«Кирдык уже пришел». Чем грозят России изменения климата

Большие природные пожары, уничтожавшие леса и поселки; наводнения с тысячами пострадавших; строения, рухнувшие на северных территориях из-за таяния мерзлоты, – таким было это лето в российской Сибири. Специалисты связывают эти ЧП с изменениями климата. И предупреждают: надо готовиться к новым катаклизмам.

В конце сентября был опубликован доклад международной группы экспертов "Океан и криосфера в меняющемся климате". Ученые – более 100 исследователей из 30 стран мира – сообщают об ускоряющемся таянии ледников и деградации мерзлоты. По их данным, к 2100 году она может оттаять на 3-4 метра. А ведь больше половины российской территории находится в зоне многолетней мерзлоты, и это создает угрозу находящимся там населенным пунктам – хотя бы уже потому, что строились они с учетом одних условий, а сейчас начинают действовать другие. Это значит, что многие объекты – жилые, производственные, инфраструктурные – попросту разрушаются. О том, что каждый год Россия из-за таяния вечной мерзлоты теряет до 150 млрд рублей, заявил в недавнем интервью изданию Bloomberg Александр Крутиков, замминистра российского Министерства по развитию Дальнего Востока и Арктики.

Но таяние мерзлоты угрожает и планете в целом. В ней содержатся огромные объемы углекислого газа и метана, и когда мерзлота тает, происходят их выбросы в атмосферу.

Сергей Зимов, начальник Северо-Восточной научной станции Тихоокеанского института географии ДВО РАН в беседе с корреспондентом сайта Сибирь.Реалии привел такие данные:

– Запасы углерода в мерзлоте оцениваются в 1600 млрд тонн. Для сравнения: индустриальные выбросы углерода составляют 10 млрд тонн в год – в 160 раз меньше! Представьте, что будет, если весь углерод, содержащийся в мерзлоте, попадет в атмосферу. При этом срок "жизни" углекислого газа в атмосфере – около 200 лет. Получается такой замкнутый круг: из-за глобального потепления мерзлота тает, идет выброс парниковых газов, и это вызывает еще большее потепление. И так до бесконечности. Уже сейчас эмиссия углерода в атмосферу от таяния мерзлоты составляет 1 млрд тонн в год.

Мерзлота тает быстро. Сергей Зимов рассказывает: еще несколько лет назад на северо-востоке Якутии, где находится его станция, мерзлотные грунты летом оттаивали на полметра-метр, а в ноябре-декабре на такую же глубину промерзали.

– Года два-три назад этого впервые не произошло: летом почва оттаяла на два метра, а зимой промерзла только на один. Год назад таяние составило уже 3,5 метра, а в этом – больше четырех. Зимой мерзлота восстановиться в таком объеме просто не успеет. Результат – у нас в поселке Черском обрушилось здание: почву под ним размыло талой водой. Другие строения тоже все до одного стоят на мерзлоте. Как и промышленные и инфраструктурные объекты. И если процесс таяния не замедлится, их ждет та же судьба. Но пока на замедление ничто не указывает: наоборот, есть данные, что в северных широтах России потепление происходит почти в три раза быстрее, чем на планете в целом, – говорит ученый.

Здание, рухнувшее в поселке Черском из-за таяния мерзлоты

При этом мало кто из жителей России воспринимает проблему климатических изменений всерьез. Кто-то вообще в них не верит, кто-то считает: это дело далекого будущего, а "на наш век хватит".

Вопросы о возможных последствиях изменений климата, о том, кто в них "виноват" и как решить эту проблему, редакция Сибирь.Реалии адресовала экспертам: Сергею Серикову, руководителю Игарской геокриологической лаборатории Института мерзлотоведения СО РАН; Евгению Симонову, международному координатору экологической коалиции "Реки без границ"; Григорию Куксину, руководителю противопожарной программы "Гринпис России".

"Уже ныне живущие поколения ощутят перемены"

– Изменения климата действительно уже приняли угрожающий характер? Или пока все опасения – это лишь прогнозы, дело будущего?

Сергей Сериков: Глобальное потепление, безусловно, реальность. Но, на мой взгляд, проблема часто подается гиперболизированно. Однозначно заявлять, что изменения климата и таяние мерзлоты представляют угрозу для всего человечества, нельзя. Перемены в большой степени носят региональный характер: в одних районах они значительные, в других почти не ощущаются. У нас работает мониторинговая геотермическая сеть: мы отслеживаем температуру деятельного слоя почвы – глубиной от 1 до 15 м. Сеть достаточно обширная: она охватывает районы Якутии, Алтая, Магаданской области, высокогорье Казахстана. Замеры показывают, что изменения климата везде происходят по-разному, но такого, чтобы на большой территории вдруг резко повысилась температура, нет – можно говорить лишь о существовании аномальных участков. Что же касается нашего Красноярского края, в его заполярных территориях преимущественно сезонно-мерзлые грунты, они не протаивают.

Евгений Симонов: Яркий пример того, что может случиться, если не учитывать климатические флуктуации (колебания), – ГЭС, построенные в прошлом столетии. Тогда изменения климата были вроде бы небольшими, а в будущее никто не смотрел. А сейчас оказывается, что эти ГЭС не справляются с широкими колебаниями водности, которые в последнее время происходят все чаще. В странах с высокой зависимостью от гидроэнергетики либо возникает энергодефицит, либо складывается ситуация, когда надо выбирать: разрушится сама плотина или же она будет сбрасывать воду на населенные пункты, уже страдающие от паводков. Пример – наводнение 2013 года в Амурской области. После него пошла "гулять" версия, что это ГЭС виноваты в потопе. Но это, конечно, не так. В данном случае, скорее, гидростанции из механизма, который должен был остановить наводнение в самом начале, превратились в механизм, усугубивший его в конце. Просто потому, что ёмкость водохранилища – величина конечная и не рассчитана на предотвращение подобных ЧП параллельно с коммерческой выработкой электроэнергии.

Наводнение в Тулуне. Лето 2019 года

Этот пример не единственный, и к новым реалиям не готовы многие промышленные объекты. Во Франции, например, огромной проблемой является охлаждение атомных станций вдоль реки Роны. Как оказалось, в Роне в маловодье уже недостаточно для этого воды – хотя прежде было по-другому.

Уже ныне живущие поколения ощутят последствия изменений климата, все без исключения. Во многих регионах нельзя будет производить традиционные для них сельхозкультуры: где-то из-за нехватки воды, где-то – из-за переизбытка, а какие-то территории вообще уйдут под воду. При этом современная цивилизация плохо приспособлена к изменениям: люди не могут так уж легко взять и быстренько перебраться в другое место.

Григорий Куксин: Возможно, не все люди интересуются климатическими изменениями. Но в научном сообществе и на уровне правительств разных государств нет никаких сомнений в том, что они происходят. Причем необычайно быстро. И последствия этих колебаний очевидны.

Главное из них – увеличение числа аномальных, экстремальных природных явлений. Топит регионы, где раньше сильных паводков не было. Ураганы приходят туда, где прежде о них не знали. От сезона к сезону растет продолжительность лесных пожаров: раньше зимой их в нашей стране не бывало, а сейчас это обычное дело. И длятся они до глубокой осени.

Лесной пожар в Красноярском крае. Лето 2019 года

И здесь одно "цепляется" за другое. Масштабы лесных пожаров усугубляются летними засухами или ураганами, которые тоже следствие изменений климата. Небывалую активность проявляют лесные вредители: прежде их не было так много, и они не уничтожали такое количество леса, да и ареал их был другим. Лес из-за них усыхает, гибнет – и это также становится дополнительным фактором возникновения и распространения пожаров.

Есть и обратная связь: природные пожары способствуют изменениям климата. Самое очевидное – выбросы углекислого газов в атмосферу как непосредственно при сгорании древесины, так и в последующий период. Так усиливается парниковый эффект, с которым и связывают в первую очередь климатические изменения.

"Этот процесс не остановить"

– Почему о таянии мерзлоты говорится как об одной из самых серьезных проблем? И когда скажутся последствия этого процесса?

Григорий Куксин: Таяние мерзлоты и связанные с ним выбросы парниковых газов – процесс не остановить. Здесь мы вновь видим замкнутый круг, когда потепление из-за парникового эффекта ведет к таянию мерзлоты, а ее таяние – к возникновению еще более сильного "парника", а значит, и к потеплению. Один из результатов – перемещение природных пожаров на север, в те районы, где они раньше были редкостью. Примеры этого года – пожары в Якутии, на Чукотке. Из-за происходящих изменений на границе тундры и лесной зоны лес исчезает и не восстанавливается. А ведь считается, что покрытые лесом площади как раз и обеспечивают формирование и движение атмосферных масс. И чем меньше остается леса, тем ярче признаки резко континентального климата. Самый экстремальный пример в этом смысле (правда, с мерзлотой никак не связанный) – Австралия. Когда-то она была сплошь покрыта лесом, но из-за того, что леса горели, а воздушные массы перераспределялись из-за этого определенным образом, сейчас центральная часть континента – это фактически пустыня.

Вечная мерзлота – самый крупный на Земле "резервуар" углерода

Сергей Сериков: Мерзлота образовывалась тысячи, миллионы лет. И растаять полностью за 10-15, да даже и за 100 лет не может. Насколько серьезными могут быть последствия – это тонкий, узкоспециальный вопрос. Но это совершенно точно выглядит не так, будто вы достали кусочек льда из холодильника, и он растаял у вас на столе. Даже в этой простой житейской ситуации вариантов может быть множество. Представьте: вы эту ледышку накрыли подушкой или засыпали снегом; в комнате может быть как плюс тридцать градусов, так и плюс 15 – и все это скажется на скорости таяния льда. А в природе происходят еще более сложные процессы.

"Повернуть вспять нельзя"

– Насколько в изменениях климата "виновата" деятельность человека? И можно ли что-то сделать, чтобы замедлить процесс климатических изменений?

Евгений Симонов: Повернуть его вспять точно нельзя. Можно замедлить. И адаптироваться к происходящим переменам. Вообще, вопрос адаптации – ключевой для выживания человечества. Но хотя в нашей стране в последнее время появились прямые директивы по адаптации к климатическим изменениям, эту проблему мало кто воспринимает всерьез. В частности, мы пытались обсудить такие меры с властями Забайкальского края, но заинтересованности не увидели. Хотя уж для этого-то региона вопрос актуален как ни для какого другого: там проходит граница между лесной и степной зонами, которая из-за климатических флуктуаций активно сдвигается; там и мерзлота, которая тает по тем же причинам, и засухи, и природные пожары, достигающие огромного размаха.

Вопросы адаптации к изменениям климата профанируются и крупными бизнес-игроками, которым важнее продвигать свои дела, чем решать эту проблему. А наши чиновники думают об одном: какие бы еще участки сдать в аренду под перспективные инвестиционные проекты. Я не к тому, что инвестпроекты не нужны. Просто вся мощь мысли наших хозяйственников абсолютно перпендикулярна происходящему. Например, правительство России всерьез обосновывает двукратное расширение Транссиба и БАМа необходимостью экспортировать ещё больше угля в страны, уходящие под воду в результате глобального потепления.

Но рано или поздно собственники некоторых объектов просто вынуждены будут их приспособить под происходящие изменения. Хотя иногда сделать это будет дороже и сложнее, чем построить новые. А некоторые объекты нужно как можно быстрее ликвидировать, пока не началась катастрофа.

Хотя почему не началась? Судя по тому, что сейчас происходит в Сибири, кирдык уже пришел. Из того же Забайкалья люди бегут, потому что не могут себя прокормить. И дело не столько в том, что менеджмент плохой. Руководство там меняется каждые три года, и каждый новый руководитель квалифицированнее предыдущего. Однако в регионе наблюдается истощение ресурсной базы, а условия для ее воспроизводства очень плохие, и именно из-за климатических колебаний. Но все программы развития сфокусированы на экстенсивном вовлечении в использование новых горнорудных, лесных и сельскохозяйственных ресурсов.

Лесные пожары в Сибири в последние годы достигают небывалых масштабов

Сергей Сериков: Я бы и на вопрос об антропогенном влиянии не рискнул дать однозначный ответ. Где-то оно существенно, а, например, для северо-востока Сибири это так, укол иголкой.

Бурное промышленное развитие идет последние сто, ну пусть 150 лет. Но климатические изменения, причем гораздо более серьезные, чем сейчас, были и раньше. Климат – очень сложная штука. На его изменениях сказывается, например, солнечная активность и внутриземные тепловые потоки – и они влияют на изменения мерзлоты независимо от какого бы то ни было участия человека, людей. Существуют и так называемые климатические циклы – трех-, семи-, одиннадцати-, 33- и 77-летние. Кто возьмется с точностью сказать, на каком этапе мы сейчас находимся и что будет дальше? Может быть, через год начнется глобальное похолодание. Имеют значение и локальные природные факторы: скажем, через весь Красноярский край протекает Енисей – огромный "теплопереносчик", который не замерзает на 300 км ниже Красноярской ГЭС и, разумеется, определяет окружающую среду. Впрочем, это уже, скорее, антропогенное влияние, хотя и более чем полувековой давности.

Енисей зимой не замерзает, и это не может не сказываться на окружающей среде

Григорий Куксин: Инерция процессов, о которых мы говорим, очень большая. Даже если сейчас каким-то чудом вдруг удастся перестроить всю промышленность, транспорт, сельское хозяйство – определенные последствия уже наступили.

Не только у нас в стране, но и во всем мире основная их причина – человек. Если говорить о близкой мне сфере, то и главным фактором возникновения пожаров на всей планете являются действия человека. С одной стороны, это ужасно, когда чья-то безалаберность приводит к последствиям буквально планетарного масштаба. С другой – поведение людей можно изменить. А значит, надежда на лучшее остается.