«Не давали забыть, что он в клетке». Как НКВД сломал жизнь великого тенора

Четверть века назад, 19 декабря 1994 года, ушел из жизни певец, композитор и автор песен Вадим Козин. Будучи известным на весь Советский Союз, он вдруг исчез из поля зрения своих многочисленных почитателей. Оказавшись в ссылке на Колыме, певец отказался возвращаться назад, даже когда ему это позволили. О том, как ему жилось после ареста, корреспонденту сайта Сибирь.Реалии рассказали те, кто близко общался с певцом в то время.

Памятник Козину в Магадане

В тридцатые годы популярность Козина была поистине ошеломляющей. Достать билет на его концерт считалось редкой удачей. А за грампластинками с его записями выстраивались такие огромные очереди, что порой приходилось привлекать конную милицию, чтобы навести порядок.

Когда началась война, для нужд оборонной промышленности потребовался шеллак, и старые пластинки массово сдавали на переплавку. Но для всесоюзного любимца Козина было сделано исключение. На его записях стоял штамп "Обменный фонд. Продаже не подлежат": чтобы стать обладателем заветной пластинки, нужно было сдать на бой 10 других. И даже это не останавливало поклонников.

Из фондов Музейного комплекса города Магадана, Мемориального музея-квартиры В.А. Козина

Сам Козин с первых дней войны колесил по фронтам: выступал в госпиталях, на кораблях, перед солдатами, которым назавтра предстояло идти в бой. Спустя годы певец рассказывал, как после очередного концерта генерал Иван Баграмян собственноручно вручил ему орден Красного Знамени. А в ноябре 1943 года Козина спецрейсом доставили на Тегеранскую конференцию, чтобы он вместе с Изой Кремер и Морисом Шевалье выступил на концерте в честь дня рождения Уинстона Черчилля. Позже гостям крошечной квартирки в заснеженном Магадане сложно было поверить словам радушного хозяина. Споры, правда это или легенда, продолжаются до сих пор.

– Если Козин и выдумал эти истории, то нужно отдать ему должное, сочинил очень талантливо, в исторических реалиях того времени, – считает Вера Смирнова, директор Музейного комплекса Магадана, в который входит и мемориальный музей-квартира В. А. Козина. – Все вполне могло быть так, как он рассказывал. Документов, которые могли бы подтвердить или опровергнуть слова Вадима Алексеевича, в музее нет, но это и не удивительно. Орден Красной Звезды, который он крайне редко носил на лацкане пиджака, сейчас хранится в фонде музея. А однажды мы получили и косвенное подтверждение выступления перед "большой тройкой". Одна из посетительниц музея подарила нам газетную вырезку с воспоминаниями своего дяди, который работал в группе связистов в Тегеране и видел там Козина.

"Он был великий сказочник"

В мае 1944 года голос Козина неожиданно пропал из эфира. Пластинки больше не выпускались. Певец вдруг перестал существовать, словно его никогда и не было. Многие поклонники решили, что их кумир скончался. Они не знали, что Козин стал очередной жертвой репрессий.

За что именно был арестован Козин, также до сих пор остается предметом споров. Слухи ходили самые разные. Одни верили, что певец посмел завести роман со знаменитой летчицей Мариной Расковой, на которую положил глаз Лаврентий Берия. Другие шептались, что Козин разгласил некую государственную тайну, а то и вовсе собирался перейти на сторону врага. Третьи верили, что главный тенор страны пострадал за то, что любил собирать и записывать антисоветские анекдоты. Позже интриги добавил и сам Козин. Он не раз рассказывал, что за ним пришли после того, как в разговоре с Берией он отказался включить в свой репертуар песни о Сталине.

– Я тридцать лет была дружна с Вадимом Алексеевичем, и за эти годы слышала, как при разной аудитории он рассказывал три различных версии, почему оказался в лагерях, – говорит Нина Кошелева, близкая знакомая Козина. – Он был великий сказочник. Конечно же, разговора с Берией просто не могло быть. Времена были такие, что Козина расстреляли бы сразу. Все эти истории он придумал позже, на пике второй волны своей славы. Я же познакомилась с ним в 1961 году, когда прилетела в Магадан. И в шестидесятые годы Козин ничего подобного не рассказывал. Тогда он просто говорил, что был в компании, в которой кто-то рассказал анекдот о Сталине. Один из гостей написал донос – и всех, кто был на этой вечеринке, арестовали.

Вадим Козин принимает гостей. Крайняя внизу справа - Нина Кошелева

В 2001 году в журнале "Родина" напечатали очерк "Соловей за решеткой". Автор Михаил Крушинский опубликовал выписку из протокола № 7 особого совещания при Народном комиссаре внутренних дел СССР": "Козина Вадима Алексеевича, за антисоветскую агитацию, развращение несовершеннолетних и мужеложство – заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на восемь лет, считая срок с 12 мая 1944 года". В магаданском музее подлинных документов, касающихся судебного процесса и приговора, нет.

– Но есть копия справки об освобождении, которая приобщается к личному делу заключенного. Есть копия выписки из протокола об утверждении заключенного Козина на сокращение срока наказания, в ней значится статья АСА – антисоветская агитация, которая приравнивалась к 58-й статье, – рассказывает Вера Смирнова. – Не вызывает сомнений то, что Козин был осужден по статьям, связанным с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Но разве об этом не было известно и до ареста? Конечно, об этом знали. Однако для ареста был нужен повод. Не исключено, что Козина погубила его "звездность". Он не мог и предположить, что за ним – звездой советской эстрады – тоже может прийти НКВД. И, скорее всего, позволил себе неосторожные высказывания, комментарии в адрес властей. Это вполне могло послужить поводом, чтобы ему припомнили статьи, которые были инкриминированы в качестве уголовных.

"Поставили" на место

У Козина, который со стороны казался счастливчиком, купающимся во всенародной любви и славе, были свои личные причины для недовольства властями.

Вера Смирнова

– Его мама и четыре сестры остались в блокадном Ленинграде. И он ничего не знал об их судьбе, – говорит Вера Смирнова. – Выступая на концертах, певец часто общался с высокими чинами. Он воспользовался этими связями и попросил вывезти родных на "большую землю". Вскоре ему ответили, что не сумели их найти. И тогда Козин в сердцах, как он сам вспоминал, крайне нелицеприятно высказался о возможностях наших боевых сил. Мол, если уж нескольких женщин не могут отыскать и вывезти, то о каких победах тогда можно говорить.

Как выяснилось, Козин вовсе не напрасно переживал за судьбу своих близких.

– В годы блокады умерла его мама, Вера Владимировна Ильинская-Козина. Несколько лет назад я встречалась с Музой Николаевной, племянницей Козина. Она рассказывала, что все дети и внуки боготворили бабушку. И когда она умерла, они распилили платяной шкаф. Из узенького отделения, куда обычно складывают белье, сделали гроб. Родные приложили все силы, чтобы похоронить Веру Владимировну в цыганской Новой деревне, откуда она была родом, – говорит Вера Смирнова. – Погибла и старшая сестра Надежда. Вероятно, от рук мародера, поскольку при ней не оказалось продуктовых карточек. Умерла и младшая сестра Евгения, которая была самой слабенькой из всех.

Из фондов Музейного комплекса города Магадана, Мемориального музея-квартиры В.А. Козина

Вера Смирнова полагает, что плохую службу Козину могло сослужить и то, что Козин никогда не стремился соблюдать стандарты, которым должен был соответствовать советский исполнитель.

– Как-то раз в присутствии гостей, среди которых было много журналистов, он не стал повторять заученную историю про разговор с Берией. А на очередной вопрос о причине ареста в сердцах сказал: "Да ни то, ни другое, и не третье. Всех очень раздражала моя финансовая независимость". Ведь Козин баснословно много зарабатывал. Он постоянно гастролировал, но когда был в Москве, то позволял себе жить в самой дорогой гостинице. Закатывал в ресторанах шикарные обеды для огромной кампании. И его "поставили" на место. А повод он дал, позволив себе некоторые опрометчивые высказывания.

Черный ангел Козина

Победный 1945 год Козин встретил в Бутырской тюрьме НКВД.

– Сокамерники с благодарностью вспоминали своего звездного соседа. Отчасти из-за того, что Тамара Церетели (известная советская исполнительница романсов. –​ СР) регулярно приносила Вадиму Алексеевичу передачи, и это была возможность связаться с родными на воле. Но прежде всего потому, что он стал поддержкой для остальных заключенных. Козин был книгочеем и вечерами пересказывал им приключенческие романы. Это помогало коротать время, – говорит Вера Смирнова. – Козин в тюрьме был на особом положении. Содержали его в самой малонаселенной камере, никто не избивал на допросах. Начальство и само не верило, что арест Козина не ошибка. Его берегли: вдруг завтра окажется, что певца нужно освободить, а он в плохом состоянии.

В феврале 1945 года Козин был осужден Особым совещанием при НКВД СССР на 8 лет исправительно-трудовых лагерей. Этапировали певца до "столицы Колымского края" очень долго. В каждом городе по пути на Колыму местное начальство не упускало возможность хоть на несколько дней придержать его у себя, устроить концерт и вживую услышать голос Козина.

Не хотели отпускать Козина и из Владивостока. И здесь в его судьбу впервые вмешалась Александра Гридасова, гражданская супруга всесильного директора Дальстроя Ивана Никишова. "Он даровал своей супруге привилегию: она могла по всем лагерям и лагпунктам собирать людей творческих профессий и формировать труппу магаданского театра", – уточняет Вера Смирнова.

Александра Гридасова (фото - Википедия)

– Гридасова была уникальной женщиной. Она любила музыку и хотела даже ставить оперы в Магадане, – вспоминает Нина Кошелева. – Ее ближайшая подруга рассказывала мне такую историю. Гридасова захотела поставить "Травиату", но в ее распоряжении не было музыкантов. Певцы были – уже сидели по 58-й статье. А оркестра не было. И тогда Никишов ее успокоил: "Потерпи немножко. Мы уже арестовали оркестр львовской филармонии, и скоро он целиком приедет сюда". Вот такие были времена. Гридасова по всем лагерям выискивала знаменитых актеров и музыкантов, а потом вытаскивала их в Магадан. Даже в шестидесятые годы, когда я приехала на Колыму, половина труппы Магаданского театра музыкальной драмы и комедии все еще были лагерные.

Козина доставили в Магадан в отдельной каюте на пароходе "Советская Латвия". Даже обедал он за одним столом с капитаном. Остальных заключенных везли в трюмах, в нечеловеческих условиях.
– Козин стал бесценным приобретением для "коллекции" Гридасовой, – говорит Вера Смирнова. – Она встречала его в порту, понимая, что этот заключенный ценен именно голосом, берегла его. Поэтому Козину практически не довелось испытать на себе настоящие тяготы лагерной жизни. Талант певца спас его.

И барский гнев, и барская любовь

Всех артистов, собранных Гридасовой, вне зависимости от пола, селили в специальном бараке на территории женского лагеря в городе.

– По прибытии в бухту Нагаево всех заключенных рассортировали. Политических сразу погнали на Колымскую трассу – в лагеря, где они погибали на шахтах. А актеров и музыкантов, которым предстояло выступать перед администрацией Дальстроя, отправили в так называемый "культбарак". Чтобы они были в форме, их и кормили лучше, и содержали, – рассказывает Нина Кошелева. – Вадим Алексеевич вспоминал, как его поразила обстановка этого барака. Железные кровати были застланы чистыми белыми простынями. Выдавали теплые суконные одеяла. И что его особенно поразило, на тумбочках лежали белые салфеточки. В общем, Гридасова неплохо заботилась об артистах своего крепостного театра.

В "культбараке" Козин снова оказался на особых условиях. Ему выделили отдельную комнатушку с собственной печуркой, и даже приставили истопника. Певец не должен был потерять свой уникальный голос, которым отныне всецело распоряжалась Гридасова.

– Козин часто выступал перед дальстроевскими начальниками и их женами. И даже его, знавшего толк в роскоши, поражало обилие мехов и бриллиантов в зрительном зале. Дамы щеголяли в вечерних платьях. Ведь во время войны поставки лендлиза шли, в том числе, и через Магадан. В столице Колымы оседало много продуктов и ценных вещей. В этом городе никто никогда не голодал, кроме заключенных, – говорит Нина Кошелева.

Всем артистам "крепостного театра" милостиво дозволялось ходить не в робе, а в одежде, привезенной с собой. Они должны были выглядеть прилично перед искушенной публикой.

Те самые шапка и пальто

– Козин всегда был франтом. И Гридасовой очень понравились пальто и шапка столичного фасона, которые певец привез с собой. Она тут же заказала в точности такие же в подарок для Никишова. Театральные мастерицы могли сшить все, что угодно, ведь среди них и золотошвеи были. Они пошили для генерала точную копию. И по легенде, директор Дальстроя страшно разозлился, увидев "свои" пальто и шапку на Козине, шедшем в театр под конвоем. Он был очень эмоциональным человеком, громогласно ругался матом. И, конечно же, долго кричал и на этот раз. Лишь вмешательство Гридасовой помогло уладить конфликт. А Козина она попросила больше не надевать эти пальто и шапку. В фонде музея есть фотография Козина в этом злополучном наряде, – рассказывает Вера Смирнова.

"Все возможно, а доказать уже ничего нельзя"

Козин оставался звездой и на Колыме, и многие из тех, кто прошел через Дальлаг, рассказывали о встречах с ним. Есть такая история и в "Колымских рассказах" Шаламова.

"По ночам зона не спала – шли этапы, и в "красном углу" зоны, застеленном грязными ватными одеялами блатарей, шли еженощно концерты. И какие концерты! Именитейших певцов и рассказчиков – не только из лагерных агитбригад, но и повыше. Какой-то харбинский баритон, имитирующий Лещенко и Вертинского, имитирующий самого себя Вадим Козин и многие, многие другие пели здесь для блатных без конца, выступали в лучшем своем репертуаре", – писал Шаламов.

– Во время своего первого заключения Козин никогда не выступал с концертами для рядовых заключенных. Напомню, он отбывал срок в Магадане, в культбараке. Давал концерты для лагерного начальства в столице Колымы. А Шаламов отбывал срок на трассе. И Козин никак не мог выступать перед Шаламовым. Их пути просто не могли пересекаться, – убеждена Нина Кошелева. – Козин ведь даже не был знаком с Шаламовым. С Жженовым, Чухраем, Незвановым был знаком и общался, а с Шаламовым – нет. И когда Козин читал "Колымские рассказы", он был страшно возмущен.

В другом рассказе Козин упомянут Шаламовым в нелестном контексте – якобы любимый певец лагерного начальства мог доносить на других зэков. "Поступил донос от Козина, что режиссер Варпаховский разрабатывал планы первомайской демонстрации в Магадане – оформить праздничные колонны как крестный ход, с хоругвями, с иконами. И что, конечно, тут затаенная контрреволюционная работа... Он пишет и не только насчет хоругвей. Оказывается, Варпаховский сошелся с одной еврейкой – из актрис – дает ей главные роли". В итоге Варпаховского, пишет Шаламов, лагерное начальство решило отправить на первомайские праздники с концертами разъездной бригадой, а "еврейку оставить дома. У них ведь любовь коротка, не то, что у нас", – милостливо пошутило начальство".

– Многие обвиняли Козина в подобном, как, впрочем, не только его, – признает Нина Кошелева. – Я с большим уважением отношусь к Шаламову, но и его слова тоже нельзя воспринимать как абсолютную истину… Козин категорически всегда все это отрицал. Сейчас сложно судить, кто из них был прав – ни того, ни другого нет. Также уже покинувший нас писатель и публицист Александр Бирюков последние десять лет своей жизни занимался историей колымских сидельцев. Он рассказывал, что изучал документы в архивах КГБ. И уверял, что Козин, конечно же, не писал доносы, но что-то там подписывал, когда его вызывали в "контору" и задавали вопросы о неблагонадежности определенных его коллег. Но это не были доносы. Представьте: вас вызывают и просят подтвердить, что ваш сосед высказывался против советской власти. Некто уже написал донос, и вам нужно лишь сказать "да" или "нет". Хватит ли у вас смелости все отрицать под страхом, что вас лишат пайки или посадят в карцер? Многие тогда подтверждали все, что требовали. И кто потом решится признать, что проявил слабость? А Вадим Алексеевич был человеком очень осторожным.

Особая осторожность отличала всех, кому довелось лично познакомиться с методами работы НКВД. Чему-чему, а уж не болтать лишнего они научились.

– Когда в гости к Козину приехал Евтушенко, он был крайне возмущен тем, как осторожно Вадим Алексеевич высказывается о Сталине, старается уклониться от ответа. Евтушенко со свойственной ему экспансивностью произнес длинную речь примерно с таким смыслом: "Как можете так говорить вы, человек, которого Сталин лишил родного города, близких людей, возможности заниматься творчеством и загнал в лагеря?". Козин ответил, что Евтушенко не был на его месте, и ему очень легко судить. И мы сейчас тоже не можем судить. Все возможно, а доказать уже ничего нельзя, – считает Нина Кошелева.

Крепостной театр Гридасовой

О жизни Козина всегда слагали множество легенд. Так, будущий легендарный золотопромышленник, а на тот момент зэк Вадим Туманов в своей книге "Все потерять – и вновь начать с мечты…" рассказывает про выступление Козина на лагерном прииске "Перспективный". "Первые три-четыре ряда, по обыкновению, занимали лагерные начальники, их семьи, а за ними заключенные. Вдоль стен стояли надзиратели, переводя взгляд со сцены на всех нас и с нас на сцену. Уже смолкли приветственные хлопки, а Козин продолжал на виду у всех стоять молча. И тут происходит невероятное. Козин делает шаг вперед, почти к краю сцены, и говорит четко, с паузами между словами: "Я приехал петь для заключенных. Поэтому прошу лагерное начальство оставить нас одних". Зал цепенеет, не зная, как к этому отнестись. После короткого замешательства по знаку начальника лагеря офицеры и их семьи, а вслед за ними надзиратели покидают столовую. "Спасибо", – говорит им вдогонку Козин".

– Я была знакома с Тумановым лично и могу сказать, что он тоже был большим сказочником, – улыбается Нина Кошелева. – Если бы Козин так поступил, его просто не было бы уже на следующий день. Я прожила в Магадане сорок с лишним лет и знаю, что такое Дальстрой. Когда писатели, художники выходили из лагерей, они рассказывали такое, что и писать нельзя… Ничего подобного быть не могло.

Конечно, обитатели "культбарака" пользовались определенной свободой, но им никогда не забывали напомнить об их положении.

– Вадим Алексеевич рассказывал мне историю, которая куда больше похожа на правду, – вспоминает Нина Кошелева. – На одном из концертов Козину рукоплескали особенно восторженно. Ему пришлось не раз выходить на бис. Когда он выступал на сцене, занавес открывался с двух сторон не полностью, а чуть шире, чем его фигура. И в определенный момент, когда он вышел на бис в четвертый или пятый раз, те, кто раздвигал занавес, слишком сильно дернули. И когда занавес вдруг широко открылся, все увидели, что по обе стороны от Козина стоят два охранника с ружьями. Магаданцы, присутствовавшие на этом концерте, рассказывали: Никишов, сидевший в ложе, был страшно возмущен. Он закричал на весь зал матом: "Уберите этого п…..ста!" И Козина, естественно, сразу же убрали.

Вера Смирнова также слышала подобную историю от очевидца событий.

– Магаданец Габриэль Рыжевский в те годы был ребенком, очень любил романсы и имел возможность ходить на все концерты Козина, поскольку его отчим занимал высокую должность начальника порта. Он также вспоминал, как на одном из концертов, когда слушатели стали аплодировать певцу, Никишов вдруг встал в своей ложе и заявил на весь зал: "Кому вы аплодируете? Этому п……сту?" И Вадима Алексеевича сразу же увели со сцены. Ему не давали забыть, что он заключенный. Но главное – он мог петь, а для него это было самым важным в жизни.

Новый взлет и новое падение

Назначенные ему 8 лет лагерей Козин отбыл не полностью. В магаданском музее хранится уже упомянутая выписка из протокола №4 заседания штаба трудового соревнования управления Маглага от 7 августа 1946 года "Об утверждении сокращения срока наказания заключенного Козина". В документе говорится: "За систематическое выполнение производственного задания, отличное соблюдение производственной дисциплины и лагерного режима, за активное участие в культурно-воспитательной работе утвердить кандидатом на сокращение срока наказания заключенного Козина В. А. 1906 года рождения. Статья – АСА-152-154а". Под протоколом стоит подпись – председатель штаба трудового соревнования управления Маглага, начальник управления Маглага, старший лейтенант А. Р. Гридасова.

10 сентября 1950 года Козин был освобожден досрочно. А уже 13 сентября вчерашний заключенный подал заявление на трудоустройство в новом качестве – как руководитель ансамбля песни и пляски клуба им. Дзержинского.

– Конечно, не все было гладко. Вадима Алексеевича не миновала чаша, которую пришлось испить многим заключенным. Очень трудно было сразу после освобождения получить прописку и тем более отдельное жилье. Козину тоже пришлось перебиваться у знакомых. Сохранился документ, что он даже платил штраф за отсутствие прописки. Но потом он получил комнату в коммунальной квартире по улице Парковой, – рассказывает Вера Смирнова.

В 1955–1956 годах Козину даже позволили выезжать на гастроли по городам Дальнего Востока, Сибири и Урала. А в 1957–1958 годах – по городам Центральной России, Черноморскому побережью и Кавказу. Но период возрождения былой славы закончился новым сроком. Осенью 1959 года певца снова арестовали в Хабаровске, предъявив обвинения в мужеложстве (статья 154а УК РСФСР). И на этот раз Козин уже не мог рассчитывать на такие щадящие условия, как в первый свой срок. Он больше не выступал в "крепостном театре" Гридасовой, а работал учетчиком на деревообрабатывающем предприятии.

В мае 1961 года Козин был освобожден условно-досрочно. "Когда он вышел на свободу, квартира в коммуналке уже принадлежала другому человеку. Как писал Вадим Алексеевич в одном из своих писем, в нее почему-то заселилась судья по его делу, – рассказывает Вера Смирнова. – Он был ошеломлен и потом долгое время искал новую квартирку. В итоге ему дали комнату в коммуналке по улице Портовая, 5б. Там он жил до осени 1968 года, постоянно оставаясь под негласным надзором".

Синдром лагеря

Как раз в это время с Козиным и подружилась Нина Кошелева.

– Его никто не брал на работу, и, конечно же, он очень нуждался. Директором магаданской библиотеки на тот момент была Елена Сергеевна Малаховская, очень мужественный и чрезвычайно благородный человек. Она решилась устроить Козина в отдел МБА. Что это была за работа? Если вы хотели прочитать какую-то книгу, а у нас в библиотеке не было, мы заказывали ее в любой библиотеке страны – и она приходила по почте. Козин занимался тем, что оформлял заказы, ходил на почту, получал их и в своей любимой сетчатой авоське приносил их в библиотеку. Я работала библиографом. Тогда мы и познакомились, а потом и подружились.

Увы, скоро Козин снова остался без работы.

– Кто-то донес, что в библиотеке работает репрессированный. Елену Сергеевну вызвали в горком партии и приказали, чтобы она уволила Козина. Она дважды его очень громко увольняла и дважды потихоньку принимала снова. В те дни библиотека и кормила, и одевала Вадима Алексеевича. Он порядком пообносился, и на дни рождения мы, сотрудницы библиотеки, дарили ему свитера и рубашки. До своих последних дней Козин чаще всего ходил в японском свитере, который мы ему подарили, уже совершенно облезлом. А всех нас он называл очень ласково – "бибочки". И даже когда Елена Сергеевна его окончательно уволила, продолжал каждый день приходить в библиотеку. Из благодарности к нам выступал на всех праздниках.

Осенью 1968 года Козин получил однокомнатную квартиру в пятиэтажной хрущевке неподалеку от театра и любимой им библиотеки, по адресу: переулок Школьный, 1, кв. 9. Она стала пристанищем певца до последнего дня его жизни.

– Когда библиотека переехала из театра на первый этаж того же здания, мы с коллегами часто приходили помочь Вадиму Алексеевичу – убраться, помыть посуду. В последние годы он не пользовался ванной, ходил принимать душ к соседям. А ванная была заставлена консервами и банками с огурцами двухлетней давности. Мы хотели все это выбросить, но он запретил. Сказалось лагерное прошлое – Козин делал запасы на черный день. Моя бабушка пережила блокаду, и до конца своих дней, когда ей приносили конфеты или шоколад, прятала их в белье. Синдром голода, синдром лагеря – это сохранялось у многих.

"Вернется не тот Козин, что уехал"

Вернуться в родной Ленинград Козин сначала не мог: как и все заключенные, он не имел права посещать целый список городов. А потом, когда ограничения были сняты, уже и не хотел.

– Ему было просто некуда ехать. Некогда просторные купеческие апартаменты, как шагреневая кожа, сжались до одной маленькой квартирки, где жили сестры со своими семьями. Козин не мог надеяться, что в Ленинграде ему предоставят жилье. И конечно, Вадим Алексеевич побаивался, как на это посмотрят люди из "конторы". Этот страх всегда в нем жил, – полагает Вера Смирнова.

А Нина Кошелева считает, что была еще одна причина.

– Он понимал, что вернется не тот Козин, что уехал. Какой уже голос, когда далеко за 70? И хотя он пел до последнего, голос все же был уже не тот. Это не Козин. Недаром мы, "бибочки", когда приходили в гости, всегда просили его поставить пластинки со старыми записями тридцатых годов. А Вадим Алексеевич был крайне самолюбивый и гордый человек. А еще – человек очень трезвого разума. И ему хотелось остаться легендой. Думаю, это одна из причин, по которой он, как мог, придумывал, расцвечивал свою жизнь.

В последние годы жизни Козин вернулся из небытия. Снова стали издаваться его пластинки. В гости к человеку-легенде, ставшему главной достопримечательностью Магадана, потянулась длинная вереница именитых визитеров.

– Вадим Алексеевич никогда не терял связи с друзьями времен своей молодости. Особенно дружил с Баталовыми, родителями Алексея. Они часто присылали ему варенье, травки к чаю, сушеные грибы. Помню, как однажды перед Новым годом он пришел в библиотеку и пожаловался, что не спал всю ночь. Я спросила, почему. А он ответил, что написал за это время 120 открыток с поздравлениями. Козин постоянно переписывался с друзьями со всех концов России, тратил на переписку большую часть своей скромной пенсии. Даже мне отправлял поздравления. Мы с мужем жили буквально через дорогу, но на каждый праздник я получала открытку обязательно, – вспоминает Нина Кошелева. – А когда Козин снова вернулся из небытия, к нему стали приезжать многие знаменитости тех лет. Евтушенко, Сенчина, Захаров, Мацуев – все они были у него.

В 1993 году городские власти открыли для Козина музыкальный салон в соседней квартире, где он мог достойно принимать гостей.

– К 90-летнему юбилею решено было устроить грандиозный концерт в его честь, – вспоминает Нина Кошелева. – Прилетел Иосиф Кобзон, целая делегация деятелей культуры. Специально для юбиляра изготовили красивый, резной позолоченный трон, в котором он на сцене театра должен был принимать поздравления. Но Вадим Алексеевич отказался приходить, и переубедить его не удалось. Концерт состоялся, зал был полон, выступали московские актеры. А на сцене стояло пустое кресло, и все происходящее больше напоминало поминки. Представляете – стоит этот пустой трон на сцене, и туда складывают цветы…

19 декабря 1994 года Козина не стало. Обе квартиры – и та, где он жил, и та, где принимал гостей, – стали его мемориальным музеем-квартирой. Интерьер и самые ценные экспонаты в них сохранены: на своих местах и старенькое пианино "Красный октябрь", и сверкающий красный рояль "Беккер", подаренный певцу к юбилею. А хозяина нет уже 25 лет.

P. S. У сотрудников Мемориального музея-квартиры В. А. Козина есть просьба ко всем, кто прочитал этот материал. "Помогите, пожалуйста, вернуть в фонд музея первую пластинку из двух дисков-гигантов, изданных фирмой "Кисмет" в США. Называется она "Поет Вадим Козин: песни прошлых лет". К сожалению, пластинка исчезла еще при жизни певца. Если у кого-то есть возможность подарить ее музею или предложить приобрести по разумной цене, все магаданцы, почитающие талант Козина, будут очень признательны".