Как долго продержится новое перемирие на Донбассе и в чем его опасность для Украины?

Запрещается наступать, вести разведку – в том числе и с беспилотников, стрелять – в том числе из снайперских винтовок, размещать военную технику вблизи детских садов и школ. За нарушение – «эффективное применение дисциплинарных мер».

Украина «при участии представителей отдельных районов Донецкой и Луганской областей Украины» в Минске договорилась о новом перемирии на линии фронта на Донбассе с понедельника, 27 июля. Об этом сообщила спецпредставитель ОБСЕ в Трехсторонней контактной группе в Минске Хайди Грау.

Как долго продержится новое перемирие – и в чем опасность его условий для Украины?

Об этом в эфире Радио Донбасс.Реалии говорили офицер резерва ВСУ, член Стратегического совета «Руху опору капітуляції» Мирослав Гай, волонтер благотворительного фонда «Повернись живим» Андрей Рымарук и общественный активист, глава аналитического центра «Донбасский институт региональной политики» Энрике Менендес.

– Андрей, как военные отнеслись к этой новости: начали ли готовиться к перемирию? Какие меры предпринимают уже сейчас?

Андрей Рымарук: В боевые подразделения поступают приказы о прекращении огня, но никак не о снижении бдительности, и ребята готовы к любому следующему сценарию. Если мы посмотрим на историю решений контактных групп, перемирий и режим тишины, у нас были более лайтовые режимы прекращения огня: новогоднее, рождественское, пасхальное, школьное, хлебное, майское перемирие – очень много.

– До сих пор с нового года действует всеобъемлющее прекращение огня: оно еще не аннулировано, но де-факто не работает?

Андрей Рымарук: Да. Ни одно прекращение огня, ни один режим перемирия никогда не был аннулирован. Все режимы прекращения огня всегда нарушались российскими войсками и не продерживались более трех дней, а иногда и нескольких минут. Поэтому я не думаю, что этот режим прекращения огня продержится хотя бы неделю.

21 июля 2019 года был аналогичный прорыв – как заявлял Офис президента Украины – о полномасштабном прекращении огня. Конечно, тогда не звучало примирение разведгрупп, беспилотная авиация и прочее. То есть сейчас ситуация повторяется.

Андрей Рымарук

Для чего это было сделано, я пока что ответить затрудняюсь. Скорее всего, окажется, что Украина должна показывать готовность к решению этого конфликта, но государство, которое на нас напало, к этому не готово. С другой стороны, Банковая вводит в заблуждение людей, заявляя, что после длительного режима тишины будет рассматриваться вопрос о выведении иностранных войск. Извините: как это звучит? Где у нас иностранные войска? Есть решение Верховной Рады Украины, что Россия – агрессор, она напала на Украину, и международная общественность это признала. Это для меня чудовищно звучит.

– Вас не смущает, что сейчас не договорились о разведении войск, ведь тогда это перемирие было бы гораздо легче соблюдать?

Андрей Рымарук: С 2016 года, когда линия разграничения устоялась, мы постоянно смотрим друг другу в глаза. На некоторых участках расстояние между террористами и регулярными войсками составляет всего 50, 100, 200, а иногда и 300 метров. Есть участки немного длиннее. На сегодняшний день, мне кажется, что вопрос о разведении войск на том или ином участке не поднимался, потому что стороны прекрасно понимают, что таких участков на данный момент уже нет.

Во-вторых, если даже он и поднимался, то международная миссия ОБСЕ неоднократно – это есть в их отчетах – прописывала, что Российская Федерация и террористические организации регулярно нарушают режим тишины в зоне разведения. К примеру, крайнее было буквально несколько дней назад в районе Старогнатовки.

В Курахово я встретил мониторов и задал вопрос: как вы собираетесь контролировать все эти вещи, которые были приняты? У них прямых указаний нет, четкого ответа мне не дали. Если посмотреть на переговорный процесс контактной группы в юридической плоскости, то никаких документов подписано не было – это раз. Россия по-цирковому дальше ведет себя как наблюдатель – это два. А в переговорном процессе террористические организации участия не принимают – это три. Как мы будем контролировать нарушение этих моментов со стороны «ЛНР» и «ДНР», никто на сегодняшний день ответ дать не может.

Бойовики б'ють авіаракетами по українській армії на Донбасі

Миссия ОБСЕ, которая работает с «десяти до семнадцатити», задается вопросом, как они будут контролировать режим прекращения огня, применения беспилотной авиации, вылазки снайперских групп. У них на сегодняшний день нет таких инструментов. Технических средств, беспилотников ОБСЕ и камер наблюдения, которые находятся вдоль линии разграничения, недостаточно, чтобы покрыть все функции, которые были прописаны и утверждены. Соответственно режим тишины будет очень быстро нарушен со стороны Российской Федерации.

– Что теряют украинские солдаты стратегически, позиционно на фронте с этим запретом? Как, по вашему мнению, будет развиваться ситуация? Не воспользуются ли российские войска тем, что Украина будет соблюдать эти обязательства, чтобы захватить, допустим, какие-то населенные пункты или сделать какую-то провокацию и обвинить в ней Украину?

Андрей Рымарук: У нас пока что, помимо беспилотной авиации, хватает технических средств разведки, чтобы предугадать действия противника, провокацию, либо сдержать наступление.

Есть статут Вооруженных сил Украины, где четко прописаны моменты, в которых военнослужащий имеет право открывать огонь. Есть распоряжение командования Операции объединенных сил, что если подразделению либо непосредственно военнослужащему угрожает опасность, командир принимает решение на подавление сил, средств противника дежурными средствами. То есть моментально открывается огонь в ответ.

– Как думаете, как может выглядеть Координационный центр, кто будет в него входить и как с него будут поступать сигналы?

Мирослав Гай: Это очень сложно сказать. Я вам просто объясню свою точку зрения, зачем это делается. Конечно, они пытаются нам это показать как метод прекращении огня: мол, будут ездить контроллеры по фронту и нельзя будет давать огонь без запроса в этот центр. То есть вы сначала должны сообщить туда, что идет обстрел, и после этого будет прописана процедура. Если через некоторое время вам не дают ответа, командир на месте сможет принимать решения. Это усложняет процедуру принятия решений, будет затягивать время.

Мирослав Гай

Почему я негативно отношусь к этому решению? Мы можем посмотреть, когда и в каких войнах происходило разведения войск и прекращения огня с Российской Федерацией. Например, в Абхазии в 1993 году происходили очень похожие процессы, просто тогда не было беспилотных аппаратов. Россия тогда даже предоставила технику грузинской стороне, потому что у них не было транспортировочных средств, чтобы отвести гусеничную технику, предоставляла грузовики, чтобы Грузия ускорила отвод войск. А потом произошла перегруппировка российских войск – и они нанесли удар по всей глубине фронта, оккупировали новые территории.

– Сейчас же не идет разговор о разведении войск.

Мирослав Гай: У нас за эти 6 лет войны есть опыт. И уже мы договаривались об отводе техники. ОБСЕ каждую неделю, каждый месяц дает отчеты, где они видят военную технику Российской Федерации за пределами, центрами разведения. Поможет ли новая координационная структура России лучше выполнять свои обещания? Конечно нет, но она усложнит принятие решений для Украины.

ОБСЕ не допускается в некоторые районы оккупированных территорий, места сосредоточения военной техники и даже в некоторые места пересечения границы. Мы должны были сначала сказать: мы готовы, пустите вначале наблюдателей ОБСЕ, украинских, иностранных представителей на оккупированные территории и покажите, где находится ваша техника. Потому что к нам ОБСЕ всегда может прийти в любой населенный пункт Украины: перепроверить, поговорить с командирами, посмотреть части. С той стороны не было никогда такого.

Що насправді бачить ОБСЄ на Донбасі?

Хочется спросить: а почему Российская Федерация пошла на такой шаг? У меня сразу возникают мысли: попросила ли Россия что-то взамен? Мы понимаем, что Россия никогда не будет выполнять те или иные обещания и действия без того, чтобы не выторговать себе что-то большее. Тогда хочется спросить: а что именно мы пообещали, есть ли в политическом, например, смысле какие-то договоренности? Если ничего не пообещали, тогда по опыту Абхазии, Осетии, где уже были такие же отводы и остановки огня, – Россия использовала перемирие для перегруппировки. Это, напомню, происходит накануне учений «Кавказ-2020». Я не хочу бить тревогу, но во время учений «Кавказ-2008» были оккупированы очередные районы Грузии.

То есть Россия по всем признакам идет по сценарию, который они уже отрепетировали, откатали на предыдущих вооруженных конфликтах и военных операциях. Если это уже было, вероятно, есть высокая вероятность, что это произойдет снова. Тогда вопрос: какие мы принимаем меры по безопасности? Если будет нарушено российской стороной обещание и мы увидим, что они, например, атакуют, расширяют зону конфликта, захватывают новые территории – что мы собираемся делать в ответ?

– Наверное, жаловаться в этот координационный центр, уведомлять об этом.

Мирослав Гай: Но это – время. Пока мы откажемся от него – а это сложно сделать, потому что задействованы международные структуры, ОБСЕ – Россия будет кричать, что это не мы, будет жаловаться во все международные инстанции, говорить, что Украина нарушает. И пока мы просто решим политически, что это не сработало и мы отказываемся – военное время будет потеряно.

Если мы ничего не пообещали России, тогда возникает вопрос, не хочет ли Российская Федерация вновь заставить президента Зеленского пойти на такие договоренности, а затем, обвинив Украину в их нарушениях, открыть огонь, нанести нам ущерб и продемонстрировать слабость президента? Россия очень часто милитарные методы использует для политического давления. Это, в принципе, и есть смысл войны.

– Энрике, как вы относитесь к этому очередному перемирию? Видите ли риски: для украинских солдат, и политические, о которых сказал Мирослав Гай?

Энрике Менендес: Я бы не стал так далеко заглядывать по поводу политических рисков и насчет того, что Зеленский – слабый президент. Это, мне кажется, попытка смешать все в одну кучу.

Минский процесс существует в своем определенном темпе, и я не вижу никакого прорыва в договоренностях, которые сейчас произошли. Согласен с предыдущими спикерами, что были уже десятки таких договоренностей, перемирий, которые нарушались очень быстро. Очень трудно создать механизмы контроля.

Энрике Менендес

Хотел бы внести правку, что орган контроля СЦКК, о котором идет речь, – это не новый орган, а тот, который был создан еще в октябре 2014 года. Если почитать заявления ОБСЕ по итогам заседания Трехсторонней контактной группы 22 июля, то там четко сказано: СЦКК в текущем составе, это значит – без представителей России. В 2017 году российская сторона сделала демарш и вывела своих офицеров из состава СЦКК, поэтому сейчас там вместо российских офицеров находятся представители так называемых «ЛНР» и «ДНР».

Конечно, риски срыва существуют, но без вот таких договоренностей достичь какого-то прогресса будет совершенно невозможно. Я как житель Донбасса надеюсь, что в этот раз будут какие-то позитивные изменения, но как эксперт вынужден, к сожалению, оставаться скептичным.

На мой взгляд, существуют всего два пути, чтобы добиться устойчивого перемирия на Донбассе. Первый – трансформация конфликта из военного в политический: серьезный и ощутимый прогресс в политическом треке Минских соглашений. Второе – фиксация статуса-кво при помощи разведения сил. Но, как правильно заметили Андрей и Мирослав, линия фронта составлена таким образом, что есть, как минимум 5-7 точек, где стороны находятся близко друг к другу, они занимают стратегические высоты, оборудовали свои позиции: военные просто не разрешат принять политическое решение оставить эти позиции. Поэтому единственный способ, наверное, – вернуться к обсуждению ввода миротворцев, которые могли бы обеспечить эту нейтральную зону, отсутствие огневого контакта.

Меня в заседании ТКГ смутило, что совершенно ушел с виду вопрос открытия КПВВ. Это происходит впервые в истории конфликта: даже в самые горячие периоды активных наступательных действий, боев не была полностью закрыта линия соприкосновения.

«ДНР»: зачинено на в'їзд і виїзд

Сейчас идет полным ходом подготовка к саммиту в нормандской встрече, там не все гладко, поэтому Офис президента заинтересован показать хотя бы какой-то прогресс в исполнении Минских соглашений.

Логика Минских соглашений уже сложилась. Офис президента делает довольно вялые попытки их пересмотреть. Я думаю, у них вряд ли это получится, потому что нужно, как минимум, согласие той стороны. Она вряд ли его даст, не получив что-то существенное в замен. Поэтому этот вялотекущий процесс будет, скорее всего, продолжатся годами. Без прогресса в политическом треке Минских соглашений никакого окончания войны, урегулирования конфликта на Донбассе быть не может.