«С земли сдирают кожу». Климатический апартеид в России

Климатический апартеид, новое понятие, недавно введенное учеными, захватывает все больше территорий. Одинокие хутора погибают в степях под песком. Системной борьбы с опустыниванием в России не ведется, а спасать каждый отдельный населенный пункт местная власть не в состоянии. На хуторе Антоновский в Ростовской области остались жить два человека – бабушка 89 лет и нелюдимый луганский пенсионер.

Тяжелые пески укрывают все вокруг. Дорога еле видна: колею засыпало. Ветер тащит желтую пыль, которая хоронит под собой все живое в нескольких километрах от станицы Вешенской, где жил писатель Михаил Шолохов. В самой станице есть его дом-музей, а стоит проехать чуть подальше – начинаются сосновые леса, которые перемешаны с островками степи и пустыни. Чем дальше от станицы, тем пустыни становится больше.

Противопожарная полоса в степи в Ростовской области

В желтых бурунах навсегда пропал хутор Грязновский. В хуторе Моховском – семь человек. В хуторе Антоновском осталось жить два человека. Обнаружить оставшиеся жилыми дома хутора тяжело. С одной стороны подпирает прогалину сосновый лес, ни одной тропинки не видно. Найти калитку – дело непростое. Черные плетни в несколько рядов, выветренные от дождя и ветра, окольцовывали дом и пристройки.

Несколько раз мы пытались найти проход к дому – не получалось. И тут вдалеке в огороде, среди посадок кукурузы показалась согнутая женщина. Она медленно шла, опираясь на костыль, с ведром, набитым зеленой травой, в руках.

Елена Батальщикова, одна их двух последних жителей хутора

– Жизнь моя – как один день прошла. Яблок много. Белый налив уродился, – говорила Елена Батальщикова. Она помыла руки в эмалированном тазу, что стоял на небольшом столике под яблоней. – Вода у меня дождевая, собираю, как дождь пойдет. Да только мало дождей у нас. Обходят стороной. Приходится самой в колодце набирать, или жду сноху Тамару. Вы знаете Тамару? Она в станице Вешенской в магазине работает. А сыночек-то мой умер. Одна я осталась. Некому меня защитить.

Волки и мародеры

Пустые дома хутора сиротами стоят посреди бурьяна. Остались ставни с пустыми окнами. Зимой ходят волки. Летом – мародеры.

– Они как вшей гребешком вычесывают, все выскребают, – говорит Батальщикова. – Крыши разбирают. Толь и шифер, кирпичи. Деревянные перегородки топорами разламывают, подденут гвозди – скрип по всей округе. Аж зубам больно.

Замок на разграбленном доме

Птицы довершают дело – в глиняных стенах пробили дырки. Остаются побитые двери с замками. Волчья стая зимой стала приходить.

– Выли так, что душа наизнанку выворачивалась, – рассказывает Елена Ивановна. – А утром не увидела я своей собаки Данки. Огрызок веревки лежал на снегу. Пошла в хату, погладила оставшегося без матери щенка. Он этой ночью спасся потому, что его с собой в хату взяла. Только пугливым он вырос. Сторож из него никакой, даже не залаял, когда к воротам незнакомые люди пришли. Спрятался под стол около яблони. А как быть, если нехороший человек подойдет?

Елена Ивановна опасается, что оставшаяся еще в округе давно сломанная и брошенная сельскохозяйственная техника может привлечь внимание мародеров, которые собирают металлолом и сдают его в соседнем хуторе Моховском, в нескольких километрах отсюда.

– Волков так не боюсь, как этих мародеров, – говорит Батальщикова.

Защитник был у нее, осетин Алик. Но и его не стало. Алика привез на заброшенный хутор человек по имени Владимир Максаев, у которого здесь доживала свои дни престарелая мать. Максаев приказал Алику ухаживать за ней, деваться тому было некуда:

– Он бомж, – говорит Елена Ивановна. – Фамилию его не помню. Знаю, что Алик долго в нашем хуторе жил, несколько лет. Он за старой женщиной ходил. По хозяйству ей помогал. И мне тоже помогал хорошо. Алик в армии служил, еще в советской. Знал, что начальству – хозяину – надо подчиняться. Но в песках тяжело ему было, буйное у него было нутро, как чуть срывался – пил, песни пел на непонятном языке. Горланил очень громко. Потом что-то нашло на Алика. Он с ума сошел. Как волк выл иногда. Но потом человечий облик принимал. А однажды так и остался Алик выть волком. Не смог обратно душой вернуться к своей хозяйке. От беспамятства своего он вскоре умер.

А его хозяин Максаев так и остался потом жить на хуторе. Хотя он напрочь отказался разговаривать – скрылся в сторону густого леса, как только увидел незнакомых людей.

Доля у Максаева незавидная: он живет здесь нелегально, прописки у него никакой нет, а пенсию получает в Луганске, где работал всю жизнь. Когда началась война, подался к матери на хутор, да так и остался, потому что Алик умер, а через два дня и мать Маскаева тоже умерла. Хоронить их двоих надо было, могилу копать. Бабка Лена могла лишь слезы проливать, помощник из нее никакой. Но все равно пришла на поросшее бурьяном кладбище, траву посрывала. Полянку чуть расчистили и закопали сначала Алика, а потом и мать Максаева, в одной могиле. На рытье второй сил не было.

Елена Ивановна у своего огорода

Елена Ивановна попричитала над новопреставленными душами, жалея больше себя, что задержалась на свете слишком долго. Она не знала, что горе снова бросит ей горсть песка в чисто вымытое окно.

– Сыночек мой Гена, Геннадий, умер вот недавно, 59 годков ему было. Долго лечили его в станичной больнице, думали, что почки, а после смерти оказалось, что цирроз печени. Нет у нас толковых врачей. Осталась я одна теперь, – говорила она и утирала слезы грязным, набухшим от сырости передником.

– Брысь! Брысь! Куда ты полезла! – неожиданно Елена Ивановна переключилась на рыжую кошку, столкнув ее с крыльца летней кухни. – Кошки еще мне достались от сына, три штуки. Невестка привезла – забирай. Не нужны, говорит. Невестка у меня хорошая, она в магазине работает. Может, знаете?

Елена Ивановна замолкает, осунувшись, устало складывает крест-накрест руки на своем костыле и кладет на них голову. Клонит ее к земле.

– Вам плохо? Врачи к вам ходят?

– Нет, мне не плохо. А зачем мне врачи? У меня есть таблетки от головы, от спины. Я привыкла жить в боли и строгости к самой себе. Всю жизнь так.

Работала она трактористкой с самых ранних лет. И до сих пор на звук определить может, какой трактор барахлит, что у него поломалось.

– "СТЗ-1" был у меня, НАТИ (СТЗ-3 – гусеничный трактор, выпускался с 1937 по 1952 год – РС), "Универсал", "Беларусь" без кабины, – перечислила она марки тракторов, на которых работала. – Самый поганый был НАТИ. Ломался страшно. Помню, мы поехали культивировать на этом тракторе поле, а тут тучи страшные стали находить. Ударил гром – трактор заглох от этого удара. А мы боимся с прицепщицей его ремонтировать – молния страшная. Стояли под дождем и ждали, когда пройдет. А как развиднелось – снова стали работать. Может, от этой тряски на тракторах у меня всего-то один сынок родился, а остальные "не вязались". Я с животом до последнего на тракторе ездила. И нормально мне было, чуть живот побаливал. А тут чувствую – вода из меня потекла. Я еще удивилась, откуда в кабине вдруг вода появилась. А потом как ливануло из меня все. Мокрый пол в кабине стал. Я трактор заглушила, вылезла и домой пошла. Боялась на тракторе ехать. Иду, а живот все сильней и сильней болит. Резь страшная по всему телу. Сил моих больше не было терпеть. Стала я орать во все горло. Ори не ори, а все равно никто не слышит. Упала в песок. Схватила руками, тяну что-то на себя. Чабрецом запахло на миг. Вдохнула я этот запах и снова заорала. И сил мне прибавилось, что ли, от этого. Уж не знаю как, но услышала моя сменщица мои-то стоны и побежала ко мне. Помогла, когда уже все к концу шло. Мы вместе кричали: я от боли, а она, милая, от страха. Мы потом замотали сыночка в брезентовую куртку и домой принесли. Я отстала далеко. Муж еще ругался, что отстала. Плакал и ругался. А иначе было нельзя. Работать надо было – страну поднимать после войны. Мы все были бедные и голодные. Когда кто-то за пазуху зерна насыплет, никому ничего не говорили. Никто не предавал, – вспоминает Елена Ивановна.

Молодая Елена Батальщикова со своей напарницей

​Как остановить пески

Хутор, где жила Батальщикова со своей семьей, стоит на краю Арчединско-Донской пустыни. Она вызывала огромное беспокойство еще у царского правительства. Крестьян освобождали от налогов, выдавали подъемные деньги для того, чтобы они селились на краю пустыни и сдерживали ее продвижение, окультуривали местность. Но деревья, посаженные крестьянами, не приживались. Николай I приказал в 1836 году офицерам Корпуса путей сообщения заниматься посадками деревьев, разведением питомников. При Министерстве земледелия создавались песочно-овражные партии, куда входили специалисты по борьбе с зыбучими песками и оврагами.

Начальник корпуса военных топографов Иван Бларамберг призвал селекционеров присмотреться к пустынным растениям и вывести на их основе новую породу деревьев и кустарников.

"Корни всех растений в песках, – написал Бларамберг в "Военно-статистическом сборнике", – бывают очень длинными, иногда несколько саженей. Это происходит как от того, что они ищут в глубине сырую почву, так и от того, что стебли и поросль постоянно заносятся песком и становятся сами корнями, пускают вверх новые отростки".

Селекционерам пришлось потрудиться, чтобы вывести новый сорт хвойных деревьев. Их высаживали по краям пустыни. Пески остановились. Но не совсем. Пыльные бури поглощали хутора, выживали людей и настойчиво двигались вперед.

Пустыня Большие Буруны

После войны для борьбы с пустыней был принят Сталинский план преобразования природы. Постановление Совета министров от 20 октября 1948 года называлось "О плане полезащитных лесонасаждений, внедрения травопольных севооборотов, строительства прудов и водоемов для обеспечения высоких устойчивых урожаев в степных и лесостепных районах Европейской части СССР". Крестьяне были главными исполнителями. Никаких льгот уже не было – людей насильно заставляли строить в пустыне дома и сажать лесопосадки.

– Саженцы высаживали в четыре-пять рядов. Была норма выработки, – говорит Елена Ивановна. – Если она не выполнялась, то трудовой день – "палочку" – бригадир мог не поставить в толстую учетную тетрадь. Работали при любой погоде, до поздней ночи. Иногда ночевали прямо в поле, зачем время тратить на дорогу домой. Варили в котел затирку. Это такая вода вперемешку с мукой и салом. Ложились рядком, грели друг друга. Утром бригадир поднимал нас. Щелкнет кнутом над ухом – вмиг вскочишь.

Постепенно поля были окольцованы лесопосадками. Посадили около двух миллионов деревьев. После смерти Сталина программу выполняли уже не такими быстрыми темпами. Опять все сошло на нет.

В 1967 году, когда в СССР случилась самая большая пыльная буря, деревья стали высаживать снова. Ученый Ольга Козина отметила: "В феврале 1969 года и в начале мая 1972 года такие бури вызвали гибель сельскохозяйственных культур на больших площадях. Скорость ветра достигала 30 м/с, временами – 40–50 м/с. Наиболее интенсивны пыльные бури в засушливые годы. Иногда они носили катастрофический характер, как в мае 1972 года. Интенсивные пыльные бури прошли весной 1984 года. Они уносят верхний плодородный слой почвы, оголяя тем самым семена, корни растений. Наиболее часты пыльные бури в заволжских и южных районах Волгоградской области, их общая продолжительность там составляет не менее 10–15 дней ежегодно".

"Черный пар" и белые вороны

Пыльные бури – страшное бедствие. В любой момент на высоту около двух километров могут подняться миллионы тонн песчинок красного, белого или черного цвета, они – одна из причин возникновения аллергических и неаллергических респираторных заболеваний. Трудно дышать и передвигаться.

Последствия от прохождения песчаного урагана бывают самые неожиданные. В Саратовской области в 2015 году циклон из Северной Африки окрасил снег в желтый цвет. Песчаная буря из Китая в начале мая 2017 года докатилась до Амурской области.

Сегодня, по официальным данным, в России около 100 миллионов гектаров земель гибнут под слоем песка.

– В России проблема опустынивания земель существует многие десятилетия, причем сейчас она может встать очень остро. Ведь в Советском Союзе, как бы мы к нему ни относились, борьбе с песками уделяли большое внимание и тратили значительные средства на создание лесопосадок, – говорит экогеолог Леонид Хазанов. – Сейчас же про это забыли, в нашей стране нет даже простенькой государственной программы по борьбе с деградацией земель, хотя ею затронуты огромные территории. Удивительно, но факт – небольшая песчаная пустыня есть даже недалеко от Удоканского месторождения меди в Забайкальском крае. Но дело заключается в том, что посадки лесов если и ведутся, то в незначительных количествах. Возникает патовая ситуация: с одной стороны, государство практически не финансирует лесопосадки (или дает на это слишком малые средства), с другой стороны – агропромышленный бизнес ими тоже не занимается. Песок засыпает земли, на которых можно было бы получать хорошие урожаи.

С каждым годом пустынных земель становится больше, а кто должен заниматься проблемой – непонятно. Федеральная служба лесного хозяйства и Государственный комитет по охране окружающей среды исчезли, а Национальный центр Конвенции ООН по борьбе с опустыниванием так и не появился.

Пески наступают на реку Дон

Ученым отводится роль статистов, которые готовят огромные доклады. Дальше дело не продвигается.

– С земли сдирают кожу. В России относятся к обработке земель самым жестким способом, как будто мы живем не в XXI веке, а в позапрошлом, – говорит профессор Донского государственного аграрного университета Николай Зеленский.

Он более сорока лет продвигает идею прямого посева. Традиционно землю распахивают, культивируют, вносят семена, а после урожая снова распахивают и оставляют отдыхать. Этот отдых называется "черный пар". При таком способе земледелия земля подвергается ветровой эрозии, структура почвы нарушается, она лишается полезных веществ, объясняет профессор ДонГАУ. Для того чтобы это предотвратить, ученые и предложили новый метод – "прямой посев". В этом случае земля не распахивается, а семена вносятся с помощью специальной сеялки на нужную глубину. Хозяйства, в которых применяется метод прямого посева, получают урожай больше, чем в тех, которые практикуют традиционное земледелие, утверждает Николай Зеленский.

– Ученые сейчас "белые вороны". Я не хочу подписываться под преступными документами чиновников Минсельхоза России, которые ставят на первое место повышение урожайности, а не плодородие земель, – говорит он. – Сегодня только два региона – Краснодарский край и Белгородская область во всей России внедряют у себя по указу местных губернаторов передовые методы обработки земель – прямой сев. Остальные же регионы, следуя указаниям Минсельхоза России, работают по старинке. Только в одной Ростовской области под "черным паром" около одного миллиона га. Это – катастрофа.

Интенсивная обработка почвы – главная причина опустынивания земель. Пустынь с каждым годом становится больше, подчеркивает профессор Зеленский:

– Склоны распаханы. Степные реки исчезли. А река Дон превратилась в ручеек, который постепенно засыпают пески и мелкозем. Пыльные бури происходят в нескольких регионах, но на советы ученых в Минсельхозе внимания не обращают. Экс-министр Алексей Гордеев на мое предложение о введении технологии прямой обработки почвы сказал: "Это для Канады, а не для России".

Николай Зеленский

О прямом севе в Минсельхозе Ростовской области знают. Но позицию профессора Зеленского не поддерживают.

– Прямой сев – не приоритетное направление в нашей работе, так как аграрии с неохотой пользуются этим методом, он требует многократного химического опрыскивания почвы, – комментирует Николай Ляхов, начальник отдела продовольствия почв Минсельхоза Ростовской области.

Профессор Олег Макаров, заведующий кафедрой почвоведения МГУ, считает, что актуальность дефляции почв и связанных с ней пыльных бурь существенно снизилась. Россия, по его мнению, своеобразно выкрутилась из проблемы опустынивания земель:

– После распада СССР с территории нашей страны "ушли" настоящие пустыни Узбекистана, Туркмении, Казахстана (Каракумы, Кызылкумы – в переводе на русский "черные пески", "желтые пески"), – говорит Макаров, заведующий кафедрой почвоведения МГУ. – У нас остались "кусочки" полупустынной зоны (Калмыкия, отдельные территории Волгоградской, Ростовской областей, и т.д.). Поэтому активность изучения вопросов опустынивания, разумеется, снизилась.

Однако ученые из других стран с такой позицией не согласны. Пески из пустынь переносятся ветром на огромную территорию. Франческа Эспозито из Научного института астрофизики (Неаполь) наблюдала за бурями в Сахаре в течение одного года, с 2013-го по 2014-й. С помощью приборов измерялись скорость ветра, температура, влажность, давление, интенсивность солнечного света, а датчики фиксировали электрическое поле. Оказывается, в песках есть электростатическое поле, которое усиливает песчаные бури.

По прогнозам ученых, в ближайшем будущем жары и ураганов будет много. Они окажут огромное воздействие на жизнь бедных людей во многих странах, в том числе и России. Ученые назвали это явление "климатическим апартеидом". Его последствия уже наступили для жителей полузабытых хуторов, лишив их надежды на существование.

– Мы должны обосновать эффективность вложения бюджетных средств, – говорит Татьяна Акимова, начальник отдела развития сельских территорий Минсельхоза Ростовской области. – А как это сделать для двух человек?

Хутор Антоновский

Но обо всем это Елена Батальщикова и ее соседи из пустынных хуторов не знают. Они доживают свои дни и ночи. Пока есть силы, женские руки вышивают гладью цветы. Обрамляют вышитыми рушниками семейные фотографии. Заботливо поливают герань и аккуратно вытирают песок с выщербленного подоконника.