100 лет без примирения: Крым и революция. Летняя апатия. Рабочие и крестьяне

Революция в Крыму закончилась на переломе 1920 и 1921 годов. Но и 100 лет спустя те события продолжают оставаться еще одним камнем преткновения в отношениях различных этнических и социальных групп внутри полуострова и государств вокруг него. Как Крым пережил 1917-1921 годы? Почему история этого периода не до конца осмыслена? И есть ли шанс на примирение наследников противоборствующих сторон?

(Продолжение, предыдущая часть здесь)

Аграрный вопрос

Не менее, если не более важной, чем разложение армии, была аграрная проблема. У нее было две стороны: с одной – нарастающий голод в России, причем где-то хлеба было в избытке, а где-то не было вовсе; с другой – отсутствие приемлемого для всей страны решения земельных противоречий. Либеральные демократы, не говоря уже о правых, стояли на страже частной земельной собственности и противились массовой передаче ее крестьянам. Эсеры были не против передела («землю – крестьянам» – это их лозунг), но предлагали подождать Учредительного собрания. Большевики призывали делить все и сразу, «грабить награбленное».

Пока политики совещались, цены росли, а деньги обесценивались. За восемь месяцев Временное правительство выпустило больше банкнот, чем последний император за 32 месяца Первой мировой. В сравнении с 1914 годом, к началу 1917-го хлеб подорожал втрое, масло и мясо – в 4,5 раза, картофель – десятикратно.

Временное правительство не могло пойти на раздачу земель крестьянам, а потому не пользовалось у них популярностью и не могло нормально решить проблему со снабжением городов хлебом, поэтому теряло поддержку и там. Дополнительную вражду вызывали закупочные цены, установленные правительством. Крестьянин сдавал хлеб государству за 1 рубль 81 копейку за пуд, помещик – за 2 рубля 90 копеек.

В этих условиях летом 1917 года в России произошла тихая, относительно мирная, хотя и не сказать «бескровная», но колоссальнейшая по масштабам социальная крестьянская революция. Позавчера земледелец, вчера мобилизованный солдат, а сегодня снова земледелец, но уже с винтовкой – главный актер на революционной сцене.

Формами аграрной борьбы на селе являлись:

• отказ от несения повинностей и выплаты арендной платы за пользование помещичьей землей;
• выгон на нее стад;
• самовольная запашка такой земли в индивидуальном порядке;
• коллективный раздел сенокосов;
• конфискация имений;
• порубка, а в крайних случаях – и поджоги лесов.

Все это происходило по всей России, не миновал такой участи и Крым.

В апреле относительно «мягкие» формы, как-то запашка земель и порубка лесов, встречаются в четырех уездах Таврической губернии (лидировали Евпаторийский и Феодосийский) из восьми. В марте-апреле единично, а в июне-июле массово крестьянские сходы принимали решения о «передаче движимого и недвижимого имущества» в ведение волостных комитетов, то есть о конфискации имений. Кое-где «помощь» в этом оказывали «революционные» матросы. Повсеместно с вверенных им участков изгонялись лесники. Единственное, чего, к счастью, в Крыму не было зафиксировано – это убийств помещиков крестьянами, по крайней мере, до конца осени.

Власть противодействовала добрым словом и нагайкой. Местные советы, в которых доминировали эсеры, старались уговорить бунтовщиков подождать с разделом земли до Учредительного собрания. 16 апреля в губернию пришла телеграмма о том, что Крестьянская секция Одесского совета, Союз хлеборобов, представители эсеров, эсдеков и армии с флотом осудили самовольные захваты земли. Сельским сходам предоставлялось право запахивать лишь пустующие земли с выплатой компенсации помещикам после сбора урожая. С конца апреля для разрешения земельных конфликтов стали возникать «примирительные камеры» – особые комиссии из двух членов от волостного комитета и трех от крестьянского союза. 13 июня губернский комиссар, губернский общественный комитет, Симферопольский Совет и Мусисполком опубликовали воззвание к крестьянам Таврической губернии о прекращении самовольных порубок. А в июле власти даже направили две сотни казаков в Евпаторийский уезд для охраны помещичьего имущества.

Во всех случаях результатом было только нарастание отчужденности между земледельцами и правительством. В октябре крестьянские выступления были зафиксированы уже в семи из восьми уездов. Всего же с апреля по октябрь имели место 57 острых земельных конфликтов.

До войны Таврическая губерния вывозила до 80 миллионов пудов зерновых в год, а в 1917-м, в связи с частичным неурожаем прошлого года, разверстка на нее снизилась до 20-25 миллионов пудов. Кроме того, по плану губерния должна была поставить в армию в течение года 200 тысяч голов крупного скота, овец и свиней. На деле же вместо 600 вагонов продуктов для армии и крупных городов, запланированных к вывозу в марте, было отправлено всего десять.

Из-за нерешенного аграрного вопроса нечерноземная Россия и крупные города оказались на грани голода. 28 апреля в газетах появилось распоряжение Временного правительства о запрете торговли мясом четыре дня в неделю – иначе его не хватало армии. В конце августа нехватка продовольствия коснулась и самого Крыма.

Рабочий вопрос

На 1917 год в Таврической губернии насчитывалось 32 тысячи промышленных рабочих, 16 тысяч из которых приходились на Крым. Однако лишь в Керчи и Севастополе имелись заводы с более чем тремя тысячами сотрудников, и всего на 36 предприятиях губернии (26 на полуострове) трудилось более ста человек. Важнейшими были морской, машиностроительный и электротехнический заводы Севастополя – все вместе с 7 тысячами рабочих, и Керченский металлургический – 3 тысячи сотрудников. Крупными предприятиями были Феодосийский коммерческий порт, самолетостроительный завод Анатра в Симферополе на 700 рабочих; аэропланные мастерские Адаменко в Карасубазаре (Белогорск). Но подавляющее большинство рабочих трудились на фабриках на 10-15 человек. Революционный пролетариат как класс на полуострове не сложился.

Впрочем, это не означало отсутствия стачечного и забастовочного движения, поскольку у рабочих имелись вполне конкретные экономические требования – восьмичасовой трудовой день и регулярное повышение зарплат вслед за резким ростом цен. Кое-где бастующие требовали введения рабочего контроля на производстве. Занятно, что большинство таких выступлений проводились по инициативе местных заводских комитетов, в то время как профсоюзы пытались уладить дело переговорами. С конца марта и на предприятиях действовали примирительные камеры.

Уже 13 марта забастовал завод Анатра, в апреле и мае бастовали рабочие табачных фабрик в Симферополе. В мае отказались работать севастопольские повара, официанты и служащие гостиниц, портные Джанкоя. В июне – табачники Кореиза, печатники Ялты, портные Симферополя. В июле в Алупке не вышли на работу электрики, а в Ялте – гостиничные служащие и даже домашняя прислуга. В августе бастовали симферопольские упаковщики фруктов, в сентябре – ялтинские извозчики.

На протяжении лета-осени общее число ежемесячных стачек и забастовок выросло с 35 до 50, а количество бастующих увеличилось вдвое – до 25 тысяч человек. Меньшая часть конфликтов улаживалась относительно быстро и в пользу бастующих: на симферопольской табачной фабрике Энгельсона забастовали 19 мая, а уже 20 мая примирительная камера постановила поднять рабочим зарплаты; портные Джанкоя удачно бастовали с 20 по 30 мая. А вот в Севастополе гостиничные служащие выступили 6 мая, но владельцы заменили их штрейкбрехерами – то есть другими работниками, согласными на старые условия. В любом случае, вопреки большевистской пропаганде, зарплаты с лета по осень выросли минимум на 30-50%, а кое-где – на 100-150%. Однако взрывной рост цен съел и эту прибавку, так что осенью забастовочное движение возобновилось.

Общий политический и хозяйственный хаос и вмешательство возбужденных пролетариев в работу инженеров привел к тому, что 26 июня Керченский металлургический завод остался без донбасского угля, а его сотрудники – без работы.

Июльский кризис

Провал последнего, так называемого «июньского наступления» российской армии на фронте и скандал во Временном правительстве из-за соглашения с Украинской Центральной Радой привели к самому острому политическому кризису в России между февралем и октябрем. С 3 по 6 июля толпы матросов и рабочих, подстрекаемые большевиками и анархистами, выступали в Петрограде с требованием ликвидации правительства и передачи всей власти советам. После кровопролитных перестрелок выступление было подавлено верными присяге войсками, Владимир Ленин бежал в Финляндию. Военный министр Александр Керенский стал премьером. Авторитет советов был подорван, большевики оказались на грани разгрома, а Временному правительству удалось ненадолго ликвидировать двоевластие и начать консолидацию сил.

В Крыму июльский мятеж был встречен в штыки. Уже 3 июля исполком Симферопольского Совета принял следующую резолюцию:

• резко осудить тактику кадетов в связи с выходом их из Временного правительства;
• указать на необходимость существования, в интересах революции, коалиционного правительства;
• указать на недопустимость выступлений большевиков, которые имели место в Петрограде среди гарнизона.

8 июля Черноморская делегация на Румынском фронте опубликовала заявление с требованием отправки всех большевиков с Лениным на передовую – агитировать среди немцев, а не в российском тылу. 10 июля толпа ворвалась в помещение большевистского комитета в Севастополе и разгромила его, и лишь вмешательство моряков с линкора «Воля» предотвратило массовое избиение. Но 12 июля Севастопольский Совет осудил нападение и призвал не препятствовать работе ленинцев.

Однако частичное падение влияния большевиков не слишком помогло Временному правительству, особенно в Севастополе. 12 июля Керенский вернул смертную казнь на фронт, а 29 июля распространил ее и на флот. Ответом стали десятки, если не сотни резолюций полковых и корабельных комитетов, ячеек партий и общественных организаций с требованием ее отмены. Если введенные 25 мая ударные полки имели и своих сторонников, и противников, то смертная казнь окончательно отвратила армию и флот от поддержки правительства.

Продолжение следует.