Первая русско-турецкая война и Крым. Расстановка сил

Специально для Крым.Реалии

Борьба между Крымом и Московией за господство в Восточной Европе постоянно осложнялась вмешательством «третьих сил»: Литовско-Польского государства, Швеции, Ногайской орды. И лишь вопросом времени было вступление в это противостояние первой сверхдержавы своего времени – Османской империи.

Начало XVI века было временем грандиозных успехов Османской империи. Султан Сулейман I в 1521 году захватил Белград, через год – остров Родос, в 1526 году уничтожил венгерскую армию и в течение нескольких лет подчинил себе весь Балканский полуостров. В 1529 году он даже осадил Вену, правда, неудачно. Довольно успешно османы воевали с персидским государством Сефевидов, в частности, четырежды брали штурмом его столицу Тебриз. При Сулеймане к империи также были присоединены Ирак, берега Красного моря, Ливия и Алжир.

Неудивительно, что покровительства Стамбула искали мусульманские правители Евразии, казанский хан Сафа Герай в 1524 году признал себя вассалом Сулеймана. Однако Восточная Европа была слишком далека, чтобы султан лично занимался ее делами, хотя до 1512 он был бейлербеем в Кефе (ныне – Феодосии), его матерью, по одной из версий, была дочь хана Менгли Герая, а любимой женой – легендарная Роксолана. Поэтому международной политикой в регионе практически самостоятельно занимался крымский правитель, а Стамбул ограничивался присылкой немногочисленных янычар и военных припасов.

Со своей стороны Московия также была отделена от Османской империи донскими казаками, на которых всегда можно было свалить вину за нападения на султанские земли. И хотя янычары принимали участие в походах на Москву, а подданные царя (например, Дмитрий Байда-Вишневецкий) – на Азов, межгосударственным отношениям это не вредило.

Лишь после покорения Иваном IV в 1552 году Казани, а в 1556 году – Хаджи-Тархана (Астрахани), московские и османские владения опасно сблизились. Кроме того, на повестке дня появился и религиозный вопрос. С момента утверждения шиизма в качестве государственной религии в Сефевидской империи в 1501 году, главный маршрут хаджа поволжских и среднеазиатских мусульман пролегал через Хаджи-Тархан. Превращение этого города в российскую Астрахань создало паломникам определенные препятствия.

Посол Афанасий Нагой сообщал Ивану IV: «А большая, государь, турецкому [царю] досада на тебя то: которые бусурмане [мусульмане] из Тюмени и из Крым-Шевкалов и из иных государств пойдут на Астрахань к Бахметеву [Мухаммеда] гробу, и твои государевы, воеводы в Астрахани их не пропущают. То турецкому на тебя, государя, и большая досада». Вряд ли там имела место какая-то особая исламофобия, скорее всего, московиты намеревались превратить пропуск желающих в Мекку в прибыльное дело.

Кроме того, отправляли гонцов и недовольные московским правлением казанские и астраханские татары, призывая султана прислать к Астрахани войско и обещая помочь со взятием города. Опасения перед лицом кремлевской угрозы высказывали также посланцы от ногайцев и черкесов.

Как бы то ни было, овладение Астраханью позволяло не только решить проблему с хаджем, но и создать базу на Каспии – на фланге враждебных Сефевидов. По крайней мере, в этом убеждал Сулеймана I великий визирь Мехмед Соколли. Маршрут султанских сил должен был пролегать так: по Дону подняться до реки Иловли, там переложить обоз на телеги и преодолеть посуху 7 верст до реки Черепахи, а по ней выйти в Волгу и спуститься к Астрахани. Параллельно предполагалось соединить Волгу и Дон каналом в том месте, где тысячелетиями действовала сухопутная переволока.

В сентябре 1563 года в Крым прибыл чауш, который привез хану Девлету Гераю приказ готовить запасы и кормить лошадей, а самое главное – собрать на будущий год тысячу телег для перевозки артиллерии и строительных инструментов. Султан обещал отправить в поход многочисленное войско во главе со своими сыновьями.

Об этом довольно скоро стало известно московским послам. Нагой писал: «Обедал у Ржевского ага янычарский, который у хана живет с янычарами, мы и стали его для вестей поить, и как он опьянел, то начал нам сказывать, что турский [царь] на весну к Астрахани непременно посылает многих людей и хану велит идти, что у турского наряд и для подкопов буравы, заступы, топоры, лопаты и корыта – к весне все готово».

Но султанским планам внезапно воспротивился Девлет Герай. Он и без того тяготился зависимостью от Османской империи, благодаря которой пришел к власти, но и по воле которой мог ее лишиться. Укрепление турецких позиций в Северном Причерноморье еще более сковало бы его свободу. «Этак и Крым не останется в наших руках!», – заявил он, узнав о воле султана. Также хан был не в восторге от перспективы долгого похода вместе с пешим войском, в конце которого ожидался трудный штурм крепости с сомнительным результатом – это противоречило традиционной крымской тактике мобильной войны. Но даже если бы кампания завершилась удачно, то большую часть тягот понес бы Крым, а все выгоды достались бы Турции. Наконец, в этот самый момент возобновились переговоры с Иваном IV, и Девлет небезосновательно ожидал заключения выгодного мира.

Поэтому Девлет взялся отговаривать от похода самого Сулеймана I. Его гонец передавал султану: «И возьмешь теперь Астрахань у великого князя, все же ее тебе не удержать: опять ее великий князь возьмет; только людей потеряешь, а корысти не получишь». Хан особенно напирал на необходимость полномасштабной подготовки к такого рода предприятию, что, разумеется, требовало куда больше времени.

В конце концов, Сулейман I прислушался к доводам Девлета Герая. В следующем году ханский гонец раскрыл перед Иваном IV подробности запланированной кампании: крымцы должны были идти до Астрахани напрямик, «полем», а турки – поставить на обоих концах переволоки по крепости, чтобы под их прикрытием вырыть канал для перевозки пушек, а третью крепость – напротив Астрахани. Так что был бы взят город или нет – Волгу и Дон контролировали бы османы. Вместе с тем хан сообщал, что уговорил султана повременить, и тот «к Астрахани ходить не велел».

Разумеется, немало нашлось и недовольных решением Сулеймана. Во главе оппозиции стоял дефтердар (казначей) Касым-бей. Он соблазнял султана экономическими выгодами от захвата Астрахани, а также взывал к его религиозным чувствам. В изложении московского посла в Стамбуле Ивана Новосильцева эти аргументы звучали так: «Взял московский государь Астрахань, и исстари Астрахань была вашей бусурманской веры; а се приходят в Астрахань из многих земель гости [купцы] торговать водным путем многие, а казна из Астрахани московскому государю сходит добре великая; и ты б Астрахань за себя взял – и станешь за свою веру, и казна тебе с нее будет великая ж».

Но Сулейман был слишком занят подготовкой новой войны в Венгрии, чтобы отвлекаться на далекую экспедицию, тем более что против решительно выступал крымский хан. В ответ он сказал Касыму: «Дед и отец мой и я с московским [царем] за сии места не воевали, а прежде сего меж нас послы и гости и ныне ходят, а московский государь силен ратью своею, и мне с ним не за что воевать, а у меня он не взял ни одного города, а Астрахань не наша турецкая земля, то московскому Бог дал».

Однако в ночь с 6 на 7 сентября 1566 года Сулейман І умер во время похода, оставив престол сыну – Селиму ІІ – вместе с наказом продолжить войну с Сефевидской империей (хотя между государствами в 1555 году был заключен мир). И это открывало для настойчивого Касыма новые возможности.

А тут еще и Девлет Герай изменил свое мнение по поводу похода на Астрахань. В 1567 году планы Ивана IV поставить на Тереке крепость начали воплощаться в жизнь, что означало резкое усиление московских позиций на Северном Кавказе. На фоне связанных с этим возможных проблем османское влияние казалось меньшим из зол, и хан отправил новому султану весть: «От Царьграда в Кизылбаши [к Сефевидам] тебе и твоему войску ходить добре далеко и путь не ближний, и в том будет твоей рати урон великой в конях, а отцу твоему был шах недруг. И тебе посылать свое войско в Кизылбаши на Астрахань, а от Астрахани, к Кизылбаши добре ближе – а се водяным путем. Да в Астрахань же приходят из Кизылбаши гости, а опричь Астрахани проходу из Кизылбаши никуда торговым людям не будет, и тебе бы Астрахань за себя взять, и Кизылбаш будет за тобою вскоре. И ты б послал со мною войско свое к Астрахани, и я с собою возьму своей рати тысяч со сто и, пойдя, тебе возьму Астрахань в одночасье; да и Казань твоя ж будет. А не возьму я Астрахани, и ты меня тогда не жалуй».

Также усилился поток гонцов от казанского и астраханского населения, оказавшегося под владычеством иноверцев – теперь они приходили не только в Крым, но и в Стамбул, где проживал сын последнего астраханского хана Дервиша-Али. А на рубеже 1567 и 1568 года в столицу Османской империи прибыло большое посольство из Средней Азии – Имелдеш-Айдар из Юргенча и Шихи-арап из Бухары с товарищами. Они вновь жаловались Селиму ІІ, что Иван IV притесняет мусульман в захваченных ханствах, вводит христианство, «да иные многие бусурманские юрты воюет», а обладание одной лишь Астраханью приносит царю по тысяче золотых в день.

И тогда султан решил дать каждому по желанию его. Касым получил титул паши и назначение бейлербеем в Кефе с полномочиями организовать выступление против Московии, а Девлет Герай – письмо с требованием выступить на Волгу вместе с Касымом-пашой.

Первая русско-турецкая война могла вспыхнуть в любой момент.

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции

***

Роскомнадзор пытается заблокировать доступ к сайту Крым.Реалии. Беспрепятственно читать Крым.Реалии можно с помощью зеркального сайта: https://d36o78oqey1rmk.cloudfront.net/ Также следите за основными новостями в Telegram, Instagram и Viber Крым.Реалии. Рекомендуем вам установить VPN.