Письма крымчан: Колбасы по два двадцать так и не дождались

Не мне одному, думаю, электорат одного из кандидатов в президенты Украины напоминает крымчан, поверивших, что оккупация обеспечит им жизнь в новом формате. Они радостно обнимались на улицах городов с засланными казачками, с воплями приветствовали вояк в камуфляже, подпевали понаехавшим исполнителям патриотических песен, с раннего утра толпились у дверей избирательных участков, желая чуть ли не лично всучить Путину свой голос за «новый» Крым.

Разве что чепчики в воздух не бросали, ожидая, когда на них прольется материализовавшийся дождь обещаний захватчиков. Высоких пенсий, заоблачных зарплат, нескончаемого круглогодичного туристического потока, модернизации закрывшихся в девяностые годы предприятий, создания собственного бизнеса, способного покрыть своим товаром всю территорию России и, конечно же, моста через пролив, который выкатит по асфальтированной дороге их прямиком к светлому будущему.

Отлично помню рассказы своего земляка Николая, морского офицера Украины, служившего в Севастополе, исходившего слюной зависти от зажиточной жизни российских офицеров. Он с трудом переживал их успешность: высокое жалование, квартиры в севастопольских «Лужках», фланирующих от безделья жен, ютясь в одной комнате с семьей в офицерском общежитии, получая вполовину меньше российских вояк и вынужденного отправить на работу молодую супругу. Если оккупанты вели учет сдавшихся им без боя украинских офицеров, то Николай, без сомнения, был в первой пятерке.

Года три не встречал его, хотя до этого он регулярно объявлялся в Керчи. Оказалось, ВМФ России отправил его на Северный флот, в какое-то занюханное захолустье, где ни работы для жены, ни фруктового крымского изобилия детям, а только мороженая картошка, кислая капуста и лимоны. Правда, живет не в общежитии, а отдельной квартире, но комнату в севастопольской общаге за собой сохранить, естественно, не позволили. У Белого моря ждет выхода в отставку и получения жилищного сертификата, чтобы купить квартиру у Черного. Но за сертификат необходимую его семье трешку не купить – придется продавать доставшийся от родителей дом в Керчи.

С жалостью и сожалением смотрю на пожилых людей, видевших в российской оккупации призрак советской застойной стабильности. Единственная радость для них – бесплатный проезд в городском транспорте, которым им «компенсировали» все сделанные пять лет назад обещания. Теперь выяснилось, что те, кто получал при Украине высокую пенсию, продолжают ее получать, кто ее не имел – Россия им не добавила, кому назначают пенсию в «российском» Крыму – рыдают в голос. Кадровики, сотрудничающие с Пенсионным фондом, рассказывают о случаях «выбраковки» украинского стажа.

Вера Николаевна, проработавшая немало лет в промтоварном магазине нашего района, куда мы пацанами бегали за машинками, в девяностые стала предпринимателем и занялась той же торговлей. Вот двенадцать лет частного бизнеса ей не засчитали в трудовой стаж.

«Получаю социальную пенсию 6200 рублей, сужусь второй год с Пенсионным фондом, но пока только два года отвоевала и добавку в двести рублей», – рассказывает она на бегу, торопясь к бабушкам, которых обслуживает на дому.

Моя любимая учительница русского языка и литературы судилась с Пенсионным фондом и того дольше, по счастью, успешно. Наша школа не называлась общеобразовательной с девяностых годов, поэтому у хорошего педагога никак не выходило обязательных двадцать пять лет профессионального стажа. И такая петрушка возникает у педработников некоторых учебных заведений с углубленной образовательной программой – лицеев, гимназий, учебно-воспитательных комплексов

Но больше всего меня поразил отец приятеля своей пенсией в двенадцать тысяч рублей. Он занялся бизнесом в первых рядах советских кооператоров. Предприятие его «задавили» оккупанты, но подошел возраст выхода на пенсию, и он особо не переживал. Как он считал, зарплата в тысячу долларов на протяжении четверти века гарантировала ему приличный пенсион.

«Представляешь, – говорит он мне, – мой одноклассник, так и оставшийся после школы в родном Львове, всю жизнь протрубивший на дядю, получает в переводе на рубли вдвое больше меня, многолетнего собственника малого предприятия! Дочь от первого брака живет в Испании и зовет нас со второй женой в гости, а мне стыдно признаться, что я нищий пенсионер – она-то привыкла, что батя при деньгах, всем троим своим детям всегда готов подкинуть деньжат. Вот тебе и заплыв в «гавань».

Новизна российской жизни все чаще поворачивается к живущим в «российском» Крыму, как избушка Бабы Яги, задом. Особенно остро это ощущается в социальной сфере, здравоохранении и образовании. Продолжительность приема врачей от часа 45 минут до двух часов. И повезет, если ежедневный, но чаще всего узкие специалисты работают в бюджетных поликлиниках два-три раза в неделю.

В понедельник на прием лучше не приходить: порой ситуацию в регистратуре приходится разруливать охранникам. Полис обязательного медицинского страхования оказался на поверку обманкой: врачей не хватает, обследований ждать месяцами, поэтому тысячу в кошелек – и на прием к врачу в частный медцентр. Знакомая с февраля не может попасть на прием к гастроэнтерологу: в конце апреля будет запись к ней на май в бюджетной поликлинике, а два месяца назад ей предложили к этому же врачу в частном центре записаться на июнь.

«А я давно уже лечусь в Краснодаре, – огорошила меня провизор в районной аптеке. – Тот же полис, бесплатный прием, современное оборудование, а тут я уже задралась платить частникам».

Щелкино. Больница, в которой боятся лечиться (видео)

«Да, российская медицина много хуже – включилась в наш разговор пожилая женщина. – Я сама бывший медработник и знаю, что говорю. Муж у меня с инвалидностью, после тяжелого инсульта, при Украине к нему по вызову приходил врач-невропатолог, сейчас – фельдшер, при Украине ему ставили капельницы медсестры поликлиники, сейчас я плачу три тысячи за курс, потому сама уже не могу делать внутривенные уколы. Про лекарства речь не идет – все сложные препараты заказываем в Украине, потому что в России они не сертифицированы. Тоже людям платим, потому что никого родных у нас там нет. Нужное мужу французское лекарство в России выпускает какой-то подмосковный заводик: чистый мел, вот и приходится изворачиваться».

Медики жалуются на колоссальную нагрузку, писанину при наличии компьютеров, низкую заработную плату, скандалы пациентов у кабинетов, не привыкших ждать приема неделями. Фармацевты рассказывают, что зарплаты их кубанских коллег существенно выше. У педагогов свои претензии. Заорганизованность, соблюдение невесть откуда взявшихся стандартов, ничего общего не имеющих с обучением, требование высиживать обязательные часы в школе, тома отчетов, стимулирующие доплаты к зарплате, зависящие от взаимоотношений с руководством, заставили многих хороших педагогов, выработавших двадцатипятилетний стаж, уйти с работы и полностью переключиться на репетиторство.

Буквально вчера встретил мать своей любимой учительницы, которая до переезда к дочери преподавала в Харьковском университете русский язык. «Я бы дня не выдержала в теперешней школе, – говорит она. – Только представь: за время урока учитель должен выдержать 36 образовательных стандартов. То есть времени на обучение у учителя нет – его задача соответствовать правилам, установленным чиновниками. Дочь давала недавно открытый урок, и ей удалось единственной в своей школе выдержать все 36 стандартов. Но дома ей вызывали «скорую», потому что за сорок пять минут урока уложить правила от чиновников в изучение нового материла, повторение пройденного, самостоятельную работу ей удалось только благодаря профессионализму. И кому нужны такие жертвы, во имя чего? Дети же теперь учатся не ради знаний, а ради успешной сдачи ЕГЭ. Для школьников и их родителей важнее репетитор, чем учитель».

Это я к тому, что за ожиданием обывателями перемен стоит обычная каждодневная жизнь, ничего общего не имеющая с популистскими лозунгами. Проверку жизнью они, как правило, не выдерживают.

Андрей Фурдик, крымский блогер, керчанин

Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции