Ловушка среднего дохода. Почему Кремлю выгодна бедность населения России

В России растет инфляция – по оценкам Росстата, в этом году она перекроет прогнозы Центробанка и составит 8%. На этом фоне реальный размер пенсий сокращается восьмой месяц подряд. Однако в проекте бюджета на 2022 год заложено сокращение расходов на медицину, социальную поддержку и экономику на 640 миллиардов рублей. О чем говорит резкий рост инфляции, можно ли его замедлить и что ждет российскую экономику, корреспонденту проекта Радио Свобода Север.Реалии рассказали экономист-статистик, член-корреспондент РАН, главный научный сотрудник Социологического института Ирина Елисеева и доктор экономических наук, профессор Петр Гребенников.

По данным Росстата, с 19 по 25 октября 2021 года недельная инфляция в России ускорилась до 0,28%, рост потребительских цен с начала года составил 6,28%. Минэкономразвития оценивает ускорение годовой инфляции до 7,97%, что является максимальным значением с февраля 2016 года. При этом, несмотря на грозную четвертую волну пандемии и высочайший уровень смертности, на здравоохранение в будущем году собираются потратить на 117 миллиардов меньше, чем в нынешнем, пенсионные выплаты сократятся на 152 миллиарда, точно такую же сумму вынут из экономики. А вот на военных пенсионеров будет потрачено на 427 миллиардов больше, и в целом расходы на силовиков вырастут на 17%.

Но рядовых граждан тревожит в первую очередь инфляция, которую Ирина Елисеева отчасти связывает с разовыми выплатами разным категориям граждан в предвыборный период и после выборов.

– Если бы денежная масса пошла в экономику, это одно дело, а если она попадает в личный оборот, тут сразу начинается скупка товаров, и продовольственных, и непродовольственных. Соответственно, начинается припрятывание товаров с целью перепродажи на следующем витке инфляции по более высоким ценам. То есть, с одной стороны, выплаты это хорошо, с другой, они ускоряют инфляционные процессы.

– Как же так, ведь у бюджетников такие маленькие зарплаты, причем сейчас они у многих даже снижаются – неужели эти разовые выплаты, не влияющие на размер окладов, могут так разогнать инфляцию?

– Так ведь народ получил деньги – и сразу пошел в магазин, закупил сахара мешок, гречки побольше. В другое время он бы купил килограмм и успокоился, а тут он старается запастись.

– Почему именно продукты так дорожают?

– Это началось не сегодня, а с 2018 года. Помню, у нас в Питере резко подскочили цены на продукты, курятина выросла на 25%. Тогда ссылались на дорогие импортные корма, дорогую вакцину от куриного гриппа. А сейчас у нас яйца заметно подорожали, мясные продукты, сыр. Рыба очень дорогая стала, и это при том, что она в нашем пищевом наборе и так представлена очень слабо, что не соответствует никаким стандартам. Но люди смотрят на нее и проходят дальше, такая она дорогая. И гречка подорожала сильно, и сахарный песок, и подсолнечное масло.

Я считаю, что это проявление монополизма в сельском хозяйстве, которое держится на огромных агрохолдингах, в основном, на юге России. А мелкие фермерские хозяйства – им бы только выжить, может, иногда они что-то для себя и выбивают, но никакой систематической поддержки мелких агрофирм и никакой кооперации между ними нет. Чаянов (Александр Чаянов, экономист, социолог, социальный антрополог, основатель междисциплинарного крестьяноведения. – ред.) развивал идею кооперации: ведь мелкие хозяйства бесправны перед скупщиком, который забирает их продукцию за бесценок, а Чаянов хотел, чтобы они выступали как единый кооператив, тогда они могут торговаться со скупщиком и предлагать приемлемые цены за результаты своего труда. Но у нас нет кооперативного движения, а многие производители, к тому же, еще и лишены транспортных средств. Но если даже вы вырастите много картошки, ячменя или кукурузы, то без грузовика вам этого на рынок не доставить, надо обращаться к перевозчику, в результате себестоимость возрастает, доступность рынка никакая, и человек вынужден продавать свои продукты за бесценок. А монополисты, крупные агрофирмы держат цены – они будут гноить фрукты, выливать молоко, но цены не снизят.

– Что с этим можно сделать?

– Я думаю, что, в конце концов, будет заключено какое-то очередное соглашение с производителями – как изначально уже пыталось действовать правительство, в декабре 2019 года заключили соглашение, чтобы придержать цены. Но потом оно стало нарушаться – это тоже, конечно, путь тупиковый. Тут самое оптимальное – это развитие рынка, чтобы кроме крупных хозяйств центральная Россия была насыщена нормальными производителями, способными путем семейного труда или с помощью одного-двух наемных работников вести свое хозяйство. Но, к сожалению, у нас такие фермы не выживают. Поезжайте в Америку – там семья работает, муж, жена, 12-летний ребенок вовсю помогает. Если пасут скот, ограда электрифицирована, скотина не разбредается, пастуха не надо. Там же убойный цех и все прочее. Большая отара овец, коров 20-30, несколько лошадей, я спрашиваю – а сколько у вас наемных работников? Отвечают: один. И такие хозяйства выживают. У нас в Ленинградской области кто-то пытался индюков разводить, кто-то даже жирафов, есть отдельные энтузиасты, но в целом монополизм душит все, в том числе и сельское хозяйство.

– Вот и опять у нас нерабочие дни – и судя по всему, безо всякой помощи малому бизнесу.

– Да, думаю, ничего и не будет. Ведь как ставится вопрос – нерабочие дни с сохранением зарплаты, а откуда у мелкого производителя деньги на зарплату, если нет дохода? Это нонсенс. В прошлом году во время локдауна все работники писали заявление об уходе по собственному желанию, и фирмы растворялись в воздухе. Некоторые потом восстановились, но около трети в строй не вернулось. Так будет и сейчас.

– А инфляция?

– Инфляция будет расти. Конечно, Центробанк ведет политику таргетирования, Эльвира Набиуллина все время говорит, что уменьшение инфляции – в приоритете Центробанка. Они маневрируют, применяют специальные изощренные методы, чтобы ее сдержать, но она все равно выходит из-под контроля, начинает сама себя раскручивать, и это опасно.

– Поэтому и реальный размер пенсий снижается?

– Конечно. Он же делится на индекс потребительских цен. Чтобы как-то с этим справиться, я думаю, будут опять регулировать цены, но это тупик. Введение фиксированной цены – это значит упрятывание товара под полу, тайная торговля, спекуляция – ничего хорошего. Главное лекарство – это конкуренция, развитие свободного рыночного хозяйства, но мы никак не можем на этот пусть встать, все время возникают какие-то иные соображения.

– Обнародован проект бюджета на будущий год, опять вырастет финансирование силовиков, зато расходы на образование и здравоохранение срезаны.

– Естественно, бюджет же не резиновый, если увеличиваются расходы в одной сфере, то уменьшаются в другой. Это прискорбно и не продумано, ежедневные медицинские сводки оптимизма не внушают.

– Так может, убыль населения и закладывается бюджет, это же выгодно, если пенсионеров меньше…

– Я думаю, нет – при такой огромной территории и таких амбициозных планах, о которых Шойгу говорил – о строительстве новых городов, о перенесении столицы в Сибирь, об ориентации на трехдетную семью – убыль населения никак не с руки. Думаю, планы правительства связаны как раз с ростом населения.

– Планы – с ростом, а бюджет – с убылью?

– Потому что одна рука делает одно, а другая – совсем другое. Я считаю, что не стоит сидеть на золотой кубышке, что нужны прямые инвестиции в экономику.

Точно так же считает и профессор Петр Гребенников.

– В США огромный дефицит государственного бюджета, но посмотрите на Японию, там он еще больше, тем не менее, японцы своей жизнью более или менее довольны. И там огромный государственный долг. А у нас уже опубликован прогноз бюджета на очередные два года, там цель – добиться профицита: если доходы госбюджета превышают расходы, это у нас считается хорошо. Но с точки зрения современной денежной теории, это совсем не хорошо – если у государства денег избыток, то у частного сектора – дефицит. Есть такая теория секторальных балансов, которая говорит, что когда у государства возникает дефицит бюджета, то у населения возникает профицит, оно становится более богатым. Два великих мировых кризиса – 1998 и 2008 – годов случились именно тогда, когда госбюджет США был профицитным, а у населения в частном секторе был дефицит. А мы все стремимся с профициту госбюджета, но с точки зрения современной теории это неправильно. У нас все рассматривают с точки зрения домохозяйства – в домохозяйстве действительно плохо, когда расходы больше доходов, а в государстве – нет.

– То есть если вы у себя дома занимаете 100 рублей до зарплаты, то это плохо, а если государство занимает, чтобы пустить эти деньги в оборот, это хорошо.

– Да, это стимулирует экономику. Одним словом – если государство имеет внутренний долг, то ничего страшного нет. Со временем его можно будет сократить. Вот почему у японцев самый большой госдолг и в то же время неплохая экономика – потому что их госдолг, в основном внутренний, государство задолжало своим гражданам. И тут ничего страшного нет.

– А как вы смотрите на быстрый рост инфляции в России, все идут в магазины и говорят – ужас: это правда плохо?

– Это действительно ужас, потому что Центральный банк обещал ее не допустить выше 4% и с этой задачей не справился. Это для них сильная беда, что не смогли удержать инфляцию в этих рамках. Экономическая теория говорит, что давить инфляцию надо основным средством – повышением процентной ставки. Но дело-то в том, что если повышается процентная ставка, то удорожается кредит, и это давит экономику. Люди не инвестируют, не берут взаймы для обновления оборудования, и это снижает выпуск продукции, снижает предложение. В такую инфляционную ловушку наша страна попала. И это особенно примечательно, потому что на западе другая беда – дефляция, у них там нулевые процентные ставки. В современной рыночной экономике нормальной инфляцией считается 4%, западные центральные банки хотят этого уровня добиться, но не могут, а наш Центробанк хочет удержаться на этом уровне, но тоже не может.

– Но в США-то цены растут.

– Меньше, чем у нас. И почему они растут – потому что Байден принял огромную по масштабам программу помощи населению. У них не Центральный банк, а Федеральная резервная система, так вот, денежная масса у нее возросла раз в 8, и это, естественно, ускорило инфляцию – но не так как у нас. Там уже всякие теории появляются, почему увеличение количества денег так мало ускорило инфляцию – ведь даже эти 5% совсем недавно появились, еще год назад было меньше 4%. Это сложные теоретические вопросы. А с обывательской точки зрения у нас ужасная инфляция, гораздо больше, чем в тех чертовых странах, где неправильный капитализм, как говорит Путин. Наш Центробанк признает свой провал, сейчас много публикаций на эту тему, хорошо, если Набиуллину не снимут.

– А для чего вообще во время инфляции повышается процентная ставка?

– Чтобы к нам притекал иностранный капитал. Вы покупаете государственные облигации, по ним высокая ставка, это выгодно, они высокодоходные, поэтому американцы, европейцы должны их покупать – и тогда к нам притекает валюта. Так что у Центробанка сложная задача: с одной стороны, они хотят подавить инфляцию, а с другой, хорошо, когда к нам притекает иностранный капитал, но одновременно это и плохо, потому что высокая процентная ставка сдерживает отечественные инвестиции в экономику.

– А вы верите цифрам по инфляции, которые дает Росстат?

– Они не завышенные, думаю, они соответствуют действительности. Минфин и центральный банк работают вместе, Минфин проводит фискальную политику, он сейчас пытается немного сгладить рост инфляции, компенсировать его пенсионерам и многодетным семьям с помощью дотаций.

– И все-таки, откуда взялся такой рост цен и такая инфляция?

– Из той системы социально-экономических отношений и того экономико-политического положения, которое сложилось в стране. В этом все дело, остальное – частности. У нас государственный сектор в экономике занимает 70-80%. Можно сравнить с Китаем: там диктатура, и у нас достаточно сильная политическая диктатура, но у них, в отличие от нас, 60% частного сектора, даже больше, чем в Америке. Есть такая конфуцианская поговорка – если собственность единая, народ разбегается, а если собственность частная, то народ объединяется. Поэтому их модель основана на частной собственности, а у нас наоборот – везде госкорпорации: Газпром, Роснефть и прочее. Поэтому экономика у нас такая. Есть добывающие отрасли, они работают, в основном, на экспорт, и наша страна получает золотовалютные резервы. Они на балансе Центробанка, а распоряжается ими правительство и те, кто входит в правительственные комитеты. На валюту можно покупать оборудование, иностранные качественные товары. Несырьевой сектор – обрабатывающая промышленность, строительство, сельское хозяйство – имеет дело с рублями. Эти два потока – валюта и рубли – не пересекаются, до тех пор, пока население не станет достаточно богатыми. То есть если несырьевой сектор начнет работать эффективно и много зарабатывать, у людей станет больше денег, они захотят купить не только отечественные товары, но и импортные, поехать отдыхать за границу, а для этого обменяют свои рубли на доллары – и валютные резервы уменьшатся, а этим недовольны те, кто имеет доступ к этим резервам. Одним словом, рост благосостояния населения выше определенного уровня нежелателен.

– Ничего себе – получается, бедность у нас запланирована?

– Да. Это называется ловушка среднего дохода, когда население не богатеет, хотя и не бедствует совсем, как было в 1990-е годы во время перехода от социализма к капитализму. К которому мы, кстати, так и не перешли. Эта тема становится интересной – вот уже Путин, потом Сечин стали говорить, что капитализм – это нехорошо, ни к чему хорошему не приведет. Так вот, сейчас население живет получше, чем в 90-е, особенно хорошо жили до 2008 года, благодаря таким высоким ценам на нефть, что доставалось не только добывающим отраслям, но остальным. У людей росли доходы, часть их они могли обменивать на валютные резервы, и это было не страшно – уж очень эти резервы были большими. А теперь, если доходы населения вырастут, это уже будет плохо: во-первых, они будут обменивать рубли на валюту, и резервы уменьшатся, во-вторых, они будут самостоятельными и недовольными тем, что происходит вокруг, будут разные возмущения, поэтому не нужно сейчас поднимать благосостояние выше того уровня, которого мы достигли.

– А что с инфляцией – она у нас будет расти или нет?

– Это трудно предсказать – не по экономическим причинам, а по политическим. У нас сейчас очень непонятная политическая обстановка. Непонятно, та же Набиуллина удержится или не удержится, тот же Мишустин удержится или нет. Положение очень шаткое, политическая напряженность очень большая. Лично мне Набиуллина нравится, она грамотный экономист, но ей приходится работать в непростых условиях и учитывать слишком много обстоятельств.

– Так почему все-таки инфляция разогналась?

– А потому что экономика наша не развивается. Предложение отстает от спроса, хотя и спрос ограниченный. Основная причина инфляции – ее же Путин объяснял: они там тратят много газа, газ подорожал, из-за этого у них возрастает стоимость продукции, и для нас импорт становится более дорогим, что тоже вызывает инфляцию.

– Значит, если говорить об инфляции, дело не в коронавирусе, не в локдаунах, а в запертой кубышке…

– Конечно, не в коронавирусе. На западе расходы на коронавирус в два, а то и в три раза превышают наши расходы. Коронавирус, конечно, тоже способствовал инфляции, но все списать на него нельзя. У меня еще нет полной картины, почему инфляция в России так рванула по сравнению с другими странами. Но я уверен, что там сочетание политической неопределенности и экономической отсталости многих наших отраслей. У нас еще более или менее развивается строительство, но эту сферу губит лес – он же страшно подорожал, а это тоже важный фактор инфляции.

– Может, взять да и зафиксировать на него цены, как у нас любят?

– С точки зрения рыночной экономики, это зло. Вот вы зафиксируете цены, а производитель снизит качество. Это со всеми товарами так – зафиксируйте цены на хлеб – будут класть туда муку похуже, зафиксируйте на лампочки – они начнут быстрее перегорать. К директивному ценообразованию в крайнем случае ненадолго прибегают, но как лекарство оно неэффективно. Это может быть краткосрочная мера в виде помощи определенной группе населения.

– А почему цены растут именно на продукты? Те же овощи всегда осенью дешевели, а теперь дорожают.

– Поставщики легко объясняют это неурожаем, расходами на сбор, много чем. А вообще, Мировой каждый год публикует отчеты о мировой экономике, в том числе по странам, и он говорит, что современный капитализм имеет существенный недостаток – он приводит к большой дифференциации доходов. С точки зрения чистой экономики, так и должно быть, с точки зрения социальной справедливости, конечно, для богатых должен быть прогрессивный налог, для бедных – более низкий. Вот вы спрашивали о коронавирусе – как ни странно, он ударил по чипам, которые применяются и в телефонах, и в автомобилях. Резко сократились из-за пандемии морские перевозки, это сократило поставки чипов из Азии, и так возник кризис. И автомобили дорожают. Вот такое неожиданное последствие коронавируса.

– А почему, несмотря на пандемию, на будущий год в нашем бюджете заложено такое снижение социальных расходов? А военным опять привалило.

– Да вы шутите – в этом смысл нашей системы: нас должны бояться. Да военные еще ладно – а на правоохранителей, на внутреннюю безопасность сколько денег идет! Зато я недавно побывал в обычной, рядовой питерской больнице – это просто ужас. И новые больницы не строят – на них средств не хватает. Потому что главное – чтобы нас боялись, оружие, особенно электроника всякая, обходится дорого. И внутри страны нужно, чтобы никто не выходил на Марсово поле, а для этого нам нужно Росгвардию большую, полицию большую. Без этих огромных расходов нельзя, а там уже остается поменьше.

– Но денег-то вроде много, почему на все не хватает?

– А потому что темпы роста у нас 1% всего, это очень мало по сравнению с мировой экономикой. А деньги за нефть и газ пополняют резервы – посмотрите, как у нас растет Фонд национального благосостояния. И бюджетное правило у нас такое – если цена нефти выше 42 или 43 долларов за баррель, то все, что сверху, идет в этот фонд. С одной стороны, это правильно, цены на нефть – вещь конъюнктурная, они могут и снизиться, так что многие нефтедобывающие страны избыток прячут на черный день. Но у нас все-таки странно немного получается – Фонд национального благосостояния растет, а социалка снижается. Потому что в социально-политическом плане у нас все очень напряженно, экономика не растет, а приоритеты власти – вооружение и правопорядок. И я считаю, что так и будет продолжаться – если не сменится власть. У власти нет выхода – они вынуждены думать о самосохранении.

– Неужели им интересно только самосохраняться, а не сделать страну динамичнее, интереснее, богаче?

– Тот же Конфуций говорил, что хорошим правителем может быть не любой человек, а только тот, кто больше думает о стране, чем о своем богатстве. Я считаю, что ни роста экономики, ни роста благосостояния людей у нас в ближайшем будущем не будет. Инфляцию они постараются сдержать, но при слабой экономики это не удастся. Нужны реформы, и экономические, и институциональные, тогда страна будет жить богато, даже безо всяких ресурсов.

– А если вернуться к нынешнему бюджету, как бы вы его скорректировали?

– Поменьше на войну и на Росгвардию и побольше на социалку – но при нынешней системе это нереально.

– Но ведь народ будет еле-еле выживать…

– Ну, и хорошо, значит, он не будет думать о революции, а будет думать, как прожить.