Новые поправки к законам, появившиеся в ноябре этого года, не только могут окончательно ликвидировать гражданское общество в России, но просто лишить население немногих оставшихся базовых прав и свобод. В этом уверены представители всех крупнейших российских НКО, собравшиеся 3 декабря на общую онлайн-конференцию для обсуждения очередных вызывающих опасения инициатив Кремля, деталей планируемых нововведений и того, чем их принятие грозит НКО, общественным объединениям, СМИ и вообще всем гражданам.
В ноябре 2020 года в Государственную Думу Российской Федерации был внесен пакет законопроектов с поправками в законодательство, регулирующее деятельность НКО и общественных объединений, организацию и проведение публичных мероприятий, деятельность СМИ, деятельность в области образования, а также регулирующее меры воздействия на лиц, причастных к нарушениям прав и свобод российских граждан.
Организаторы и участники онлайн-конференции, прошедшей 3 декабря, под названием "Новые законодательные инициативы – новые угрозы обществу" отметили: эти документы направлены не только на подавление деятельности НКО, общественных объединений, филиалов международных неправительственных некоммерческих организаций и правозащитников, на дальнейшее ограничение прав граждан России на свободу ассоциаций. Они также ущемляют право на свободное выражение мнений, на свободу распространения и получения информации. Кроме того, они ограничивают свободу собраний, не только митингов, но и любых публичных мероприятий. Наконец, как подчеркнули участники конференции, российские законодатели намерены усилить контроль и регламентацию в сфере образования и просвещения в самом широком смысле.
Новации, предложенные в законопроектах, в случае вступления в силу, по словам выступавших, приведут к установлению еще большего, практически тотального государственного контроля над российским гражданским обществом. Демократическая дискуссия в России по общественно значимым вопросам, давно уже маргинализованная, будет теперь сведена к минимуму, а чиновники получат "законное" право запретить любую инициативу, которая покажется им критической или даже недостаточно лояльной по отношению к власти. Так считают члены Сахаровского центра, Международного Мемориала, Правозащитного центра "Мемориал", Московской Хельсинкской группы, Фонда "Общественный вердикт", Информационно-аналитического Центра "Сова", Правозащитного совета Санкт-Петербурга и других НКО.
Принятие этих законопроектов означало бы, что многие граждане России и проживающие в ней иностранцы и лица без гражданства будут лишены квалифицированной помощи в защите их гражданских, политических, социальных прав, права на среду обитания, в получении услуг в области образования, медицины и иных направлениях работы российского гражданского общества, подчеркивает участник мероприятия, российский политолог, сотрудник Академического центра Бориса Немцова и научный сотрудник философского факультета Карлова университета в Праге Александр Морозов:
– Оценки правозащитников – это не то же, что восприятие простых людей. В России отсутствие политических и гражданских свобод сегодня для большинства не такая важная тема, как уровень доходов, допустим, террористические угрозы, мифические происки обобщенного Запада и так далее? Насколько опасна и близорука такая позиция?
– Социологические опросы последнего времени показывают, что проблема прав и свобод вообще-то стала чуть больше волновать российское население в последние полтора-два года. Возможно, во многом это связано с серией событий, которые у всех на слуху – это пенсионная реформа, это поправки к Конституции, и особенно "антиковидная" политика российских властей. Вокруг этого много недовольства, которое отчасти направлено в сторону проблемы отсутствия прав. Но что касается проблематики правозащитных организаций, свободных СМИ, свободы собраний – увы, да, действительно, в России большинство населения относится довольно индифферентно к этому, по-прежнему. Это очень опасно.
– Заметно, и мы с вами говорили об этом уже, что, например, такая вещь, как свобода прессы и доступа к информации волнует население именно в России много меньше, чем в Украине или, допустим, в Азербайджане, или в Киргизии. Со времен распада Советского Союза именно российское общество сильно деградировало, получается? Есть ощущение, что сейчас большинство россиян просто не понимают, что это такое – базовые гражданские свободы, и зачем они вообще нужны?
– Путинский вариант авторитаризма, в отличие от некоторых других вариантов организации власти на постсоветском пространстве, так устроен, что в него, в его систему, встроены, все-таки, и некоторые ослабленные формы свободных медиа. Если мы начнем перечислять площадки, на которых сохраняется свобода политического высказывания, то их по-прежнему довольно много. При этом остаются доступными российскому читателю, пусть даже и не уже под запретом, но через VPN, многочисленные площадки, находящиеся за рубежом. В целом все это создает некоторую экосистему свободных медиа, они есть. В этом отличие, например, от Беларуси определенного периода. Там просто вообще была только одна классическая советская пресса в какой-то момент. В этом отличие, скажем, от некоторых стран Центральной Азии. Точно так же путинский авторитаризм очень умело манипулирует своими "системными партиями", которые растаскивают и оттягивают на себя электорат на каждых выборах. В этом смысле слова тут есть такой встроенный инструмент. И это очень важная вещь, потому что за счет нее происходит некое демпфирование, какое-то смягчение постоянного ограничения свобод. Но при этом, конечно, начиная с 2013 года, как минимум, когда был принят первый закон об "иностранных агентах", то есть сразу после протестов 2011-2012 годов, усиливается беспрецедентное, ежегодно наращиваемое давление на свободные организации, свободные медиа, в самых разных формах.
Усиливается ежегодно наращиваемое давление на свободные организации, свободные медиа, в самых разных формах
Деградировало ли общество? Потребительская культура в целом, современный тип общества, естественно, предполагает акцентирование каждого человека на прагматической стороне его жизни. Человек говорит себе: "у меня есть свои жизненные цели, свои занятия, свой план достижения какого-то жизненного успеха, и в целом политическая составляющая меня волнует мало". Это в целом то, что политологи называют деполитизацией – которая, вообще характерна не только для России сегодня, но и является глобально обсуждаемой проблемой, по сравнению с прошлыми временами, когда политизация была гораздо более определенной. Одна сторона – вот такой бытовой прагматизм.
Вторая сторона связана с тем, что на постсоветском пространстве Запад, его универсальные ценности, модели демократии, обладали очень большим авторитетом в конце 80-х и в 90-х годах прошлого столетия. Но в целом после 2000 года Европа ли, Запад, какие-то отдельные старые демократии, в качестве понятного для постсоветского человека образца стали "пропадать с радара". Это сложный вопрос – почему это произошло, но и очень важный. Но никогда ранее, скажем, за 150-200 лет российской истории, образ Европы, или образ Запада, не был таким слабым в российском сознании, как сегодня. Это, с одной стороны, естественный процесс, подчеркну, с другой стороны, Кремль этим пользуется, конечно, и с успехом. Потому что мы знаем хорошо, что главная пропагандистская линия Путина сводится к тому, что, мол, посмотрите, все и везде одинаково: демонстрации подавляются везде, права человека нарушаются везде, "Запад пропагандирует двойные стандарты". Это понятная игра Кремля, и она усиливает реальный процесс отделения разных стран и общественных моделей от какого-то глобального универсального процесса.
– Если мы вернемся к непосредственному поводу нашего разговора: вы полагаете, что если эти законы об НКО, о национальной безопасности, о контроле в сфере образования и так далее, будут приняты (или они уже приняты), это приведет к установлению тотального государственного контроля над российским обществом?
– Да, конечно. Во всяком случае, целью этих законов и целью всей этой политики Кремля является создание тотального контроля, это несомненно. С одной стороны, принимаются вот эти законы, причем каждый следующий год появляются как бы новые законодательные инициативы, которые еще "докручивают" что-то. Вот выразительный пример: есть закон, который запрещает любую просветительскую деятельность, ведущуюся организацией, связанной как-то с иностранными партнерами. Он сразу делает эту просветительскую деятельность невозможной. В течение ряда лет, как мы знаем, Кремль и вся его пропагандистская машина ограничивала деятельность, например, по проведению школьного конкурса по истории, который организует "Мемориал". Это всего-навсего конкурс для школьников, это абсолютно безобидная вещь! Но, тем не менее, даже и это подвергалось какому-то "истреблению". И вот они принимают теперь специальный закон, который вообще это делает невозможным и официально.
Люди, которые хотят вообще что-то делать в России, должны присягнуть какому-то комплексу идей Кремля
С другой стороны, происходит непрерывное наращивание официальных концепций истории определенного рода, деятельности различных обществ, которые поддерживают определенный кремлевский нарратив, исторический или культурный. И получается ситуация, при которой люди, которые хотят вообще что-то делать в России, должны присягнуть какому-то комплексу идей Кремля, согласиться с ними. Теории "особого суверенитета". Или согласиться с тем, что "на Западе русофобия царит", и значит, с ним не нужно иметь дела. Согласиться с тем, что соседние народы являются какими-то "метафизическими геополитическими противниками". Согласиться с тем, что у России есть какая-то особая, вот эта традиционная скрепа. Даже если ты соглашаешься с этим с некоторой иронией, ты все равно "ложишься" под это. Власть говорит, что "либо вы присоединитесь к нам в какой-то форме, либо вы окажетесь за пределами вообще возможности деятельности. И по закону, и потому что вы будете подвергнуты постоянной травле".
Вот это мы, собственно, и видим. То, что еще не зарегулировано законом, подвергается непрерывной травле кремлевскими медиа. И затем через год или полтора принимается и закон в отношении этого. Работает машина, состоящая и из законодателей, с одной стороны, и с другой стороны, из большой группы людей, которые еще до принятия всех этих законов "создают волну". Это люди, сидящие в Общественной палате, или какие-то молодые карьеристы, которые требуют новых норм и ограничений интернета, или новых норм в отношении цензуры в кино, цензуры в детской литературе.
И плюс ко всему – идет создание подобия советского формата комсомольских организаций, или официальных творческих союзов. "Вот вы сюда вступите к нам, и вы будете "молодым лидером России", у вас будут президентские гранты, вы будете пользоваться какими-то ресурсами, небольшими, у вас будет возможность карьерного роста. А если вы хотите это делать не с нами, то тогда у вас не будет ничего".
– Если таков политический язык власти, на котором она разговаривает с обществом, и он постоянно трансформируется на наших глазах в худшую сторону – вы сами верите в то, что еще можно что-то изменить хотя бы путем публичного привлечения внимания к проблеме? Ради чего и прошла сегодняшняя большая пресс-конференция всех неправительственных и правозащитных организаций?
Окружающий нас мир должен иметь представление о том, что происходит в России и как меняется
– Я думаю, что изменить невозможно. Но такие пресс-конференции, как сегодняшняя, очень важны. Потому что окружающий нас мир должен иметь представление о том, что происходит в России и как меняется. В мире много разных, мировое общественное внимание привлечено то к одному, то к другому, и в конечном счете не так заметно, что в нашей стране происходит, эта дальнейшая эволюция жесткой авторитарной системы. Второй момент, почему это важно: потому что все же в России сохраняется довольно большое количество людей, для которых верховенство права и права человека, и демократия, остаются, тем не менее, существенно важной личной ценностью. И они хотят видеть, эти люди, свою среду, пусть даже эта среда находится сегодня в положении уже абсолютно сегрегированном, так сказать, "геттоизированном". Мы хорошо понимаем, что изменения теперь возможны уже не благодаря какому-то давлению снизу (примерно, как в советское время диссиденты не могли свергнуть советскую систему). Но, во всяком случае, возможны хотя бы перемены по модели гипотетического появления реформистской группы в толще самой власти, во-первых, и во-вторых, в результате какого-то тяжелого экономического поражения всего государства. Эти все перспективы сохраняются, и в таком случае все сегодняшние усилия не пропадут даром.
Если мы вспомним горбачевский период, то ясно, что реформизм Горбачева имел определенные идейные, культурные истоки. Никогда бы коммунисты не двинулись в направлении реформ, которые привели потом в дальнейшем к изменению мира, если бы, с одной стороны, не существовало бы определенной художественной литературы, которая влияла и на них тоже, в том числе в Советском Союзе, и с другой, если бы не было диссидентского движения, на которое они вынуждены были тоже хот немного ориентироваться, понимая его ценность. И если бы не было упреков с Запада, которые после подписания Хельсинкских соглашений стали иметь значение и для партийной верхушки в России. Все играло какую-то роль. И вот такая же у нас ситуация в России сейчас. Страна входит в волну лжи, какого-то идейного застоя, дальнейшего бюрократического развития казенщины – но при этом существует эта вторая культура, и она в результате все равно окажет влияние на развитие страны потом.