Первая русско-турецкая война и Крым. Катастрофическое отступление

Специально для Крым.Реалии

Не сумев взять Астрахань, крымско-турецкие войска покинули Волгу. Но отступление превратилось в катастрофу, потери в которой превысили все предыдущие. Сил на новый поход у Османской империи больше не было. Но и Московия не желала продолжения войны. И хотя Стамбул так и остался с формальными претензиями на Астрахань, фактически война была завершена.

На первом же привале в 60 верстах от Астрахани (27 или 28 сентября 1569 г.) крымско-турецкое войско нагнал чауш Ахмет, а с ним – и посол Енджей Тарановский. Султан Селим II приказывал Касыму-паше «город поставить на старом городище и зимовать, а под Астрахань не ходить, и о мире ссылаться с астраханскими воеводами», тамошним союзным татарам и ногайцам выдать большое жалование «смотря по их правде», а Девлета Герая со всеми крымцами отпустить на полуостров. Отдельно хану было велено освободить литовского посла, давно задержанного в Бахчисарае, и впредь так не поступать. На следующую весну султан обещал прислать под Астрахань подкрепление – пашу Барди (Берды?) с большим войском, а в помощь Девлету для нападения на центральную Московию – Пила-пашу.

План был всем хорош, но безнадежно опоздал минимум на две недели. Поэтому неудивительно, что паша и хан проигнорировали султанский приказ и продолжили отступление. Альтернативой был бунт.

Но именно это отступление и стало для турецкого войска настоящей катастрофой – все потери под Астраханью померкли в сравнении с трудностями этого перехода. Растянувшаяся на километры колонна проходила по безводным местностям по три, а то и по пять дней. Жаждущие люди и кони пили соленую воду из встреченных по дороге озер, за некоторые источники вспыхивали схватки. Столь же скверно складывалась ситуация с продовольствием – и ногайцы в буквальном смысле озолотились, продавая туркам галеты и муку по баснословным ценам. Как назло, в пути войску встретилось множество змей. Наконец, в один из дней поднялся настолько сильный ветер, что нельзя было ступить и шагу, а под самый конец похода три дня лил дождь, и ударили холода, так что многие замерзли уже под стенами Азова.

Разумеется, это не могло не привести к массовой гибели людей и животных – по свидетельству Тарановского, до двухсот и даже пятисот человек в день. Информатор посла Ивана Новосильцева отмечал: «И турецким-де людям был урон великий: и лошадьми обмерли, а мерли-де турки с голоду и с нужды». Очевидец Семен Мальцев вспоминал, что никогда не видел настолько истощенных людей, ему вторил Тарановский: «слышал в Царьграде, что из всей земли выбраны лучшие люди, посланы под Астрахань, а я таких худых людей нигде не видал».

Сами турки роптали на Селима II, называя его «несчастливым», мол, раньше «и великие бои бывали, да настолько истомленными не приходили». Позже уцелевшие сказали султану в лицо: «и то стало твоим государевым счастьем, что к нам навстречу московские люди не пришли, а только б на нас пришли московские люди, и нас бы и остальных побили». Царские воеводы турок не преследовали, но отставшие становились жертвами нападений черкесов – тогдашних союзников Московии. В нескольких случаях османские солдаты пали от рук своих же крымских и ногайских соратников, среди убитых и ограбленных оказался даже зять Касыма-паши. Чтобы избежать мародерства, турки не отпускали своих лошадей в поля, а оставляли у шатров, кося им траву заранее.

Вопрос о том, почему Девлет Герай повел турок через безводные степи в опасной близости от враждебных горцев, занимал уже современников. Мальцев прямо писал, что хан «их волочил под черкесами Кабардинской дорогою по безводным местам, томил их нарочно: царю, государь, опять к Астрахани и крымским людям сильно не хочется». Эта версия стала общепринятой, ее пересказывал посол Святого Престола иезуит Антонио Поссевино – мол, крымские татары «были недовольны тем, что турки, как они полагали, готовят им более тяжкое ярмо. Поэтому, предложив себя в проводники турецкому войску, они повели его окружной дорогой по бесконечным лесам и местам, лишенным продовольствия, так что оно почти все погибло от голода и трудностей пути».

Тарановский утверждал, что ногайский мурза Гази («Казый») и Девлет Герай сговорились провести турок трудной дорогой, чтобы поживиться за их счет. Солдатам обещали всего четыре дня пути по местам, обеспеченным водой и продовольствием, а завели в ловушку.

Считали так и в Османской империи. По крайней мере, когда в 1587 году обсуждался план нового похода на Астрахань, ширинский бей Али получил из Стамбула письмо с обвинением Девлета в том, что тот «повел мусульманских воинов по ложному, труднопроходимому пути», желая запугать турок и «отбить у них охоту предпринимать попытки к новому походу».

Этому противоречат свидетельства очевидцев. По Мальцеву, Девлет Герай «главных турок и пеших много вывез»; по информатору Новосильцева: «И только б тем остальным турецким людям крымские татары и Казыевы [ногайцы] не помогли, то им было и остальным пропасть: а подвозили их крымские и Казыевы татары». Даже сам Тарановский был вынужден признать, что хан кормил турок хлебом, а его крымцы подвозили отставших.

И тот же Тарановский в другом месте дает гораздо более простое объяснение выбора маршрута: «эти московские казаки… везде травы жгли за турецким и татарским конным войском, и где было хотя бы одно озеро, болото или колодец, везде около них пожары устраивали, чтобы войско там же назад пройти не могло». Именно поэтому возвращение старым путем через Дон оказалось невозможным, не говоря уже о том, что на Волге союзников могли поджидать московские войска.

Путь же напрямик от Астрахани к Азову не казался крымцам и ногайцам сложным. Они пили кумыс из кобыльего молока и ели мясо павших лошадей, и «крымским-де татарам потому урон был невелик». Для турок же злоключения не закончились даже 23 октября, когда их передовые отряды подошли к Азову. Первые, добравшиеся до города, так объелись, что на утро умерли от переедания. А те, кто сел на галеры и немедленно отправился в Кефе, на третий день попали в шторм – и почти все утонули. Еще три дня к Азову подходили отставшие.

Точное число жертв катастрофического отступления турецкой армии неизвестно. Один информатор Новосильцева говорил, что «к Азову их трети не дошло», другой – что «и тех турецких людей не пришло назад из Астрахани ни четвертого жребия»; он же отметил, что из трех тысяч янычар уцелели только семьсот. По Тарановскому, из 25 тысяч всадников и 3 тысяч янычар вернулись 2 тысячи человек. Однако если последнюю цифру он мог посчитать лично, то в первой точно ошибался – как уже отмечалось ранее, суммарно османские силы вряд ли превышали 15 тысяч. Таким образом, только в пути от Астрахани к Азову погибло не меньше трех четвертей турок, а если прибавить к ним потери отряда на Переволоке и утонувших на обратном пути, выходит, что лишь один из семи османских солдат, отправленных на войну, увидел дом.

Но Касым все еще не терял присутствия духа. Он занял у кефинского таможенника Мустафы-челеби 10 тысяч золотых, распорядился не отпускать янычар в Константинополь, щедро одарил Девлета Герая и намеревался повторить поход – даже если не летом следующего года, то весной третьего, и притом сразу на Москву. Ожидая московского нападения на Азов, Касым приказал отремонтировать поврежденную взрывом стену крепости.

Однако янычары не пожелали оставаться в Крыму и вернулись в Стамбул. Там они «били челом» Селиму II и заявили ему: «а станешь к Астрахани впредь нас посылать, так ты вели здесь казнить смертью, чем нам там напрасно помереть же, а Астрахань от Царьграда не близко и приступать к ней долго, хоть бы и сам пойдешь».

Султан, разгневанный провалом кампании и чудовищными потерями, распорядился умертвить Девлета Герая и Касыма-пашу. Хан, вовремя предупрежденный, с помощью взяток и заступничества друзей при дворе сумел отвести опалу от себя и Касыма, хотя гнева правителя не унял. Паша безвылазно сидел в Кефе, опасаясь быть убитым кем-нибудь из участников провального похода. В конце концов, зимой Селим II прислал чауша передать, что повторения похода на будущий год не будет. Хан не мог (или не захотел) скрыть свою радость от московских послов.

Важнейшим аргументом против новой кампании, по сообщению историка XVIII века Сейида Ризы, стала опасность прорытия канала: «умные и дальновидные люди уверили султана, что проток между Волгой и Доном будет пагубен для Блистательной Порты, во-первых, потому, что соединение двух рек, умножив волнение Черного и Азовского морей, будет вредить плоским турецким судам, которые употребительны на Азовском море по причине мелководья; во-вторых, вероломным москвитянам доставлен будет удобный случай для нападения на берега Черного моря. Сии представления убедили султана отказаться от своего предприятия».

Впрочем, и Ивану IV торжествовать было рано. Да, турецкий поход провалился, и во многих европейских городах известие об этом вызвало бурную радость, но дело было не закрыто. Османская империя могла прислать под Астрахань еще одну армию, в то время как Московия не могла рассчитывать даже на взятие Азова, не говоря уже о Кефе. На западе все еще продолжалась тяжелейшая Ливонская война (хоть и с перемириями), а внутри страну разрывала опричнина. В этих условиях царь не просто не рискнул пойти на эскалацию, а наоборот – сделал первый шаг к примирению.

В 1570 году в Стамбул поехал Новосильцев – восстанавливать мирные отношения. На аудиенции 30 июня он уверял Селима II, что Казань и Астрахань попали под руку царя «за неправды» их правителей, но мусульманам Московии ничего не угрожает. В ответной грамоте султан требовал открыть путь для хаджа через Астрахань и оставить Терскую крепость. Весной 1571 года в османскую столицу отправился новый посол – Андрей Ищеин-Кузминский. В привезенном им послании Ивана IV от 14 марта говорилось: «Желая быть с тобою впредь в братстве и любви, мы показали братской любви знамя: город с Терека-реки, из Кабардинской земли, велели снести и людей своих оттуда свести в Астрахань; а что ты писал к нам о дороге, то она была заперта для того, что многие люди ходили воровским обычаем, измены многие и убытки нашему городу Астрахани делали; но теперь для тебя, брата нашего, дорогу мы отпереть велели всяким проезжим людям».

Удовлетворенный ответом, Селим II в письме 8 октября 1571 года не только потребовал передать крымскому хану Казань, а себе – Астрахань, но и вынуждал царя признать османское верховенство. Разумеется, из этого ничего не вышло, но боевые действия между Турцией и Московией были прекращены.

Впрочем, крымский хан имел свое мнение на этот счет.

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции

Роскомнадзор пытается заблокировать доступ к сайту Крым.Реалии. Беспрепятственно читать Крым.Реалии можно с помощью зеркального сайта: https://d36o78oqey1rmk.cloudfront.net/ Также следите за основными новостями в Telegram, Instagram и Viber Крым.Реалии. Рекомендуем вам установить VPN.