о достоинстве? О достоинстве будут говорить на официальных мероприятиях ‒ сухо и казенно. Речи эти особого доверия не будут вызывать. Уж если говорить откровенно ‒ в последнее время все меньше вещей вызывают доверие. Сведенное к политическому противостоянию это взаимное недоверие тянется от той зимы, с ее дымом и кровью, с ее страхами и верой.
Революция Достоинства. Майдан Независимости в Киеве, 20 февраля 2014 года
Выходили отстаивать именно ценности
Затасканная фраза Томаса Карлейля о том, что революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а плодами ее пользуются негодяи, на самом деле слишком эффектная, чтобы быть точной. С той зимы я лично помню не так романтиков или фанатиков, как прагматиков и реалистов. Прагматиков, которые с упорством и непонятной целеустремленностью выходили отстаивать именно ценности. Не слишком вдаваясь в пафос, но и особо не стесняясь собственной патетики. Не сказал бы, что это было так романтично. Не скажу, что за этим стоял фанатизм. Скорее, чисто человеческая потребность оставаться собой, потребность достоинства. Где в это время были негодяи? Не знаю, может смотрели телевизор.
Революция Достоинства. Майдан Независимости в Киеве, 8 декабря 2013 года
С той зимы я время от времени вспоминаю одну историю. В начале января в Харькове проводились акции Евромайдана. Харьковская городская власть (да-да, та самая харьковская городская власть, которая 21 ноября будет отмечать День достоинства и свободы) согнала по этому поводу бюджетников. Ну, чтобы оппонировали. Раздали им написанные под трафарет плакаты и начали гонять по улицам, вслед за евромайдановцами.
Нас бюджетники ненавидели искренне и безудержно. Правда, не высказывали этого вслух ‒ команды не было. А ненавидеть без команды они не обучены
А для лучшего эффекта рядом ехали машины с громкоговорителями, чтобы глушить речи «романтиков и фанатиков революции». Бюджетников они, правда, тоже глушили, вой из этих автомобилей стоял еще тот, но бюджетники особо не жаловались ‒ двигались серой молчаливой колонной, переходили с улицы на улицу, послушно выполняли приказы.
Хотя не сомневаюсь ни на минуту, что нас они ненавидели искренне и безудержно. Правда, не высказывали этого вслух ‒ команды не было. А ненавидеть без команды они не обучены. Молчали, мерзли, позволяли гнать себя по улице. Взрослые, а то и просто пожилые люди, которые вместо того, чтобы в этот выходной день сидеть дома в своем телевизоре, вынуждены были месить харьковскую снежную кашу.
Очевидно, все это должно вызвать сочувствие. А вот не вызывало ‒ ни тогда, ни теперь. Знакомых, вынужденных уже через несколько месяцев бежать из Донецка и Луганска, поскольку выступали против «русского мира» ‒ жаль. Детей, оставшихся на линии фронта, поскольку полностью зависят от выбора взрослых ‒ жаль. А вот этих, самостоятельных и независимых в суждениях, однако таких беззащитных и беспомощных, когда речь идет о начальстве ‒ их вот абсолютно не жалко. Не хватает эмпатии, извините.
Революция Достоинства. Киев, 25 января 2014 года
Ирония ‒ оружие слабых
Нельзя считать нормальным общество, которое позволяет себя так нагибать. Которое позволяет себя гнать по улице как скот
И еще я думаю так: мы же все тогда выходили на улицы именно ради достоинства. Своего и этих вот бюджетников, позволявших выгонять себя на снег. Даже если им оно сто лет было не нужно, это достоинство. Потому что нельзя считать нормальным общество, которое позволяет себя так нагибать. Которое позволяет себя гнать по улице как скот. Вот это было главным. И это стало потом главным объектом манипулирования и обесценивания. Весь этот скепсис посторонних зрителей, вся эта усталость отчаявшихся субъектов, вся эта ирония умудренных жизнью. Ирония ‒ оружие слабых, и я совсем не уверен, что она лучше, чем, пусть и пафосное, но искреннее нежелание человека ходить колонной в направлении, указанном начальством.
Революция Достоинства. Участники самообороны Майдана. Киев, 16 февраля 2014 года
Слабые выбирают скепсис, сильные не боятся пафоса
Слабые выбирают скепсис, сильные не боятся пафоса. Достоинство в нашей стране продолжает оставаться далеко не самым востребованным качеством. Думаю, в нынешнем году на официальное празднование Дня достоинства обязательно сгонят бюджетников. Также думаю, что большинство из тех, кто добровольно вышел на улицы и площади шесть лет назад, и дальше готовы отстаивать свои ценности. Без всякого романтизма или фанатизма. Общество до сих пор разделено в своем отношении к таким понятиям, как свобода или чувство собственного достоинства. Каждый сам выбирает себе систему ценностей и стратегию победы. Выбор есть всегда. Даже сегодня. Особенно сегодня.
Сергей Жадан, поэт, прозаик, переводчик, общественный активист
Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции
Оригинал публикации – на сайте Радіо Свобода
Your browser doesn’t support HTML5
«Марш мільйонів» – друге Народне віче у Києві (ВІДЕО з висоти)