Крымское ханство. Своенравные ногайцы

(Продолжение, предыдущая часть здесь)

Истории Крымского ханства не повезло дважды: в Российской империи ее писали преимущественно в черных красках, а в Советском Союзе вообще попытались забыть. Да и жители современной Украины, чего скрывать, по большей части находятся в плену российских мифов и заблуждений о крымских татарах. Чтобы хоть немного исправить ситуацию, Крым.Реалии подготовили цикл публикаций о прошлом Крымского ханства и его взаимоотношениях с Украиной.

Как мы уже говорили в прошлый раз, успех Миниха был недолговечен. Но ведь война продолжилась и на будущий год, и вновь русские войска, уже на этот раз под командованием Петра Ласси, ворвались на полуостров. Ну ладно, пусть в первый раз защищать Крым было некому, допустим эффект внезапности. Но почему во второй раз Россия смогла овладеть полуостровом?

Главный вывод из событий миниховского похода был совершенно очевиден для любого неприятельского стратега. Потому что этот поход наглядно показал, что на теперешнем этапе само существование Крымского ханства целиком зависит от того, готова ли Османская империя воевать с Россией за Крым, или не готова. И что само по себе Крымское ханство стало теперь, по сути, беззащитным перед любым сколь-нибудь умело организованным наступлением с севера.

Потому понятно, что тактический успех своей крымской кампании 1736 года Россия решила немедленно развить и повторить. Поэтому в следующем году на покорение Крыма была отправлена армия под командованием Питера Лейси – или, как его называли в России, Петра Ласси.

Хан Каплан I Герай, как того и хотел визирь, к тому времени был уже отстранен от власти. Вместо него на престол был назначен его племянник, Фетх II Герай. И на сей раз османы, впечатленные ужасами прошлого вторжения, наконец оказали новому хану поддержку, выделив ему янычарские отряды с артиллерией.

Фетх II Герай встал с турецкими пушками у Перекопа, хорошо приготовившись ко встрече неприятельского наступления. Но Ласси узнал об этом и не стал штурмовать Перекоп, а вместо того решил войти в Крым другим путем, так сказать, через «потайную калитку» – то есть через Еничи (нынешний Геническ) и Арабатскую стрелку. Однако этот его план был разгадан ханом, и Фетх II Герай отправил османский отряд поджидать русских к Арабатской крепости – то есть там, где дорога с Арабатской стрелки выходит уже непосредственно на полуостров.

Но и Ласси, в свою очередь, доведался, что при входе со стрелки в Крым его поджидает столь опасная преграда. Потому он, не дойдя до южного конца стрелки, с немалым трудом переправил войско через Сиваш и высадился незамеченным на безлюдном крымском берегу – там, где его вообще никто не ждал: ни хан, стоявший на Перекопе, ни турки, поджидавшие у Арабата. И с этого берега лежала прямая дорога вглубь Крыма, прямо к городу Карасубазар, нынешнему Белогорску, – который, надо сказать, после сожжения в прошлом году Бахчисарая временно перенял на себя функции столицы Крымского ханства.

И пока весть о русском десанте через Сиваш дошла до хана и до османского командира, Ласси уже беспрепятственно проследовал к Карасубазару и предал его огню, а затем опустошил и обширные территории Центрального Крыма, тем самым довершив разорение страны, начатое Минихом. Ханские и османские войска с противоположных сторон бросились навстречу Ласси, но было уже поздно. Собрав богатейшую добычу и разграбив окрестности, русская армия практически беспрепятственно вышла с полуострова через Чонгар.

Ласси пытался пробиться в Крым и на следующий год, на сей раз планируя пройти уже до Кефе – Феодосии. Он даже сумел было занять Перекоп, но далее получил такой неожиданно сильный отпор от нового хана Менгли II Герая, что был вынужден отступить – то есть Крым наконец оправился от потрясения первых ударов и таки сумел мобилизовать свои и турецкие силы. А последний поход 1739 года и вовсе закончился ничем, потому что война уже клонилась к концу, и дела у русской армии на других фронтах войны с Турцией шли неважно.

То есть, отвечая на ваш вопрос о причинах тактического успеха первых двух походов, я бы сказал, что в походе Миниха такой причиной стало подавляющее превосходство русской армии в вооружениях, а в походе Ласси, которому противостояли уже не только крымские татары, но и османские янычары, свою роль сыграл фактор внезапности.

То есть в тактическом плане Россия могла торжествовать по поводу того, что ей впервые в истории удалось нанести удар Крыму на его же собственной территории. Однако в стратегическом отношении эти походы оказались, по сути, бессмысленными. Ведь они не помогли достигнуть ни одной стратегической цели из всех тех, что ставил перед собой Петербург. Обоим командующим не удалось ни присоединить Крым к России, ни оккупировать его на постоянной основе, ни хотя бы даже удержаться на полуострове сколь-нибудь надолго. Два грандиозных похода, тщательно спланированные европейскими командирами и проведенные по всем правилам классической колониальной кампании, в исполнении русской армии превратились, по сути, в обычные набеги ордынского типа, когда единственным результатом побед стали телеги с богатой добычей и пепелища вражеских сел, тогда как политический результат операции был ничтожен.

Стратегическую значимость достигнутого военного успеха сильно снижал и еще один тонкий нюанс. Ведь походы 1736 и 1738 годов, именно вследствие своего характера набега, сопровождались со стороны русской армии целенаправленными и огромными по масштабам разрушениями, а также всяческими проявлениями варварства в отношении гражданского населения; а к таким вещам крымские татары – во всяком случае, в отношении себя и на своей территории – были, естественно, непривычны. И если целью Петербурга было ужаснуть и устрашить жителей Крыма – то это ему, конечно, удалось. Однако именно тот факт, что Крым был ошеломлен и потрясен этим разгромом, на 30 с лишним лет закрыл для русской политики любую возможность более тонкой работы по проникновению в Крым и закреплению там своего влияния. И потому, когда в 1770-х годах Россия предприняла новую попытку покорения Крыма, она приняла во внимание опыт 1730-х и действовала уже совершенно по-другому.

После разрушительных походов русских войск на полуостров в Крыму наступило относительное затишье на внешних фронтах, однако этот период характеризовался весьма бурными событиями во внутренней жизни ханства. Опишите, в двух словах, как складывались отношения крымских ханов середины 18 века с их новыми и весьма своевольными подданными: а именно, ногайскими ордами причерноморских степей?

Я уже рассказывал, что с середины 17 века началось массовое переселение в материковые владения Крымского ханства прикаспийских ногайцев. Этот народ после распада Золотой Орды создал собственное государство – Большую Ногайскую Орду, лежавшую между реками Волга, Урал и Эмба. Над ней не было хана, и главным лицом в Большой Ногайской Орде являлся независимый верховный бей. Изначально эта Орда отнюдь не была дружественна Крымскому ханству и даже не раз воевала с Крымом, потому что опасалась, что крымские ханы хотят лишить ее независимости и подчинить себе – и надо сказать, что такие попытки Крым действительно предпринимал неоднократно. В итоге Большая Ногайская Орда все-таки утратила независимость, но завладело ею не Крымское ханство, а Московское царство, подчинившее ногайцев вслед за Казанским и Астраханским ханствами.

Около ста лет ногайцы жили под русским господством, подвергаясь различным утеснениям царских воевод, пока на их кочевья с востока не явились из Монголии новые переселенцы: калмыки – народ крайне воинственный и откровенно враждебный к ногайцам. Москва явно благоволила к калмыкам, используя их как инструмент контроля над ногайцами, которых подозревала в неблагонадежности и в тайных связях с Крымом и Турцией. И этот усилившийся гнет – уже не только русский, а двойной, русско-калмыцкий – стал для ногайцев последней каплей, которая заставила многие десятки тысяч их покинуть свои прежние кочевья и переселиться на запад, во владения крымских ханов.

Ханы, помня прошлые напряженные отношения с Большой Ногайской Ордой, не до конца доверяли этим беженцам и поначалу расселяли их малыми группами по улусам крымских степняков, уже давно обитавших в Крыму, чтобы беженцы не сгруппировались вместе и не превратились в отдельную силу. Однако из-за огромного объема переселенцев этот план не удался, и тогда ханы позволили прикаспийским ногайцам создать на территории ханства собственные отдельные орды, во главе каждой из которых Бахчисарай назначал специального наместника, носившего титул «сераскер».

Таким образом, к середине 18 века в Северном Причерноморье сложились четыре ногайские орды: Буджакская (занимавшая междуречье Дуная и Днестра), Едисанская (между Днестром и Днепром), Едичкульская (между Днепром и Перекопом) и Кубанская, располагавшаяся, соответственно, в степях Кубани.

Эти орды жили и управлялись отдельно от прочего татарского и турецкого населения, поселившегося в Причерноморье ранее, населявшего там прибрежные городки вроде Аккермана и Очакова и подчинявшегося не Крымскому ханству, а Османской империи. Владения же ногайских переселенцев занимали степные пространства этих регионов, и во главе их, как я уже сказал, стояли ханские наместники – сераскеры.

В середине 18 века этих сераскеров ханы назначали из числа членов собственной династии, и для целого ряда крымских правителей 18 столетия пост сераскера в Северном Причерноморье стал, так сказать, первой ступенькой карьерной лестницы в продвижении к ханскому престолу. А некоторые особо беспокойные члены ханского семейства порой пытались использовать эти посты и как трамплин к немедленному достижению ханской власти путем мятежа, используя подвластных им ногайцев как собственное войско в восстаниях против законных ханов.

Вот один из примеров таких событий, разворачивавшихся на этих территориях. Мы подробно знаем о нем отчасти благодаря донесениям иностранных посольств в Крыму, а отчасти благодаря турецким документам.

В 1750-х годах сераскером Едисанской орды был Саид Герай-султан, брат правившего тогда в Бахчисарае хана Халима Герая. Саид Герай, надо сказать, был не просто чиновником, но и талантливым поэтом. Он оставил свои подробные и очень интересные воспоминания о жизни в степи среди ногайцев, и его записки являются теперь ценнейшим историческим источником, потому что иных источников о повседневной жизни на этих территориях, собственно говоря, сохранилось вообще весьма немного.

Так вот, Саид Герай мирно и спокойно правил Едисаном, когда вдруг в соседней орде, Буджакской, вспыхнуло восстание. Оно вспыхнуло потому, что прежний ханский сераскер Буджакской орды умер, а на смену ему хан Халим Герай назначил своего молодого сына, Саадета Герая. По своим деловым качествам Саадет Герай совершенно не подходил на такой пост, и советники предупреждали хана об этом, но Халим Герай все-таки волевым решением назначил Саадета сераскером в Буджак, тем более что на этом настаивала и жена хана.

Саадет Герай, прибыв к ногайцам, начал упиваться там властью, казня правых и виноватых и, сверх того, в качестве штрафов за истинные и мнимые провинности конфискуя последние остатки выращенного ногайцами зерна, обрекая тем самым подданных на голод. Неудивительно, что Буджакская Орда восстала против такого правителя, сбросила его, затем бунт перекинулся на соседний Едисан, и даже ни в чем не повинный Саид Герай был вынужден оставить свою резиденцию и скрыться от мятежников в Стамбуле.

Тогда хан Халим Герай стал собирать в Крыму большое войско, чтобы сурово покарать взбунтовавшихся ногайцев, но тут в дело вмешался другой ханский родич – Кырым Герай.

На тот момент Кырым Герай проживал в Болгарии, в поместье, предоставленном ему османским султаном. Услышав о волнениях в степях, он немедленно прибыл туда, возглавил это стихийное восстание, собрал вокруг себя огромное войско числом до 150 тысяч человек и потребовал у султана, чтобы тот немедленно отправил в отставку Халима Герая, оказавшегося неспособным мудро управлять своими подданными.

И, чтобы утихомирить бунт, султан выполнил это требование, сместил Халима Герая, а новым ханом назначил самого Кырыма Герая. Таким образом, с прямой помощью причерноморских ногайцев в 1758 году началось правление этого выдающегося хана.

Это пример восстания, которое завершилось, можно сказать, удачно, потому что в результате него на крымский престол взошел действительно способный и достойный правитель. Однако и до, и после него имелись и иные примеры, которые не несли Крыму ничего хорошего, кроме совершенно ненужных и крайне вредных для государства смут и потрясений. Кроме того, участие в таких мятежах против законных ханов весьма плохо влияло на дисциплину среди орд и их готовность повиноваться центральной власти в Бахчисарае. А различные массовые наказания, которые ханы порой накладывали на орды за участия в таких бунтах, лишь еще больше отчуждали степняков от бахчисарайского правительства. И в скором времени все это весьма негативно сказалось на роли этих причерноморских орд в событиях русского завоевания Крыма. Однако сейчас, в середине 18 века, этого, конечно, еще никто не предвидел.​

Продолжение следует.

Текст впервые был опубликован в июне 2018 года​