80-ю годовщину начала Второй мировой войны продолжают вспоминать и отмечать, но всяк – по своему. Официальный Кремль, по сути, вновь решил воспеть пакт Молотова – Риббентропа, уже не именуя его, как прежде, "вынужденным шагом", но чуть ли не открыто гордясь им. Между тем военная операция по захвату части Польши СССР сопровождалась еще одной операцией – чекистской, которая была едва ли не более постыдной и кровопролитной, чем захват территории.
Пугало со штыком
В августе этого года в Выставочном зале федеральных архивов в Москве открылась выставка, обозначенная как историко-документальная: "1939 год. Начало Второй мировой войны". Организатор – Федеральное архивное агентство (Росархив). Выставке предпослано специальное обращение президента Владимира Путина, утверждающее, что "в некоторых странах предпринимаются попытки пересмотреть причины и итоги Второй мировой. В угоду корыстным политическим и экономическим интересам искажаются исторические факты, навязываются откровенно лживые взгляды, выводы, построенные на домыслах и спекуляциях".
Собственно, свою задачу организаторы выставки так и обозначили: документы экспозиции, цитирую выставочный буклет, "позволяют понять причины неудачи создания широкой антигитлеровской коалиции с участием СССР, а также понять логику действий советского руководства в сложившейся международной обстановке". "Причины" также обрисованы без изыска: в документах, мол, "рассказывается об уклончивой позиции Великобритании и Франции в вопросе заключения с СССР равноправного военно-политического союза, а также категорическом неприятии Польшей советских предложений по противодействию германской экспансии". В переводе на нормальный язык, этакая незатейливая подводка к мысли, что именно Польша, расчлененная совместными усилиями Гитлера и Сталина, оказывается, как раз больше всех в этом и виновата! Да и вообще, "нож в спину" долго готовили для Москвы западные партнеры" – дословная цитата уже из предисловия, которым открывается интерактивная версия этой выставки на сайте Росархива. Но лучше все увидеть своими глазами.
Выставка, притом архивных документов, жанр особый, специфический, в котором привлекательность должна достигаться не так, как, скажем, в музейной экспозиции. Казалось бы, все возможности для этого имелись, и богатейшие – в непосредственном ведении Росархива (если верить его официальному сайту) находятся 16 архивных заведений…
И что же мы – посетители – видим, войдя в зал экспозиции, какое первое впечатление, которое, как известно, самое запоминающееся? А первое, что бросается в глаза на документальной (особо подчеркну это!) выставке, – пугало-манекен, обряженное в форму красноармейца 1939 года: в каске, с трехлинейной винтовкой и примкнутым штыком! В соседней витрине – куртка уже немецкого танкиста, немецкие же шлем и винтовка. Хватает и других тряпок и "железок": какие-то наградные медали и кресты – германские и польские, манерки, котелки, подсумки, чехлы для пехотных лопаток – с арифмометром в придачу. Все это размещено с огрехами в оформлении этикетажа, да и вообще непонятно, зачем и к чему. Даже портянки, условно говоря, красноармейца Васи Пупкина, первым переступившего советско-польскую границу 17 сентября 1939 года (если бы таковой был известен, а его портянки должным образом атрибутированы и представлены вещевым фондом ЦМВС с корректной пояснительной записью), – и те выглядели бы более уместно, поскольку имели бы, пусть и курьезное, но реальное значение именно военно-исторического памятника.
Основные узлы экспозиции – ликвидация Чехословакии в марте 1938 года, англо-франко-советские переговоры в августе 1939 года в Москве, советско-германский пакт, секретные протоколы к нему. Что как бы и должно подвести к основному: собственно нападению Германии на Польшу, а затем и советскому вторжению в эту страну (скромно обозначенному как "Польский поход РККА"). Все это уже было, и многократно, все та же советская жвачка в старой же обертке: "мы за мир… мы против драки… мы старались… нехороший Запад…".
Это при том, что в экспозиции представлен действительно уникальный документ – оригинал советско-германского договора о ненападении и секретного дополнительного протокола о разграничении сфер интересов СССР и Германии. Логичнее и было бы устроить выставку одного документа – именно этого. Впрочем, фактически это и есть выставка одного документа.
Все это при том, что в государственном архивном фонде Российской Федерации сохранилась практически вся документация, детально показывающая все явные и тайные аспекты выработки советской политики той эпохи – внешней, партийной, административной, военной, экономической, социальной, карательно-репрессивной. Там есть все: подлинники директивных документов, фактически определившие вектор развития страны, дающие возможность рассмотреть истинную, реальную картину обстоятельств формирования международной политики сталинского руководства, действительно полный (а не избирательно и штучно надерганный) комплекс подлинных документов, показывающих неожиданный и крутой разворот кремлевского вождя – от конфронтации с нацистской Германией к фактическому союзу с Гитлером. Увидят ли посетители выставки эти документы? Увы, нет. А уж про "освободительный поход" – начавшееся 17 сентября 1939 года советское вторжение в Польшу и вовсе практически ничего, несмотря на кажущееся обилие экспонатов. Зато названием соответствующего раздела нарочито подчеркнуто: был "крах польского государства".
После чего уже совершенно не удивляет, что МИД России в своем твите на полном серьезе превозносит советско-германский сговор за то, что благодаря ему "война началась на стратегически более выгодных для СССР рубежах, население этих территорий подверглось нацистскому террору на два года позже…"
Только при этом "забывает", что сначала население этих же самых территорий подверглось террору советских чекистов…
Вот и документы (разумеется, не представленные на выставке, хотя во множестве уже и опубликованные) наглядно свидетельствуют: советское руководство, готовя вторжение в Польшу, загодя готовилось и к противодействию "освобождаемого" населения, прекрасно понимая, что неизбежно придется столкнуться и с этим. Ведь населению Западной Украины и Западной Белоруссии предстояло принять "освободителей" вместе со всеми красами советского строя – в виде колхозов, райкомов и НКВД.
Масштабная карательно-полицейская операция по зачистке "освобожденной" территории проводилась параллельно армейской. В комплексе решалось сразу несколько задач, в их числе – уничтожение остатков польской государственности путем физической ликвидации носителей этой самой государственности…
Совместный парад Вермахта и Красной Армии в Бресте после раздела Польши, 22 сентября 1939 года.
Спецгруппы Берии
Приказом наркома внутренних дел СССР Лаврентия Берии все пограничные отряды на советско-польской границе приведены в боевую походную готовность 2 сентября 1939 года. Здесь не было никакой двусмысленности: речь шла именно о готовности выступить на сопредельную территорию. 6 сентября семь военных округов получили директиву наркома обороны СССР о проведении т.н. "Больших учебных сборов" (БУС) – это было шифрованным обозначением начала скрытой мобилизации. 8 сентября 1939 года Берия подписал свой приказ за № 001064 "Об оперативных мероприятиях в связи с проводимыми учебными сборами". Из первой же фразы которого следовало, что это вовсе не первое распоряжение Берии относительно предстоящей спецоперации: "Для проведения оперативно-чекистской работы в соответствии с ранее данными указаниями (выделено мной. – В.В.) ПРИКАЗЫВАЮ…".
Приказ гласил: нарком внутренних дел Украинской ССР, комиссар госбезопасности 3-го ранга Иван Серов должен "выделить 50 человек оперативных работников НКВД Украины и 150 человек оперативно-политических работников погранвойск, стянув их в г. Киев к 22-м часам 9-го сентября". Наркому внутренних дел Белорусской ССР, старшему майору госбезопасности Лаврентию Цанаве тоже приказано "выделить 50 человек оперативных работников НКВД БССР и 150 человек оперативно-политических работников погранвойск, стянув их в г. Минск к 22-м часам 9-го сентября". Начальнику Управления НКВД Ленинградской области, комиссару госбезопасности 2-го ранга Сергею Гоглидзе приказали выделить 30 оперативных работников НКВД – для БССР, а 30 – откомандировать в Киев к 8 – 9 сентября. Заместителей наркома внутренних дел Сергея Круглова и Ивана Масленникова также обязали выделить "25 человек оперативных работников НКВД СССР и 9 сентября направить: 10 человек в г. Киев – в распоряжение НКВД УССР тов. СЕРОВА и 15 человек в г. Минск – в распоряжение НКВД БССР тов. ЦАНАВА".
Лаврентий Цанава
Республиканским наркомам приказано организовать девять "оперативно-чекистских групп: 5 – в КОВО и 4 – в БОВО", в каждой группе утверждены начальники и по два их заместителя. Серову и Цанаве поручили "тщательно проинструктировать оперативно-чекистские группы в соответствии с полученными указаниями", после инструктажа личный состав групп надо было вооружить, подготовить к выдвижению, и распределить "в соответствии с планом Наркомата Обороны по армейским группам", а каждой из этих девяти чекистских спецгрупп придавался пограничный батальон. Для контроля, "организации и проведения всех необходимых мероприятий, а также для соответствующего инструктажа" из Москвы к НКВД УССР откомандировали заместителя наркома внутренних дел СССР Меркулова, к НКВД БССР – начальника Особого отдела НКВД СССР Бочкова. 9 сентября 1939 года Серов и Цанава доложили Москве о готовности спецгрупп.
Иван Серов
11 сентября 1939 года на базе войск Белорусского особого военного округа (БОВО) и Киевского особого военного округа (КОВО) сформированы и развернуты управления уже фронтов – Белорусского и Украинского. К исходу того же дня войска были уже скрытно сосредоточены и готовы, как гласили приказы, "к решительному наступлению с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие войска противника". День "Х", как следует из директив командования Красной армии, первоначально был запланирован в ночь с 12 на 13 сентября 1939 года. 12 сентября 1939 года Серов доложил Берии: район "учебных сборов" разбит на группы "в соответствии с планом движения войсковых соединений", каждой группе выделено для "работы" от трех до шести населенных пунктов, всего 16 групп. Разбивка территории на группы населенных пунктов, докладывал Серов, "согласована с ЦК КП(б) Украины т. Бурмистенко и соответственно с этим строится обслуживание по партийно-советской линии". Уже организован и "штаб центрального руководства чекистской работой", начальники чекистских спецгрупп "согласно вашего указания ориентированы в обстановке и подробно проинструктированы. На все поставленные ими вопросы даны исчерпывающие ответы", все "снабжены картами с соответствующими разметками", с Тимошенко (командующий войсками КОВО и Украинским фронтом) все согласовано. Но самый примечательный пункт этой служебной записки, пожалуй, за номером 11: "Заканчивается составление по материалам погранотрядов списков лиц, подлежащих изъятию, которых насчитывается в близлежащей полосе свыше 2000 чел. Списки по населенным пунктам будут вручены начальникам групп". Еще никто и никуда не выступил, но у сотрудников НКВД уже были списки тех, кого им надлежало немедленно "изъять" на польской территории.
Но затем Сталин перенес дату вторжения на 17 сентября. 15 сентября Берия направил Меркулову, Серову, Бочкову и Цанаве уже детальную директиву. Согласно которой, по мере продвижения частей Красной армии "и занятии тех или иных городов будут создаваться временные управления (временный орган власти), в состав которых войдут руководители опергруппы НКВД". Всю свою работу сотрудники НКВД "должны проводить в теснейшем контакте с военным командованием", и при "выполнении специальных задач по обеспечению порядка пресечению подрывной работы и подавлению контрреволюции опергруппы НКВД, по мере продвижения войсковых частей должны создавать на занятой территории во всех значительных городских пунктах аппарат НКВД", выделяя из основной группы небольшие, которые должны были стать "ядром будущих органов НКВД".
Задачи спецгруппам НКВД поставили обширные: занять все учреждения связи и все банки – государственные и частные, помещения всех "казначейств и всех хранилищ, государственных и общественных ценностей", взяв на учет все ценности, "немедленно занять все государственные архивы", а в первую очередь – "архив жандармерии и филиалов 2 Отдела Генштаба (экспозитуры, пляцувок – органов разведки)".
Были даны указания и о производстве массовых арестов: "В целях предотвращения заговорщической предательской работы – арестуйте и объявите заложниками крупнейших представителей из помещиков, князей, дворян и капиталистов". "Арестуйте наиболее реакционных представителей правительственных администраций, – приказывал Берия, – (руководителей местных полиций, жандармерии, пограничной охраны и филиалов 2 Отдела Генштаба), воевод и их ближайших помощников, руководителей к/р партий – ППС – польской партии социалистов, стронництво народове национальной партии (бывшей национал-демократической партии), стронництво праци, христианской демократической партии О.Н.Р.
Повторяю: О.Н.Г. национально-радикальный лагерь (организация польской националистической молодежи). УНДО – Украинского националистического демократического объединения, О.У.Н. – организация украинских националистов, У.С.Р.П. – украинская социалистическая радикальная партия, Ф.Н.Е. – фронт национального единства, БНСО – Белорусская национальная социалистическая организация, Б.Н.О. – Белорусского национального объединения (до 1934 г. именовалась Белорусской христианской демократией), Б.Р.П. – Белогвардейская эмигрантская монархическая организация, РОВС – Российский общевоинский союз (белогвардейская эмигрантская монархическая организация)". А вот аресты духовных лиц указано "пока не производить, особенно католиков".
Предстояло занять тюрьмы и после проверки "всех арестованных за революционную и проч. антиправительственную работу освободить", но – не просто так, а "использовав это мероприятие для вербовки агентуры (выделено мной. – В. В.)…". Но какой же социализм совсем без тюрем? Потому предстояло организовать новую тюремную администрацию "из надежных людей, во главе с одним из работников НКВД", да еще и помимо этого организовать внутренние тюрьмы НКВД.
Немецкие и советские офицеры отдают салют флагу с нацистской свастикой во время парада в Брест-Литовске по случаю демаркации границы в Польше, 22 сентября 1939 года.
Директива обязывала немедленно развернуть и "следствие заключенных к/р организаций, с задачей вскрытия подпольных к/р организаций, групп и лиц, ставящих целью проведение диверсий, террора, повстанчества и к/р саботажа"; немедленно арестовывать "лиц, изобличенных следствием в организации политических эксцессов и открытых к/р выступлениях" и всех "агентов-провокаторов, жандармерии, политической полиции и филиалов 2 Отдела Генштаба".
"Приступите к созданию агентурно-осведомительной сети, – указывал Берия, – с расчетом охватить в первую очередь государственный аппарат, к/р буржуазные помещичьи круги и политические партии". Особое внимание предписано уделить "быстрой организации осведомительной сети в редакциях газет, в культурно-просветительных учреждениях, продскладах, в штабах, рабочих гвардиях и крестьянских комитетах". Затем предстояло "провести регистрацию и изъятие у всего гражданского населения огнестрельного оружия (нарезного), взрыввеществ и радио-передатчиков", а на каждой крупной станции организовать "агентурно-оперативную работу по борьбе с диверсиями, шпионажем и к/р саботажем".
Вербовки и голуби
Хотя до советского вторжения – еще несколько дней и новая территория пока не захвачена, но сотрудникам НКВД уже предстояло "принять активное участие в подготовке и проведении временных Управлений народных собраний – украинского, белорусского и польского". Для обеспечения "усиленного проведения" которых надо было, прежде всего, организовать "необходимую агентурно-оперативную работу по выявлению и репрессированию к/р организаций, групп и лиц, противодействующих и срывающих организацию новой власти". То есть, сначала массовые репрессии (с массовой же вербовкой агентуры), а уже затем – "народные собрания", с последующим "всенародным волеизъявлением"… Сотрудники спецгрупп НКВД также должны были "принять активное участие в организации временного управления рабочей гвардией и крестьянских комитетов", первым делом "обратив при этом серьезное внимание на предотвращение проникновения в их состав, во враждебных целях, к/р и провокаторских элементов". Чекистская составляющая вторжения спланирована и расписана до всех тех мелочей, из которых и состояло "освобождение": от захвата учреждений и создания агентурно-осведомительной сети до массовых арестов и расстрелов.
По этому плану дальше и развивались события. Из спецсообщения замнаркома внутренних дел СССР Меркулова и наркома внутренних дел УССР Серова от 19 сентября 1939 года: "18 сентября в 6 часов вечера приехали в Тарнополь (сейчас Тернополь. – В. В.) в 46 км от границы. […] Заняты важнейшие правительственные здания […] Пленных и арестованных насчитывается несколько тысяч человек. Идет учет, сортировка и допросы их. […] Арестовали ряд подозрительных лиц […] Продолжили вербовку. […] Примем решительные меры к подавлению возможных вспышек со стороны враждебных элементов. От имени коменданта города выпускаем соответствующее обращение к населению, в котором предупреждаем, что лица, задержанные с оружием, будут расстреливаться".
Владислав Лангнер
24 сентября 1939 года Серов направил в Москву обширную докладную записку об обстоятельствах занятия Львова, оборонявшийся польским корпусом под командованием бригадного генерала Владислава Лангнера. Среди условий сдачи города, предложенных Лангнеру советским командованием, значился и такой пункт: "Офицерскому составу предоставляется личная свобода и неприкосновенность движимого имущества. При желании переехать в другую страну вопрос решается дипломатическим путем". "Присутствуя при этом, – докладывал Серов, – я возразил против последнего пункта в части личной свободы, но на это комбриг КУРОЧКИН, представлявший Красное командование, ответил, что этот документ он может порвать в любой момент". Так и произошло: когда польские офицеры, согласно приказу Лангнера, сложили оружие и были готовы походным порядком выступить к румынской границе, их окружили советские солдаты с винтовками наперевес…
Хватало и других забот: "По предварительным неполным сведениям, опергруппой тов. ПЕТРОВА по данным на 24-е сентября с. г. арестовано 616 чел.", – рапортовали Меркулов и Серов. "Количество произведенных арестов по участкам и классификация арестованных характеризуется следующим образом: всего арестовано по оп[еративной] групп[е] № 1 923 человека, из них: офицеров польской армии – 126 человек, полицейских – 513 человек, жандармов – 28 человек, секретных агентов полиции – 31 человек, помещиков, крупной буржуазии – 44 [человека], – докладывал 27 сентября 1939 года своему наркому Меркулов. – Остальной контингент арестованных падает на активных членов и руководителей а[нти]сов[етских] полит[ических] партий: УНДО, ОУН, УПСР, УСДП и т.п. […] Одновременно с арестами оперативная группа проводит вербовку массового осведомления и агентуры для разработки действующего к[онтр]р[еволюционного] подполья.
Всего завербовано по оп[еративной] группе №1 94 с[екретных] с[отрудников]. По данным агентуры и осведомления производятся ежедневно аресты членов к[онтр]р[еволюционных] партий, бандитов и укрывающихся секретных агентов полиции". Не сидели без дела и другие группы: "Оперативно-чекистской группой т. Макарова проделана следующая оперативная работа. По всем участкам данной группы всего арестовано 553 человека, среди которых: бывший премьер-министр Козловский, бывший военный министр Малишевский и президент г. Львова Островский. К остальным категориям арестованных относятся чины полиции, видные деятели контрреволюционных партий и прокуратуры. Кроме того, задержано пленных офицеров и полицейских – 268 чел. На основе агентурных данных по г. Львову заведено 6 агентурных разработок на лидеров и актив контррев[олюционных] националистическо-фашистских партий". Арестов у Макарова меньше, чем у Петрова, зато он лидер по части вербовок: "Всего по участкам группы т. Макарова завербовано 130 агентов, в большинстве своем агентура является перспективной, внушающей доверие". Вот и практический результат уже налицо: "Организованной следственной группой в г. Львове закончено 10 сл[едственных] дел на видных политич[еских] деятелей и руководителей украинской националистической фашистской партии […] Работа следственной группы […] направлена на вскрытие организованных к[онтр]р[еволюционных] формирований. Налаживаем оперативный учет участников к[онтр]р[еволюционных] организаций и лиц, проходящих по материалам следствия".
28 сентября 1939 года Меркулов рапортует Берии: "По гор. Львову арестовано на 28 сентября всего 124 человека. Массовых арестов не предпринимаем. Арестовываем исключительно по материалам следствия и агентуры. Работа дает удовлетворительные результаты.
Выявлено и продолжают выявляться как руководящий, так и рядовой состав действовавших здесь политических партий.
Обысков по имеющимся сигналам проводим много – до 50 в день".
Не хуже обстояли дела и в других местах: "В гор. Бржезаны арестовано 303 человека, в том числе агентов тайной полиции – 6, участников вооруженных банд – 8, оперировавших в районе города.
Следствие по делу этой группы бандитов закончено, и они предаются суду военного трибунала в гор. Львове. […] По гор. Львову закончено 10 следственных дел, рассмотрено военным трибуналом 3, к расстрелу приговорено 2 человека". Все арестованные, разумеется, тут же спешат дать признательные показания: "Арестованные опергруппой № 1 руководители окружной организации ППС ХАЛЮК, бундовской организации – ГОЛЬДШТЕЙН, сионистской организации – ТАНАНБАУМ дали подробные показания о персональном составе руководства этих партий и рядовых членах".
Из докладной записки Меркулова и Серова от 3 октября 1939 года: в городе Самбор "проведенной агентурно-следственной работой выявлен состав местной организации ППС, насчитывающей свыше 30 чел. […] Арестован руководитель крестьянской партии ЗАЛУПКА […] Арестован пока руководитель местной организации УНДО БЕРЕЖНИЦКИЙ, бывший белогвардеец […] Арестовано 10 офицеров 26-го Уланского полка, которые участвовали в перестрелке с частями РККА в лесах Старого Самбора". Произведены аресты в городах Добромиль, Станиславов. Как водится, все арестованные незамедлительно и чистосердечно "сознались в проведении активной разведывательной работы", назвав сотни имен "агентов и провокаторов бывшей польской разведки, которые устанавливаются и подвергаются аресту". Арестованы руководители и всех украинских партий, и "руководитель сионистов – АКСТМЕЕР", "ведется работа по выявлению состава различного рода группировок и добровольных обществ и агентурная проверка их деятельности". Правда, население никак еще не может уразуметь, что "органы не ошибаются", и жены арестованных полицейских подали "11 заявлений с просьбами об освобождении арестованных и с положительными характеристиками". Потому "среди жен арестованных для пресечения этого завербовано осведомление". Также "отмечены случаи антисоветских высказываний со стороны отдельных представителей местной интеллигенции: учителей, адвокатов" – все эти нехорошие элементы тоже взяты на учет и "проходящие по материалам лица разрабатываются".
Тем же днем, 3 октября 1939 года, Меркулов и Серов докладывают в Москву: "На Ваш телефонный запрос сообщаем, что общее количество арестованных оперативно-чекистскими группами по областям Западной Украины, по данным на 1-е октября включительно, составляет 3914 человек, в том числе бывших жандармов, полицейских, официальных и секретных агентов полиции и разведки – 2539 человек; помещиков, крупной буржуазии, бывших людей – 293 человека; офицеров польской армии и осадников – 381 человек; руководителей контрреволюционных партий УНДО, ОУН и других – 144 человека; петлюровцев, участников бандгруппировок – 74 человека; прочих – 483 человека. […] Во Львове массовых арестов не проводили". Особо примечательно употребление термина "бывшие люди": в Советском Союзе его не использовали – по причине полного их истребления, а вот в бывшей Польше бывшие люди пока еще водились, но НКВД готово было исправить это… И за Львов взялись уже основательнее: "По гор. Львову, – рапортовали Меркулов с Серовым, – продолжает разворачиваться агентурно-следственная работа. Арестованных числится на 3-е октября 154 человека, агентуры имеется 241 чел., закончено 42 следственных дела на 49 чел.". А еще, докладывали они, получена информация о готовящемся восстании… "Эти сведения, – рапортовали Меркулов и Серов, – агентура получила, главным образом, из подслушанных разговоров на улицах". – Такой вот интересный "агентурный" источник. Правда, "принимаются меры к установлению первоисточников этих сведений. Проводятся дополнительные вербовки".
Кого именно вербуют, тоже обозначено: "Проведена работа с дворниками, которым предложено содействовать…". Именно дворники – главная опора НКВД и рабоче-крестьянской власти. Да и как без них, если собственно с рабочими, оказалось, не все гладко: вовсю развернута очистка "рабочей гвардии от неблагонадежного элемента, так как имеются сигналы о проникновении в ее ряды политически сомнительных и уголовных элементов". Да и в крестьянские комитеты, оказывается, "проникают члены антисоветских контрреволюционных партий, пытающихся захватить в свои руки руководство…".
Не менее примечателен и такой пассаж этой докладной записки: "Агентурным и следственным путем установлено, что в Черткове (ныне Чортков, Тернопольская область – В.В.) и Чертковском уезде активно действовали нижеследующие политпартии и организации: УНДО, УВО, ОУН, различные общества и союзы, как-то: "ЛУЧ", "СОКОЛ", "СПОРТИВНОЕ ОБЩЕСТВО ПРОСВИТЫ" и др. Польские организации: "ВОЙСКОВА ОРГАНИЗАЦИЯ СТРЕЛЬЦОВ", "СОЮЗ ОФИЦЕРОВ РЕЗЕРВИСТОВ", ОБЪЕДИНЕННАЯ ОБОРОНА НАРОДА" (ОЗН), ППС и др. Основные руководители перечисленных партий и организаций оперативной группой участка установлены и подвергаются аресту".
Польская зенитная артиллерия во Львове. 1939 год.
Но, судя по рапорту Меркулова и Серова от 7 октября 1939 года, самую большую неприятность чекистам тогда доставили …голуби. Оказывается, во Львове имелась польская военная окружная голубиная станция, размещавшаяся "в центре города, в так называемой Цитадели". Обслуживал ее капрал и семь солдат. Солдаты после взятия Львова разбежались по домам, а капрал дисциплинированно сдал пост советским военным, отрапортовав, что за день до взятия Львова голуби были выданы на львовские заставы. И вот вечером 6 октября на станцию прилетел голубь из числа розданных, а "при голубе была записка, написанная чернилами на польском языке на клочке бумаги следующего содержания: "Цитадель в первом часу будет взорвана на воздух, примите это во внимание". Капрал исполнительно доложил о записке в штаб Украинского фронта, откуда его и направили в НКВД. Поскольку как раз в это время "в помещении бывшего воеводства под руководством тов. ХРУЩЕВА шло совещание работников партийно-советского аппарата", меры чекисты предприняли соответствующие: "На всякий случай нами еще раз были тщательно осмотрены подвальные помещения в воеводстве, в НКВД, в Штабе армии. Предупрежден начальник гарнизона, вызвана дежурная часть полка, усилен караул в воеводстве, в НКВД и в ряде других важных пунктов, а также по городу. Осмотрено помещение голубиной станции и цитадели". Но, увы, "ничего обнаружено не было" и после "тщательной проверки всех обстоятельств, связанных с получением этой записки, пришли к выводу, что это провокация. Приняты меры к выявлению автора записки и наведению порядка в цитадели и на голубиной станции".
Лагерей много не бывает
Одна из важнейших "забот" НКВД – пленные: предстояло захватить небывало огромное количество военнопленных, реализуя сталинскую установка на полное уничтожение польской армии – в том числе, и путем массового пленения живой силы. Потому директивы командования РККА гласили: "Не допустить ни в коем случае ухода польских солдат и офицеров из Польши в Румынию". Еще 17 сентября 1939 года Генштаб РККА просит открыть в БОВО и КОВО восемь приемных пунктов (восьми оказалось недостаточно, сразу же создали 10) и два лагеря-распределителя военнопленных – в Козельске и Путивле. И только по одному лишь Украинскому фронту на 2 октября 1939 года значилось (по советским же официальным данным) свыше 393 тысяч пленных. Белорусский фронт к 30 сентября 1939 года взял в плен меньше – 60 202 человека. К приему такой массы чекисты организационно не были готовы, но справились – за их плечами был богатый опыт ГУЛАГа.
Еще 19 сентября 1939 года приказом Берии № 0308 создано Управления по военнопленным при НКВД СССР (с октября 1939 года – Управление НКВД СССР по делам военнопленных, а с июля 1940 года – Управление по делам военнопленных и интернированных). Тот же приказ предусматривал организацию восьми лагерей для содержания военнопленных (Осташковский – на озере Селигер, Юхновский, Козельский, Путивльский, Козельщанский, Старобельский, Южский, Оранский). Им же утверждены начальники и комиссары лагерей, штаты, оклады охранников, инструкция о работе и распорядок дня лагерей.
Польские военнопленные во временном лагере. Тереспольское укрепление Брестской крепости, сентябрь 1939 г.
Тогда же на утверждение высшей инстанции представили и проект Положения о военнопленных – его тоже заготовили не впопыхах, и не на коленке, а загодя. Тем же днем датирована и детальная инструкция НКВД, определившая порядок оперативного учета военнопленных, детально расписавшая, как оформлять документы и следственные дела на пленных, "ведущих антисоветскую работу, подозреваемых в шпионской деятельности, примыкавших к "ППС", пилсудчикам, национал-демократам, социал-демократам, анархистам и другим к[онтр]-р[еволюционным] партиям и организациям". Аналогичные дела-формуляры приказано завести "также и на весь офицерский состав".
Особо оговаривалось, как оформлять вербовку военнопленных: оказывается, на этот счет уже имелся соответствующий приказ НКВД – за № 00858 от 28 июня 1939 года. Получается, уже в июне 1939 года НКВД был готов и приему военнопленных, и к массовым вербовкам среди них?
Польские пленные – тема отдельная и печальная. Можно лишь утверждать, что судьба их – по крайней мере, офицеров – явно была определена изначально: для сталинского руководства это фактор осложняющий, докучный и потенциально опасный. Так, Сталину следовало учитывать настроения немецких союзников: придерживать невдалеке от вновь проведенных рубежей столь значительные контингенты кадровых военнослужащих только что потерпевшей поражение армии враждебного государства – это могло наводить на закономерные подозрения. Впрочем, и сам Сталин рассматривал офицерские кадры польской армии исключительно как классовых врагов, подлежащих физическому уничтожению, так что никаких мыслей об их возможном использовании даже и не возникало. Именно эту сталинскую установку уже 10 ноября 1939 года представил на совещании писателей "главный политрук" Красной армии Лев Мехлис: "Выпускать их [польских офицеров] нельзя, иначе это будут кадры легионов, формируемых на Западе. Поляки могут развернуть во Франции до 100 тысяч". А раз нельзя выпускать, то дальнейшая фаза операции "Освободительный поход" проводилась по сталинскому принципу: "Есть человек – есть проблема. Нет человека – нет и проблемы". Лишь затем пришло время для циничной лжи насчет "побега в Манчжурию"… Которую ныне сменила не менее циничная ложь – про обретенные благодаря пакту Сталина – Гитлера мифические "стратегически выгодные рубежи" и даже "спасение сотни тысяч жизней…".