Крымское ханство. Крым и Украина – мечты о независимости

(Продолжение, предыдущая часть здесь)

Истории Крымского ханства не повезло дважды: в Российской империи ее писали преимущественно в черных красках, а в Советском Союзе вообще попытались забыть. Да и жители современной Украины, чего скрывать, по большей части находятся в плену российских мифов и заблуждений о крымских татарах. Чтобы хоть немного исправить ситуацию, Крым.Реалии подготовили цикл публикаций о прошлом Крымского ханства и его взаимоотношениях с Украиной.

История с антиосманскими бунтами Мехмеда II и Мехмеда III Гераев словно повторяется снова: хан Инает Герай вновь отказывает султану в повиновении и стремится к союзу с Польшей. Давайте и конкретно на этом случае, и на истории предшествующих десятилетий ответим на вопрос, что же такое случилось с Крымом? Почему полуостров вдруг обрел такую тягу к независимости – это был закономерный итог развития ханства или просто звезды так сложились? И самое главное – имелся ли у Крыма шанс вернуть себе самостоятельность от Турции, пусть даже с помощью казаков и Польши, или в тех условиях это была утопия?

Да, история Инаета Герая очень похожа на историю его предшественников, Мехмеда II и Мехмеда III Гераев. И камнем преткновения снова стало требование Стамбула идти в персидский поход. Его бунт был недолгим и закончился тем, что хан в конце концов был казнен в Стамбуле по приказу султана.

Тяга крымских ханов к независимости была прямым следствием кризиса, начинавшегося в самой Турции. Начало 17 века в Турции – это династический кризис, череда смен султанов, зачастую насильственных смен; это и правление недееспособных султанов, по сути безвластие, во время которого страной распоряжались непрестанно сменявшиеся временщики: визири, евнухи, янычарские командиры. На фоне этого стамбульское правительство все больше нуждалось в людских и военных ресурсах Крыма, и эксплуатировало их все интенсивнее, а для этого требовалось поставить крымских ханов под эффективный контроль и лишить их остатков той самостоятельности, которую они когда-то имели. И визирям было легко это сделать, вмешавшись в династические споры в самом ханском семействе, которые – опять-таки, с подачи османского двора – бурно разгорелись в Крыму в конце 16 века. Отсюда и стремление отдельных ханов высвободиться из-под засилья стамбульских придворных.

Однако в том и трагедия истории Крыма, что крымские ханы великолепно сознавали, что к полной независимости, как это было в 15 веке, Крым вернуться уже не сможет. Крым мог гипотетически выбирать лишь между двумя вариантами: либо новый, более независимый, порядок отношений с Османской империей, либо переход под протекторат иного сюзерена. О новом протекторате вслух задумывались и Гази II Герай, а затем и Инает Герай. И в качестве такого нового сюзерена несколько раз рассматривалась Речь Посполитая, причем когда в 16 и 17 веках эта идея возникала, то она обсуждалась в ключе возрождения счастливых времен Хаджи Герая, когда он, номинально являясь персональным вассалом правителя Речи Посполитой, был при этом совершенно свободен и независим в своем правлении. Но это была уже, позволю себе выразиться, анахроничная политическая фантастика.

Почему так случилось? Крым, при всех к нему горячих симпатиях, был просто в разных весовых категориях как по территории, так и по численности населения, в сравнении со своими куда более крупными соседями. Отвечая Шахину Гераю, что дневной бюджет Польши равнялся годовому бюджету Крыма, польский король, конечно, сильно преувеличивал. Однако общее понятие о разнице в масштабах двух стран он передавал верно. Самые завышенные, самые оптимистические оценки численности крымского населения в начале 17 века дают нам не более миллиона человек, тогда как в Речи Посполитой проживало более 10 миллионов людей, примерно столько же – в Московии, а Османская империя могла бы уместить в себя их обе.

Со времен Хаджи Герая вокруг Крыма разрослись и немыслимо укрепились могучие экспансионистские державы: Османская империя, Московское царство, да даже и Речь Посполитая, хотя и не стала империей в обычном понимании, тоже была уже далеко не та, что в 15 веке. В силу различных причин все эти государства развивались гораздо быстрее Крыма, который надолго законсервировал архаичную – по сути ордынскую – систему правления и потому безнадежно отстал. Нечто отдаленно похожее, кстати, обусловило и некоторое отставание Польши в сравнении с прочими странами Западной Европы: Польскому королевству тоже очень дорого обошлось сохранение архаичной выборной монархии с безраздельным засильем феодальной родовой знати, тогда как прогресс шел в сторону абсолютизма.

Крымские ханы очень хорошо понимали причину бед. Некоторые из них старались ввести в Крыму абсолютистскую османскую систему, которая была гораздо эффективнее крымской. Они пытались отменить ордынский порядок наследования, когда трон наследовался не старшим сыном от отца, как в Турции, а старшим членом в ханском роду, что давало огромный простор всяким спорам и злоупотреблениям – в этом, собственно, и заключалась причина усобицы, закончившейся гибелью Мехмеда II Герая. Они старались достичь единоличной власти, сильно урезав полномочия родовых беев и знатных кланов. Однако все такие попытки позаимствовать в крымскую политическую практику элементы османского абсолютизма, более прогрессивного на тот момент, неизменно встречали очень активное противодействие как Стамбула, не желавшего упускать рычаги влияния на Крым, так и местной аристократии, стремящейся, конечно же, максимально сохранить свои древние исконные привилегии.

Отсюда и ханские бунты 16 и 17 веков: Гераи старались отстоять остатки своей самостоятельности. В том числе и в определении своих преемников на престоле. На настоящую независимость никто из них не рассчитывал, да и со Стамбулом порывать никто всерьез не собирался – хотя бы уже потому, что с ростом силы соседей единственное, что могло защитить Крым в случае серьезных их посягательств на полуостров, была османская военная поддержка. Но ценой этой действительно необходимой поддержки было постепенное и неуклонное ограничение самостоятельности Крыма. Это противоречие и определяло во многом события эпохи.

И в завершение последний вопрос, также связанный с Украиной. Мы детально поговорили о том, как запорожцы помогали крымцам в их борьбе за самостоятельность, но ведь и сами казаки с 1625 по 1637 год четыре раза поднимали восстания против Польши. Ответил ли Крым им услугой за услугу, помог ли в схватке с польскими войсками?

Как я уже рассказывал, в 1625 году Шахин Герай заключил с казаками на Днепре союз, и интерес казаков в этом союзе заключался в том, чтобы во внутренних спорах с польским правительством у них появился столь мощный союзник, как Крым. Осенью того же 1625 года казаки имели военную стычку с правительственными войсками. Но если они ждали крымскую помощь – то напрасно, потому что Крыму, желавшему привлечь на свою сторону казачество, в то же самое время было невыгодно ссориться и с Варшавой, которую Крым тоже хотел видеть своим партнером.

Потому крымские войска появились на украинских территориях, когда этот конфликт уже закончился победой правительства. И этот ханский поход произошел не потому, что об этом просили казаки, а по настоянию османского султана, который рассчитывал, что хан, вынужденный идти в поход, будет вынужден воевать и с казаками, и таким образом их союз распадется. Но султан не знал, что на этот раз казаки сами желали, чтобы пришли крымцы.

Словом, Крым на тот раз отказался быть инструментом в спорах короля и казачества, потому что Крыму требовалась дружба с обеими сторонами этого внутреннего конфликта. Но прежде чем осуждать крымцев за то, что они не оправдали ожиданий своих запорожских партнеров, лучше, наверное, чисто из гуманных соображений порадоваться, что крымскотатарская конница уклонилась от вылазок на территорию Украины. Потому что такие походы, даже союзнические, даже направленные сугубо на совместное с казаками противостояние с польскими войсками, неизменно сопровождались разорением и грабежом не причастных к казацким проблемам отдаленных украинских сельских территорий. Уже по той причине, что крымские воины шли в поход без всякого жалования, со своим оружием и со своими лошадьми, и было просто немыслимо не поживиться в походе трофеями, потому что собственные затраты на поход бойцу требовалось как минимум окупить, не говоря уже о потребности в прокорме и хоть каком-то вознаграждении. К примеру, тот же самый поход начала 1626 года, которого казаки так желали и который в числе нескольких отрядов даже сопровождали сами – в ходе него Мехмед III Герай разграбил до 200 сел на Галичине и Волыни. Да и из эпохи Хмельниччины мы тоже вспомним немало случаев, когда союзническая помощь имела этакую вот обратную сторону. Ну, такова была военная тактика эпохи, казаки сознавали это, но считали, что польза от военного сотрудничества с Крымом перевешивает эти, как сказали бы сейчас, неизбежные сторонние потери.

То есть в тактическом, чисто военном плане казаки не получили тогда от Крыма ожидаемого перевеса в своем споре с королем – да и наивно было бы ожидать, что получат. Однако в стратегическом отношении значение этих первых крымско-казацких союзов было очень весомым. Во-первых, потому что закладывалась основа таких союзов, уже по-настоящему тактических, в будущем. Собственно, именно из 1620-х годов идут истоки куда более масштабных и результативных альянсов 1640-1650-х годов. Во-вторых, подобие дипломатического взаимодействия с Крымом чрезвычайно повышало престиж казацкого сословия – по сути, соседи теперь обращались с ними чуть ли не как с отдельной державой, о чем раньше нельзя было и мечтать, и это было очень серьезной заявкой на автономию казачества и их территорий в глазах центрального правительства, с которым как раз шел острый спор о такой автономии. То есть, в целом, сам факт международного сотрудничества украинского казачества весьма усилил его политический вес и авторитет и потому, безусловно, имел очень позитивное значение для казаков.

При этом надо отметить один важный момент (на который, возможно, даже уместнее было бы обратить внимание в самом начале ответа): оказав партнеру помощь, стороны вовсе не ожидали, что тот обязан ответить на любезность впоследствии. То есть постановка вопроса – отплатили ли впоследствии крымцы украинцам за, например, Карасубазарскую победу или за освобождение хана из осады, не ставился. Потому что свою награду стороны получали сразу и непосредственно в процессе помощи: казаки, вызволившие хана, немедленно получили свою немалую денежную и вещевую награду, ханский поход 1626 года был оплачен собранными на Западной Украине трофеями и так далее. После этого никто никому не считался должным, и термин «услуга за услугу», пожалуй, звучит применительно к тем временам слишком современно.

Опишу показательный эпизод из кампании 1628 года: впервые в истории преодолев Перекоп, пробившись к самому Бахчисараю и спася хана из осады, казаки, отдыхая, делились друг с другом приятным открытием: Крым, оказывается, далеко не столь неприступен, как казалось. Крым, к их удивлению, оказался даже более податливым и уязвимым, чем Московия, куда некоторые из этих бойцов в свое время ходили воевать вместе с польским войском. Казаки выражались в том духе, что, мол, сейчас мы служим нынешнему хану, и свои обязательства перед ним мы выполним, но потом, если ситуация изменится, надо будет наведаться сюда еще раз – тем более что это, как оказалось, не так-то и трудно.

И действительно, в ближайшие годы, когда Мехмед III Герай был уже побежден и бежал на Днепр, казаки с его ведома и в его интересах нанесли с Днепра несколько сильнейших ударов по крымским побережьям. Они разграбили считавшуюся неприступной крепость Мангуп-Кале и снова подошли от берега почти к самому Бахчисараю, принеся немало хлопот сопернику Мехмеда III, Джанибеку Гераю. Правда, в саму столицу им вступить больше так и не удалось, но в данном случае важнее тот факт, что партнеры, так сказать, держали ухо востро, зорко отмечая прорехи в обороне союзника, который завтра – как непременно и происходило – союзником уже не являлся.

А в целом, подводя итог, можно сказать, что стороны не остались в претензии друг к другу. Потому что – пусть и не в полной мере, но хотя бы отчасти – они успешно помогли друг другу решить часть тех задач, которые каждый партнер ставил перед собой. И это открывало им пути к дальнейшему взаимодействию и сотрудничеству, новые поводы к которому появились уже довольно скоро.

Продолжение следует.