Активист “Бессрочного протеста”, 19-летний российский студент Дмитрий Иванов вышел 16 декабря к зданию ФСБ на Лубянке на народный сход против войны и произвола силовиков. Участники схода не держали плакаты и не кричали лозунги, но протестующих все равно задержали. Иванов снимал происходящее на телефон, в том числе сфотографировал человека, похожего на сотрудника московского Центра по противодействию экстремизму Алексея Окопного. После этого, по словам Дмитрия Иванова, его затащили в автозак, где били по лицу и угрожали сексуальным насилием. Сотрудники полиции обещали отчислить студента из университета и уволить с работы родителей активиста. Об этом Иванов написал в телеграм-канале “Протестный МГУ”. В интервью Радио Свобода студент рассказал, что планирует добиваться наказания для напавших на него силовиков. Активист хочет обратиться за помощью к правозащитнику Льву Пономареву после того, как он освободится, отсидев 16 суток административного ареста.
– Я давно слежу за новостями о преследовании сотрудниками спецслужб оппозиционных активистов. Я знаю о делах “Нового величия” и “Сети”. И я обеспокоен внешней политикой России, в частности, эскалацией конфликта с Украиной. Очень часто то, что делают силовики, находится за гранью добра и зла. Я считаю, что российские силовые структуры – это не правоохранительные органы, а какие-то бандиты. Я решил принять участие в акции против этого беспредела, в акции за мир. Я фотографировал во время схода для своего канала в Telegram. На акции я увидел печально известного сотрудника Центра “Э” Алексея Окопного. Я решил его снять на телефон для полной картины протеста. Окопному не понравилось, что я его фотографирую. Он схватил меня за руку, затем подбежали несколько полицейских. Они потащили меня в автозак. Так я стал первым задержанным, а потом начали "вязать" остальных участников схода. Я успел отправить фотографии своим друзьям.
– Почему вы решили, что это был Алексей Окопный? На фотографиях у него почти все лицо закрыто.
– У Окопного характерная внешность. Его знают все постоянные участники оппозиционных митингов в Москве. Окопный своим крупным телосложением выделяется на фоне других "эшников".
– Человек, которого вы снимали, вам представился?
– Во время задержания на протестных акциях сотрудники полиции почти никогда не представляются. У Окопного запоминающееся лицо и манера речи. И я хорошо разглядел его во время личного общения. Окопный вывел меня из автозака. Затем полицейский завел меня в другой автозак, где были два человека в штатском ("эшники" или сотрудники уголовного розыска), и еще двое или трое полицейских в форме и масках, скрывающих лица. На этих полицейских были бронежилеты. Под ними не было видно нагрудных жетонов. Разговаривал со мной Окопный. Остальные лишь замахивались и угрожали.
– Что от вас этот якобы Окопный хотел?
– Он сказал, что мне не надо было его фотографировать. Окопный говорил, что в интернете уже много его фотографий. Полицейские меня обыскали. Они перерыли несколько раз мои вещи. Сфотографировали с обеих сторон мои банковские карты, паспорт и студенческий билет. Полицейские заставили меня раздеться до пояса.
– Зачем?
Меня били по лицу и давали подзатыльники. Мне было очень страшно, но я пароль так и не сказал
– Я так и не понял. Видимо, решили меня унизить подобным образом. Полицейские стали требовать пароль от телефона. Я ответил, что доступ к личной переписке можно получить только по решению суда. Силовики разозлились. В автозак зашел еще один полицейский с электрошокером. Полицейские угрожали, что меня уведут в подвал ФСБ, откуда не выбираются. Они говорили, что меня отчислят из университета и уволят моих родителей с работы. Правоохранители обещали, что сейчас в моей одежде найдут наркотики. Или меня могут обвинить в нападении на представителя власти. Мне угрожали изнасилованием. Так и говорили, что оденут гондон на дубину и "разработают" меня. Но они ограничились лишь угрозами. Меня били по лицу и давали подзатыльники. Мне было очень страшно, но я пароль так и не сказал.
– Вы прошли медицинскую экспертизу, подтверждающую факт побоев?
– Я бы не сказал, что это было избиение. Меня били несильно, но унизительно. Полицейский в маске наносил мне удары ладонью так, чтобы не было следов. В голове у меня стоял глухой звон, но гематом на лице и затылке не осталось. Я много раз слышал, что во время допросов задержанных бьют так, чтобы на теле не осталось отметин. Один из последних примеров – избиение 14-летнего активиста “Бессрочки” Ярослава Васильева. Полицейские задержали его в начале ноября после “Русского марша”. В автозаке у парня отняли телефон. Полицейские били мальчика по затылку и выворачивали кисти рук. Я уверен, что таких случаев много.
– Вы пытались как-то защитить себя?
– Я был один, а вокруг – полный автозак полиции. Я спрашивал полицейских, зачем они меня бьют. А они отвечали, это мы тебя еще не бьем. Окопный спрашивал: “Хочешь я тебе пресс пробью. Давай проверим, у кого из нас крепче пресс”. Меня спрашивали, хочу ли я испытать на себе действие электрошокера. А я задавал вопрос, понимают ли они незаконность своих действий. Полицейские либо отшучивались, либо приказывали: “Заткнись и делай, что сказано”.
Меня спрашивали, хочу ли я испытать на себе действие электрошокера. А я задавал вопрос, понимают ли они незаконность своих действий
– Как вы поняли, в чем причина такого поведения полиции? В том, что вы фотографировали их на акции?
– В первую очередь, полицейские хотели напугать меня, чтобы я не ходил на протесты. Фотографии были лишь поводом. Я постоянный участник оппозиционных митингов. Меня уже задерживали семь раз. С такими, как я, которых не напугать штрафами и автозаком, действуют более жестокими методами.
– Когда и как это все закончилось?
Нельзя угрозами и побоями ликвидировать протест
– Я провел в автозаке минут сорок, хотя казалось, что намного дольше. В автозак зашел офицер, пошептался с Окопным. Через пару минут и подзатыльников в автозак пришли оперативники и повели меня в другой автозак, где сидели остальные задержанные. Оперативники заботливо спросили, не забыл ли я в автозаке, где меня били и пугали, свои вещи. Потом меня отвезли в ОВД и оформили по части 5 статьи 20.2 КоАП (нарушение правил проведения митинга). Нам в протоколах приписали, якобы мы кричали, что Путин – вор, хотя мы во время схода молчали.
– Почему вы не сказали пароль от своего телефона?
– Я решил стоять на своем из принципиальных соображений. Методы, которые полицейские используют для достижения своих целей, нельзя описать никакими цензурными словами. Такому поведению полиции надо оказывать сопротивление, чтобы полицейские поняли, что их побои и угрозы неэффективны. Да, я был в ужасе и шоке. Я не удивился, так как знал, что такие вещи происходят. Я сам видел, как казаки на митинге "Он нам не царь" 5 мая били протестующих дубинками. Все равно к нападению и унижению нельзя подготовиться заранее.
– Силовикам удалось добиться своего? Вы перестанете выходить на протестные акции?
– Я буду продолжать участвовать в митингах и пикетах. Нельзя угрозами и побоями ликвидировать протест. И я не буду молчать, сколько бы электрошокерами и дубинками ни махали передо мной. Я хорошо осознаю риски. Но не ходить на протестные акции еще опаснее, чем ходить.
– Почему вы так думаете?
Сейчас силовики борются с мирными протестующими, либералами и демократами. Дальше "эшники" будут прессовать случайных прохожих
– Помните слова немецкого пастора Мартина Нимёллера: “Когда они пришли за коммунистами, я молчал, я же не коммунист". Силовики начинали с националистов, потом переключились на левых. Сейчас силовики борются с мирными протестующими, либералами и демократами. Дальше "эшники" будут прессовать случайных прохожих. В зоне риска окажется любой, кто косо посмотрит на представителя власти. К сожалению, пока многие этого не понимают. А я уже испытал полицейский произвол на своей шкуре 16 декабря в автозаке. Я – живой пример того, что политическая система работает неправильно.
– Какие у вас политические взгляды?
– Либеральные с разными нюансами. Но сейчас политические взгляды не так важны. Власть не дает существовать никому, пока оппозиция спорит, кто левый, а кто правый.
– Вы планируете привлекать к ответственности сотрудников полиции, которые угрожали вам?
– Я буду на эту тему общаться с адвокатами. Обязательно пойду к Льву Александровичу Пономареву, когда он освободится, и попрошу мне помочь. Участники акции видели, как меня одного держали в автозаке. Так что у меня есть свидетели.
– Что ваши друзья, родители, однокурсники говорят о произошедшем?
– Друзья все в шоке, но поддерживают меня. Студенты на моей стороне. В нашем вузе много активистов. Руководство МГУ относится к ним лояльно. А родители в ужасе. После нападения на меня в автозаке 16 декабря мама приехала к ОВД. Она хотела убедиться, что со мной все в порядке. Я попросил телефон у одного из задержанных, позвонил маме и сказал ей не ждать меня на холоде. Родители всегда мне советовали уезжать в другую страну. Говорили: "Эмигрируй, а потом нас заберешь".
– Прислушаетесь к их совету?
– Уехать – это проще всего. Но почему я должен бежать из моего родного города? Из-за кучки бандитов? Нет, я буду жить в моей стране, несмотря на происходящий в ней правовой беспредел. И я буду требовать от власти соблюдения закона, используя любую возможность. Может быть, сейчас благодаря широкой огласке в СМИ моей истории на следующую протестную акцию придет больше людей, – надеется Дмитрий Иванов.