Казалось, что Черное море умирает вместе с Советским Союзом. В 90-е годы XX века объявление "рыбы нет" можно было вывешивать по всему побережью. Почти исчезли азовский осетр, хамса и бычок. Зато началось цветение планктона, которое сопровождалось выделением сероводорода, убивающим все живое. Об экологической черноморской катастрофе тогда говорили на уровне ООН и международных конференций, где предлагались различные планы по спасению моря и его обитателей. 30 лет спустя, когда стало ясно, что катастрофы удалось избежать, среди экспертов нет согласия относительно причин такого хеппи-энда. Вероятнее всего, тут сработало несколько факторов, одним из которых стал уникальный эксперимент по переселению в воды Азовского и Черного морей дальневосточного пеленгаса, пишет проект русской службы Радио Свобода "Сибирь Реалии".
"Проклятая менада"
В Японском море ему было голодно. Мало питательного ила, слишком чистая вода. Разве что у берегов, особенно во время войн, скапливался мусор и сточные воды, которых с годами становилось все больше. Росли города в Японии и в Корее, а в городах (пусть не во всех) рос уровень жизни – и канализация выносила в море все больше питательных веществ. Побережье менялось, увеличивался слой придонного ила, и его становилось все больше. Еще бы, ведь черви, населяющие ил, – его главная пища. Пусть не аппетитная, но разве свиней кормят лучше? Однако люди брезгливы, когда у них есть выбор. "Менада!" – ругались японские рыбаки, вытряхивая улов из своих сетей. Мусорная рыба. Падальщик.
Имя это, как и многие иные имена, данные водным тварям остроумными моряками, долгие годы было "на слуху" лишь у русских жителей Дальнего востока
Но у этой рыбы, которую иноземцы считали "красногубой кефалью" и охотно подавали к столу, было и другое имя, которое ей дал в середине XIX века один из офицеров русского флота. Наблюдая за поведением рыбьего косяка, устремившегося за кораблем, он отметил, что строится рыбешка на военно-морской манер "уступом", когда впереди плывет вожак, а сзади, все более расширяясь, следует остальная стая. На флоте такой строй называется "пеленг". "Пеленгас"!
Имя это, как и многие иные имена, данные водным тварям остроумными моряками, долгие годы было "на слуху" лишь у русских жителей Дальнего востока. Пеленгас (или "пиленгас", как называют его рыбаки), одинаково хорошо чувствующий себя и в морской воде, и в дельтах пресноводных рек, здесь часто попадался на удочки и в сети, его готовили и ели в самых разных видах, но подходящей добычей для промысла он не числился.
Дело в том, что пеленгаса лучше приготовить и съесть сразу после поимки, в крайнем случае на следующий день – а потом нежное мясо стремительно портится. Хранить его так, чтобы деликатес остался деликатесом, трудно. Проблема та же, что у любой рыбы, которая питается обитателями придонного ила: через сутки она уже "есть то, что она ест". Конечно, можно заморозить, но это уже не то – да и холодильников до середины XX столетия у рыбаков не было. И наверное, так бы и оставался пеленгас экзотической местной рыбой, знакомой только дальневосточным обитателям, если бы однажды ему не выпал счастливый билет. Буквально – билет на самолет.
"На юг через северо-восток"
История эта началась вдалеке от всех морей, в Кемеровской области, куда в 1936 году из Смоленска была выслана семья Любови Ивановны Семененко. За что именно, точно не известно. Может, и "ни за что", как в том анекдоте: "Какой у тебя срок? 25? А за что? Ни за что? Врешь! Ни за что 10 лет дают". Но, так или иначе, для 36-го года отцу четырехлетней Любы даже повезло: несмотря на статус ссыльного, для него нашлась работа учителем, а потом и директором школы в небольшом поселке. А вот с развлечениями было туго, и во время каникул он целиком отдавался одному: рыбалке.
Когда дочь немного подросла, стала ездить на сибирские реки вместе с отцом. Они ночевали прямо на берегу в шалаше, изучали повадки и поклевки разных рыб, пытались понять их поведение и привычки. Вскоре девочка увлеклась книгами о водных обитателях и, окончив школу, поступила на биофак Томского университета, на кафедру ихтиологии и гидробиологии. Впрочем, в тяжелые послевоенные годы спрос на таких специалистов был невелик, и по окончании университета ей пришлось устроиться обычным преподавателем биологии в сельской школе под Магаданом.
Она вышла замуж за главного бухгалтера совхоза, у них родился сын. Жизнь постепенно налаживалась. Но однажды произошла катастрофа: муж вместе с кассиром отправился в райцентр за деньгами, и на обратном пути на их машину напала одна из банд, свирепствовавших в окрестностях Магадана в 50-е годы. Неожиданно став вдовой, с четырехлетним ребенком на руках, Любовь Семененко поняла, что на учительскую зарплату она в деревне не выживет. К счастью, секретарь магаданского обкома знал ее историю и помог получить квартиру в городе, а вскоре ее взяли научным сотрудником в Магаданское отделение Тихоокеанского НИИ рыбного хозяйства и океанографии. Любина мама забрала сына к себе в деревню под Кемерово, и вот так неожиданно, спустя много лет после защиты диплома, у Семененко вдруг появилась возможность всерьез заняться наукой.
Она побывала во множестве экспедиций: на Чукотке, Камчатке, Сахалине, во Владивостоке, на Охотском, Беринговом морях... В 1972 году защитила диссертацию по чукотской рыбе наваге. А в середине 70-х, став уже кандидатом биологических наук, прошла конкурс на старшего научного сотрудника Лаборатории морских рыб Азовского института рыбного хозяйства и переехала в Ростов-на-Дону, где ей доверили должность заведующей лабораторией. Должность обязывала регулярно обследовать Азовское море – и вскоре Любовь Семененко уже знала всех его обитателей.
"Замор бычка" стал в 70-е годы повторяться все чаще
А их было немало: осетры, толстолобик, белый амур, знаменитый азовский бычок… Вот только бычок этот, которого местные рыбаки считали самой ходовой рыбой (в Бердянске есть даже памятник бычку-кормильцу) периодически выкидывал неприятные сюрпризы. Грубо говоря, брал – и почти полностью вымирал. Ему было плевать на пятилетний план и на все нормы отлова, которые "спускало" сверху начальство в рыболовецкие совхозы. Мертвые, как говорится, сраму не имут.
"Замор бычка", как называлось это трагическое для рыбной промышленности явление, стал в 70-е годы повторяться все чаще – и Любовь Семененко была отправлена в Бердянск, чтобы разобраться, что происходит с горемычной рыбой. Выяснить это удалось довольно быстро: по каким-то причинам во многих заливах Азовского моря стало скапливаться много органики. Она разлагалась, выделяя сероводород, и производила масштабную потраву всего живого. Как с этим бороться, было не ясно. Вот если бы тут обитал какой-нибудь организм, который этой органикой питается…
И тут Семененко вспомнила, что такой организм есть. Только не на юге, а на Дальнем Востоке. Крепкий, красивый, вкусный организм. Пеленгас.
"Мама пеленгаса"
Здесь надо уточнить, что идея акклиматизировать в Черном и Азовском море пеленгаса появилась гораздо раньше. Уже почти десять лет этой темой занимались в Одесском НИИ рыболовства, но дело там топталось на мертвой точке. Пеленгас не брезговал новым местом жительства, теплым морем и черноморскими красотами, охотно отъедался до приличных размеров, но размножаться категорически не хотел. Как говорится, "жил для себя". Никакие усилия ученых не могли заставить его отказаться от этого гедонистического принципа – и метнуть хоть пару икринок.
В 1974 году с Дальнего Востока в специальных контейнерах на самолете было доставлено две тысячи мальков пеленгаса
Поэтому в Бердянске пришлось начинать все с нуля. В 1974 году с Дальнего Востока в специальных контейнерах на самолете было доставлено две тысячи едва появившихся на свет мальков пеленгаса – совсем крошечных, меньше ногтя величиной. Их поместили в специальные садки на Молочном лимане недалеко от города. Лиман отделял от моря небольшой перешеек, в котором весной открывалась промоина, позволявшая рыбе заходить на нерест – и именно это место, по задумке Семененко, должно было стать новой родиной пеленгаса. Вода тут содержала больше соли, чем в море, и благодаря этому рыбья икра могла держаться у поверхности – там, где больше тепла и кислорода.
Но и к этому райскому месту мальков пеленгаса еще надо было приучить. День за днем, месяц за месяцем их приходилось подкармливать буквально "с ложечки" специальным питательным веществом, сделанным из азовского ила и перегноя. Эту не слишком аппетитную субстанцию Семененко и ее сотрудники изготавливали сами, прямо рядом с лиманом, на биостанции на Кирилловской косе, используя в качестве основы сгнившие тушки бычков (за что местные рыбаки чуть не предали ученых анафеме, пустив слух, будто те выращивают страшного хищника, который войдет во вкус – и пожрет всего черноморского бычка).
Но, конечно, пеленгас был не таков. Мальки оставались крайне миролюбивыми (хотя веселыми и игривыми) рыбками, которые смиренно едят всякую гадость со дна, и на большее не претендуют. Они бы и не смогли – природа не дала им зубов.
Так пеленгас плавно приучался к новой пище. А чтобы заставить его размножаться, пришлось использовать специальные гормональные уколы, которые усиливали репродуктивные функции. Постепенно кропотливая работа дала результат – и через три года в Молочном лимане появились первые икринки. Во втором поколении мальки вели себя куда более непосредственно, и на четвертый год было решено выпустить их в море.
За это время Семененко услышала от коллег и начальства довольно много нелестных слов. Ее называли "авантюристкой", "аферисткой", грозили даже отдать под суд за "неправильную" акклиматизацию пеленгаса. Больше всего раздражало то, что у целого института десять лет с этим пеленгасом ничего не получалось, а у нее – получается. Сперва она отбивалась, огрызалась на научных советах, но потом нашла более верную тактику. Молчать – и по возможности незаметно продолжать свое дело. До маленькой биостанции на Кирилловской косе мало кто из начальства добирался, и вскоре о ней почти полностью забыли.
Через год пеленгас пришел в Молочный лиман на нерест – и огромным потоком хлынул в промоину. Получилось!
Вспомнили только спустя три года, когда по всей акватории Азовского моря рыбаки начали вылавливать доселе неизвестную, похожую на морскую форель, рыбу. А еще через год пеленгас пришел в Молочный лиман на нерест – и огромным потоком хлынул в промоину. Получилось!
Вскоре пеленгас заселил Азов в серьезных количествах и вышел в Черное, а потом, как оказалось, и в Средиземное море. Он стремительно превращался в одну из важных промысловых рыб. Первыми его вкусовые качества оценили черноморские дельфины: по наблюдениям ихтиологов, они следовали за косяками пеленгаса почти неотлучно. Но "плана по пеленгасу" в рыболовных хозяйствах не было, а, стало быть, и рыбы такой для рыболовецких совхозов не должно было существовать. Да и кто о ней, об этой рыбе, знает? Кому она нужна?
Однако в 1988 году в министерство рыбного хозяйства пришел запрос из Франции – с просьбой рассмотреть возможность поставок пеленгаса из СССР. Французы писали, что спрос на эту рыбу растет, а тех количеств, которые поставляет Турция, уже не хватает. Эта новость взбудоражила чиновников, и на исходе советской власти черноморский и азовский пеленгас был наконец объявлен промысловой рыбой. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.
Еще немного почесав в затылке, и выяснив, что пеленгас не только сулит великолепные уловы для почти разорившихся азовских и черноморских рыбхозов, но и основательно "почистил" от донной органики заливы, где теперь праздновали жизнь бычки, чиновники все-таки решили это дело отметить. Научной группе Семененко в 1991 году была выписана государственная премия. Но получить ее смогли не все. Те из сотрудникосв, кто к этому моменту уехал в Россию, были представлены к награде. А Любовь Семененко осталась в только что обретшей независимость Украине – и оказалась "не в счет".
Докторскую диссертацию об успешной акклиматизации пеленгаса, которая была давно готова, ей тоже защитить не удалось – нужно было теперь переводить текст на украинский, заверять и визировать, а денег на это не нашлось. Она, успешно изменившая экологическую ситуацию в Азове, оживившая и преобразившая фауну нескольких морей, так и осталась кандидатом наук, да и то вскоре стала безработной.
Лабораторию на Кирилловской косе закрыли как "выполнившую свою миссию", а Семененко отправили на пенсию. Она доживала свой век в Бердянске, еле сводя концы с концами. В начале 2000-х занялась мелкой коммерцией, открыла небольшой киоск в торговых рядах. Потом тяжелая болезнь приковала ее к постели. И, хотя до последних лет жизни ей поступали предложения продолжить научную работу за рубежом (особенно звали в Израиль), на это уже не оставалось сил. В сущности, единственным признанием заслуг стало прозвище "Мама пеленгаса", которым ее в шутку наградили сотрудники института, где она проработала почти тридцать лет.
Оригинал публикации опубликован на сайте проекта русской службы Радио Свобода "Сибирь Реалии"
Роскомнадзор пытается заблокировать доступ к сайту Крым.Реалии. Беспрепятственно читать Крым.Реалии можно с помощью зеркального сайта: https://krymrupbxnasmluta.azureedge.net/ Также следите за основными новостями в Telegram, Instagram и Viber Крым.Реалии. Рекомендуем вам установить VPN.