Пока одни празднуют, других «винтят». 12 июня, в День России, тысячи людей в Москве вышли на марш в поддержку ранее задержанного журналиста интернет-издания «Медуза» Ивана Голунова. Журналиста обвиняли в сбыте наркотиков, но накануне отпустили. Протестующие требуют расследования сфабрикованных криминальных дел в России, реформы «наркотической» статьи и освобождения невиновных. Задержано более 500 человек.
Почему дело Голунова всколыхнуло Россию? Кто его заказал? И поможет ли реформа «наркотической» статьи в борьбе с полицейским государством? Об этом в эфире Радио Донбасс.Реалии говорили обозревательница российской службы Радио Свобода, ведущая программы «Свобода в клубах» Елена Фанайлова и российско-украинский журналист, документалист Леонид Канфер.
– Елена, за что вышли на улицу? Ивана Голунова отпустили. Какая мотивация активистов и журналистов?
Елена Фанайлова: Я вообще себе представляю всю эту массовую поддержку Голунова как то, что накопилось непринятие этой административной вертикали Кремля. Я за этой большой волной поддержки солидарности вижу не только фигуру журналиста, которого обвиняли по «наркотической» статье 228-й.
За акцией стоит весь протестный потенциал, который идет за Алексеем Навальным. Потому что он в своем ютуб-канале поддержал Голунова. Он рассказывает о возможных заказчиков Голунова, о связи силовиком и московской так называемой экономической мафией. А Голунов занимался именно этими расследованиями. Аудитория Навального – это молодая аудитория, которая выходит с ним каждый раз. Именно эта аудитория составляла массовую волну, помимо журналистов, активистов. А там не тысяча человек, гораздо больше.
– Кстати, не нашел цифры.
Елена Фанайлова: В наших же репортажах российской службы Радио Свобода эта цифра прозвучала как официальная. Но если вышло тысяча человек, а 400 задержаны, так не бывает. Как минимум 3,5-5 тысяч. Эти данные появятся позже, подсчитанные теми же наблюдателями Навального.
И за этим выходом все: и люди, которые недовольны пенсионной реформой, недовольны военной эскалацией России, и которые против военного конфликта с Украиной, против эскалации в Сирии… В общем, против того, что Россия превращается в авторитарное государство.
– Леонид, спецкор «Новой газеты» Илья Азар написал: «В центре города повсюду жестко и грубо задерживали людей, которые просто стояли или шли куда-то. Это беспредел». 400 человек задержано, якобы за то, что они мешали проходу людей по улицам. Зачем «винтить» людей, которые вышли на протест?
Леонид Канфер: Тут нет ничего нового. Это показательно. Корреспондентам, журналистам не то что мешают работать, на таких задержаниях только приветствуется, чтобы как можно больше таких жестких картинок расходилось по соцсетях и каналам. Это акция для того, чтобы если люди вдруг подумали, что с этой системой можно бороться пусть даже мирным протестом, поняли, что это не пройдет, невозможно.
Дело Голунова для меня немного странно, потому что система это дело отыграла. Хотя, как обычно, это бывает, домашний арест, какие-то мягкие формы, а тут совсем закрыли. Я уверен, что это новая непонятная ситуация для власти, потому что создан прецедент. Потому что, оказывается, шумихой, распространением информации, мирным протестом можно чего-то добиться от этой власти.
– Вы думаете, власть испугалась солидарности?
Власть отыграется за это. Для власти любой отход от силовых методов управления – это сигнал обществу, что есть уязвимые местаЛеонид Канфер
Леонид Канфер: Я пока не готов это сказать. Я уверен, что власть отыграется за это. Потому что для власти любой отход от силовых методов управления, давления – это сигнал обществу, что есть уязвимые места, по котором можно бить эту власть. А она не хочет этого допускать.
– Елена, с вашей точки зрения, из Украины стоит следить за такими протестными движениями в Российской Федерации?
Елена Фанайлова: Я прошу всех понимать, то, что происходит в России по части отношений протестного движения и власти – чистая калька с Лукашенковских технологий. Это мне объяснили политологи, которые хорошо видят эти процессы и поняли, что в 2012 году с началом протестов в России Путин и его люди быстро сделали чистую кальку с работы силовиков Лукашенко. Когда украинцы упрекают белорусов и россиян в том, что народ медленный, не борется против власти, я прошу учитывать один момент. Это совершенно разные политические системы, политические темпераменты людей и образы развивающихся демократий.
А по поводу того, как отпускали Голунова. Все-таки одиночные пикеты в его поддержку стали массовыми. Это первое. А второе, почему-то возникла экспертиза, которая доказывает его полную непричастность ни к хранению наркотиков, ни к их распространению.
– Почему эта экспертиза появилась?
Это решение верховного царя, а он у нас иногда любит делать такие подарки демократической общественностиЕлена Финайлова
Елена Фанайлова: Я думаю, потому, что делом Голунова занялась какая-то узкая часть силовиков, это был чей-то локальный заказ. И другая часть этих людей решила, что сейчас невыгодно делать такие подарки другой части. Они между собой не смогли договориться. Это решение верховного царя, а он у нас иногда любит делать такие подарки демократической общественности.
– Леонид, издания «РБК», «Коммерсант», «Ведомости» с одинаковыми обложками. К ним присоединились журналисты «Первого канала» и «Россия 1», потребовали тщательного и справедливого расследования дела Галунова в эфире федеральных телеканалов. Как вы это объясните?
Леонид Канфер: Я думаю, в связи с этим вообще не стоит говорить о «Первом канале» или ВГТРК «Россия» как таковых субъектах. Они всегда делают только то, что им спускают сверху. Сами никогда ничего не сделают. Если они выступили в защиту Голунова, значит им дали такую команду.
Наверху решили отыграть сценарий, что мы тут все за Голунова. Почему? Я пока не знаю.
Я думаю, что резонанс сыграл главную роль в этой истории. Мне кажется, если заказчиками этой фальсификации была узкая группа лиц и наверху об этом не знали, в какой-то момент дело стало политическим. Потому что получило огромную огласку. И когда дело становится политическим, как правило, система своих защищает. Потому что в России сформировался жесткий класс правящих в лице силовиков, коррупционеров, властной вертикали и она четко соблюдает свои интересы. Поэтому мне интересно, почему сыгрался такой неожиданный сценарий.
– Допустим, будет реформирована «наркотическая» статья, не найдет ли власть другие способы борьбы с инакомыслием?
Елена Фанайлова: Да конечно.
– В чем тогда эффективность борьбы?
Елена Фанайлова: История российского освободительного движения насчитывает 3 столетия, если не больше, как только цари начали закручивать гайки, так и начались бунты. И вся огромная история российского освободительного антиимперского движения, которая началась в 1860-е годы, и привела как минимум к двум революциям. Но эти циклы очень долгие, всегда состояли из очень муторной и ежедневной работы. Люди просто придумывают разные способы борьбы. Вот не могут люди пойти, и сбросить Путина сейчас.
Леонид Канфер: Я знаю, почему российская демократическая общественность не выкрикивает свободу украинским морякам, крымским татарам. Даже она понимает, что поддержка «Крымнаш», «Донбасснаш» все еще достаточно сильна в России и говорить такие лозунги – плевать против ветра. Поэтому они сосредоточились на внутренней повестки дня. Остальное они не будут озвучивать вслух, потому что это отнимает поддержку.
– Слышал интересную фразу: «Сейчас исторический момент большой летучки всех медиа». Сейчас журналисты предлагают переосмыслить свою роль в Российской Федерации?
Леонид Канфер: Нет журналистов, есть собственники СМИ. У «Коммерсанта» есть собственник, у «Ведомостей» есть собственник и так далее. Согласованные акции с передовицей невозможна была бы, если бы на это не была отмашка того же Усманова, каких-то собственников.
Логика жесткой авторитарной власти такова, что любое проявление слабости – знак обществу, что ее можно как-то менять. Ее кровный интерес – пользоваться властью максимально, насколько это возможно. Любое послабление не в ее интересах. Поэтому я считаю, что тактически она где-то сейчас уступила, но дальше найдет другую форму, чтобы всем показать, что невозможно ничего.