(Окончание, предыдущая часть здесь)
Вопреки распространенному мнению, проблема принадлежности Крыма, актуализировавшаяся после его аннексии, возникла отнюдь не вчера, не в 1991 и даже не в 1954 году. Впервые дебаты о статусе полуострова между Киевом и Москвой начались ровно сто лет назад, в феврале 1918 года, и продлились до ноября. Как проходил российско-украинский спор за Крым тогда и какие уроки мы можем вынести из событий столетней давности сейчас – в эксклюзивном цикле статей на Крым.Реалии.
Возобновление советско-украинских переговоров в августе 1918 года не привнесло никаких изменений в обсуждение проблемы Крыма. 24 августа российские делегаты так подытожили результат предыдущих дискуссий вокруг статуса полуострова:
«С нашей стороны был дан ясный и категоричный ответ, не оставляющий места никакому сомнению, что мы признаем за собой легальный титул всей российской территории, включающей и Донскую область, и Сибирь, и Крым, и Беларусь… Если мы явились сюда для того, чтобы устанавливать границы с Советской Социалистической Федеративной Республикой, если мы явились сюда для того, чтобы выделить из состава этой республики Украину, то для нас вопрос стоит о выделении границ на всем протяжении бывшей Российской империи. Для нас нет ни Беларуси, ни Донщины, ни Крыма. Вопрос о Крыме не решен, не предусмотрено ни одним международным трактатом».
Для украинской делегации это фактически означало провал всех предыдущих раундов переговоров – вопрос о Крыме вновь вернулся в исходную точку, как будто не и было двух предшествующих месяцев напряженных дебатов. Уже 2 сентября глава украинской делегации Сергей Шелухин докладывал гетману Павлу Скоропадскому, что мир «по-большевистски» – это советская власть в Украине, и ни на какие реальные и взаимовыгодные результаты переговоров рассчитывать не приходится. 10 сентября российская делегация задекларировала свое несогласие с предложенным Украиной вариантом делимитации государственной границы:
«Последняя попытка украинской делегации во время заседания политической комиссии отказаться от проведения границ между российской областью – Крымским полуостровом и Украиной под предлогом того, что там якобы Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика потеряла свои суверенные права, была самым категорическим образом отвергнута российской делегацией, как противоречащая праву. Со стороны украинской делегации не было приведено ни тени доказательства в защиту поддерживаемого ими положения. Украинская делегация не могла предъявить ни одного договора и дипломатического акта, из которого следовало бы, что Россия потеряла свое суверенное право на Крым, или же это право было обжаловано контрагентами России при подписании Брест-Литовского договора».
В ответ на эту декларацию украинские дипломаты 26 сентября еще раз подчеркнули, что РСФСР отвечает только за те регионы бывшей Российской империи, на которых существует советская власть. А вот бывшие окраины, провозгласившие независимость и сбросившие советы, не подчинены Москве. Реакция большевиков пришла в тот же день:
«С самого начала переговоров российская делегация стояла на единственно допустимой в государственном праве точке зрения, что суверенитет РСФСР не отменяется на том основании, что в тех или иных ее областях, в силу временных военных обстоятельств, не действует власть советов рабочих и крестьян. Поэтому и вывод, который делает украинская делегация, что РСФСР потеряла свои верховные права на Белоруссию, Крым, Донскую область или Бессарабию, отпадает сам собой».
3 октября заместитель главы украинской делегации Петр Стебницкий предложил перейти к окончательному размежеванию территорий двух государств, впрочем, о Крыме в предложениях украинской стороны не говорилось. Лидер советской делегации Христиан Раковский резко ответил:
«По договору Германия обязуется не признавать отдельные единицы части Российского государства, кроме тех, которые будут выделены по соглашению с Россией, но Вы для себя этого обязательства не признаете. Вы говорите: нам свободно признать Дон, вести переговоры с Крымом и, если Белоруссия выделится в отдельную республику, то мы ее тоже признаем… Я с Вами не могу быть согласен».
В конце концов, 7 октября 1918 года переговоры были окончательно прерваны, хотя перемирие от 12 июня все еще продолжало действовать. Украинско-большевистские дебаты вокруг Крыма завершились, в целом, не в пользу Киева. Если российская делегация прямо и последовательно отстаивала право Москвы на владение полуостровом, то украинская решилась только на отрицание российского суверенитета над Крымом. Ясно объявить о своих претензиях на него украинские дипломаты не решились, хотя Скоропадский не делал тайны из намерения включить полуостров в состав Украины. И хотя судьба Крыма определялась не столько в кабинетах, сколько на полях боев Первой мировой войны, нерешительность Шелухина и Стебницкого негативно сказалась на советско-украинских отношениях.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: Крым между Киевом и МосквойВпрочем, возможно, что такая позиция украинцев была вызвана тем, что осенью победно для Киева завершилась крымско-украинская экономическая война. 26 сентября 1918 года группа крымчан во главе с министром юстиции Крымского Краевого правительства Александром Ахматовичем прибыла в столицу Украины, чтобы начать переговоры о присоединении полуострова к материку. Эти дебаты проходили еще ожесточеннее и также после первого раунда закончились ничем, но фундаментальный сдвиг был налицо. Было не так уж и принципиально, войдет ли Крымский край в состав Украинской державы на правах автономии (позиция Киева) или субъекта федерации (позиция Симферополя), главное – что обсуждение этого вопроса перешло со страниц газет в правительственные кабинеты. Несмотря на то, что крымчане сперва отвергли украинские предложения, Киев мог не спешить – баланс сил сместился в его сторону. И, забегая вперед, следует заметить, что 30 октября встречи с крымской делегацией в украинской столице возобновились.
В любом случае, после начала прямых крымско-украинских переговоров нужда в выяснении отношений с советской Россией из-за полуострова отпала сама собой. Разумеется, Москва не могла оставить это просто так, но видя в происходящем «германскую интригу», жаловалась на Киев напрямую в Берлин. 27 сентября 1918 года руководитель Министерства иностранных дел Германии Пауль фон Хинц (Гинце) получил от советского посла следующую ноту:
«Украинское правительство ведет с неотделимой частью Российской Социалистической Федеративной Советской Республики – Крымом – переговоры о слиянии его с Украиной… Это вынуждает Рабоче-крестьянское правительство заявить, что если бы это признание Украиной независимого Крыма и переговоры о слиянии его с Украиной явились результатом соглашения ее правительства с императорским правительствам, то это было бы со стороны Германии явным и резким нарушением ст. IV Добавочного договора к Брестскому мирному договору. Крым, как и Донская область, составляет часть Российской Республики и отделение их от России, признание их независимости или присоединение их к какому-либо другому государству является нарушением суверенных прав РСФСР и только так может быть воспринято Рабоче-крестьянским правительством. С другой стороны, признание Украиной независимого Крыма и независимого Дона и отказ устанавливать с Российской Республикой государственную границу в этих областях лишают Россию возможности выполнить принятое ею на себя по Брестскому договору обязательство заключения мирного договора с Украиной».
Что именно ответил министр по этому поводу и ответил ли вообще – неизвестно. Но в любом случае тема Крыма в отношениях Германии, России и Украины в октябре отошла на второй план: для Киева – потому что он вступил в прямые переговоры с Симферополем, для Москвы и Берлина – потому что у них появились дела поважнее.
Экономическая блокада Крыма со стороны Украины и активная информационная работа с населением полуострова в конечном итоге привели к тому, что Симферополь был вынужден принять условия Киева. Но поражение Германии в Первой мировой войне 11 ноября 1918 года поставила крест, среди прочего, и на крымско-украинском союзе. 15 ноября к власти на полуострове пришло второе Краевое правительство, стремившееся к воссозданию «единой и неделимой» России, а ровно через месяц сложил с себя власть и гетман Скоропадский, преемникам которого уже было не до Крыма.
Эта история столетней давности преподает нам три важных урока. Во-первых, идея о вхождении Крыма в состав Украины отнюдь не является порождением 1954 года. Уже в 1918 году Киев заявлял свои права на эту территорию, причем делал это дважды: весной – отправляя в поход Крымскую группу Петра Болбочана, и осенью – осуществляя блокаду полуострова. В обоих случаях Украине первоначально сопутствовал успех, и лишь неблагоприятная внешнеполитическая обстановка не позволила Крыму стать украинским еще 100 лет назад. Российские заявления о «подарке» Никиты Хрущева не выдерживают соприкосновения с историей.
Во-вторых, неуверенная позиция украинских представителей на переговорах что с Германией, что с Россией была вызвана отсутствием у них надлежащим образом оформленных документов с претензиями на Крым. Сколь ни было бы это странно, но вес легальных бумаг иногда оказывается больше веса пушек и бронепоездов. И как можно видеть в нынешней ситуации вокруг полуострова, Украина усвоила этот урок.
И в-третьих, прямые переговоры с Крымом гораздо предпочтительнее попыткам решить его судьбу с другими игроками. А наработки переговорщиков о статусе полуострова в составе Украины могут пригодиться Киеву и в ближайшем будущем – после деоккупации полуострова.
Истории всегда есть чему нас научить. Важно лишь не прогуливать уроки.