«Не замечать нарушения можно, только зажмурившись». Крым глазами российской правозащитницы

В Киеве российская правозащитница, координатор полевого правозащитного центра в Крыму Александра Крыленкова презентует книгу «В поисках войны. Пять лет в Крыму». В книге собраны впечатления автора от событий 2014 года в Крыму, а также самих крымчан. Кроме того, правозащитница рассказывает о том, что происходит на полуострове сегодня.

Как изменился Крым в глазах российских правозащитников? К каким выводам пришла автор книги об аннексии полуострова? Как развивается местная правозащитная среда? На эти и другие вопросы в эфире дневного ток-шоу Радио Крым.Реалии с ведущей Еленой Ремовской отвечает координатор полевого правозащитного центра в Крыму Александра Крыленкова.

– Как рождалась эта книга, Александра? Где ее можно найти?

– Я работаю в Крыму с 2014 года, и у меня зрела мысль, что надо написать про это книгу и рассказать, как я это вижу. Я закончила книгу к этой годовщине и хотела, пыталась издать ее в России, потому что мне хочется, чтобы россияне прочитали эту книгу и, может, поняли чуть больше. К сожалению, мне это пока не удалось – из разных издательств мы или не получали ответов, или получали ответы, что это не по теме и так далее. Поэтому сейчас она планируется к онлайн-изданию в годовщину так называемого референдума, мы выложим ее в открытый доступ. У меня есть идея собрать на нее деньги краудфандингом.

– Что вас связывало с Крымом до 2014 года?

– Ничего. Я из Санкт-Петербурга, никогда там не была, у меня там не было друзей. Но я занималась правозащитой, и когда начались первые сообщения о появлении «зеленых человечков» в Крыму, конечно, к этому был очень высокий интерес, а главное, очень много разной мифологии на эту тему. Что на самом деле происходило, не разобраться. Кому верить? Кого читать? Люди из Крыма рассказывали разные вещи, и захотелось посмотреть на это своими глазами.

– А в правозащитном плане?

– Это был такой формат гражданской журналистики: я просила в соцсетях написать мне вопросы, ответы на которые я буду искать. В таком формате я ездила, писала какие-то заметки, наблюдения. Довольно быстро стало понятно, что надо что-то делать, как-то помочь, потому что люди растеряны, потому что украинские правозащитники не могут там работать, опасно въезжать. Тогда я начала полевую правозащитную работу. Я также ездила на Донбасс, и в Крыму общалась с семьями похищенных, политзаключенных, с проукраинскими и пророссийскими активистами, с людьми, которые пытались сохранять нейтралитет. И мне кажется, вопрос Крыма очень во многом вопрос: что это? Война это или не война? В каком виде это оккупация?

Александра Крыленкова

– Вы в книге пишете, что на протяжении 5 лет ваше отношение к Крыму, ваше восприятие того, что происходило в Крыму, менялось. Что это за эволюция?

– Когда я приехала, я вообще ничего не понимала про Крым. У меня есть такие любимые слова: дайте говорить Крыму, дайте ему субъектность и попробуем услышать сам Крым, а не Россию, не Киев, не Европу по поводу Крыма, а самих крымчан. Это, конечно, сложно, потому что говорить в условиях пропаганды и информационного и силового давления в Крыму трудно, но можно попробовать. Когда я приехала, было ощущение выжженной земли, потому что все активисты очень боялись, а разные организации – правозащитные, общественные – выехали. Потом постепенно все стало немного оживать, но у людей возникло ощущение, будто их никто не слышит, будто их нет. Активисты пытаются о чем-то говорить, о каких-то проблемах, а у них берут эту информацию и говорят об этом другие. И зачастую они правда не могли прорваться через это – а говорили исключительно в духе «Чей Крым?»

– Это все же краеугольный вопрос всей ситуации. Разве нет?

– У меня была идея сопроводить этими вопросами на разных точках всю книгу. Мне часто казалось, что в Крыму реальность изменяется, там появляется гражданское общество, группы солидарности, много всего. Но если вы послушаете европейскую или российскую дискуссию, любую, она все равно не выходит за рамки «Чей Крым?» Бывает, что люди объединились, создали группу помощи, а тебе говорят: «А они вообще за Россию или за Украину?» А ты забыла спросить, разговор об этом не заходил.

– Как для вас выглядела сама аннексия?

– Вообще, в Крыму было несколько этапов. Выглядит так, будто Россия пришла и за две недели сделала его своим, но все-таки процесс был долгим. Конечно, формально закон, формально типа референдум, но по факту Россия входила медленно. На первом этапе, в 2014 году ни о каких правах человека говорить в принципе нельзя, потому что это внеправовая система. Мальчики в балаклавах могут поймать тебя на улице, избить, выкинуть на границе. Не замечать этого можно было, только сильно зажмурившись. Людям вообще не свойственно видеть то, что не касается их напрямую, но это ведь очень страшно. Жить в реальности, где людей сажают за убеждения, где есть репрессии, похищения и убийства, тяжело и страшно. Это требует от тебя каких-то действий, которые ты, как правило, не можешь совершить. Поэтому люди чаще всего, к сожалению, стараются об этом не думать.

– Какую правозащитную помощь вы оказываете в Крыму спустя пять лет?

– Сейчас я по большей части считаю, что моя задача – помогать местным активистам и правозащитникам – советами, какими-то знакомствами, словом, чем смогу. Мне кажется, что ничего ценнее тех правозащитных, гражданских и общественных инициатив, которые есть в Крыму, нет. И уж точно не надо их заменять приезжими правозащитниками – они и сами справятся. Я никогда не хотела заменять крымскую правозащиту собой и работать там вместо местных правозащитников. Я очень счастлива, что они там есть, развиваются и крепнут. Последние год-полтора моя задача – поддержать их. Я очень верю в самоорганизованные сообщества, у которых нет руководящего органа, нет главы, нет структуры и так далее. Такие сообщества вроде «Крымской солидарности» имеют гораздо больше шансов на выживание: ты не можешь отобрать у них офис, закрыть их счет, арестовать руководителя, без которого все рухнет. Это реальная самоорганизация. Я очень верю в их будущее просто потому, что такой формат работы, к сожалению, сегодня единственный возможный на территории, контролируемой Россией.

(Текст подготовил Владислав Ленцев)