Протекающие сейчас, но давно ожидаемые протесты в Москве естественным образом всколыхнули общероссийскую общественную дискуссию, разведя спорящие стороны и разного рода общественные углы в их понимании того, что же должно быть в России «порядком». Это когда отряды откормленных служивых безнаказанно избивают женщин и подростков? Или же это когда таких служивых за подобное судят и наказывают?
Оживились – иногда вплоть до истерики – и самые общие, и очень частные вопросы, например: «Не это ли первые всполохи общероссийской революции?» А иногда высказывается идея, что в лозунгах дальнейших выступлений обязательно должна быть затронута и «крымская тема» – как требующая разрешения, но нынешними властями не решаемая. Выходит, этот полуживой Крым, наряду с фарсовыми выборами, полицейскими избиениями и бесовским телевидением, является отвратительным атрибутом отвратительного путинского режима – и это, конечно, верно.
Полуживой Крым, наряду с фарсовыми выборами, полицейскими избиениями и бесовским телевидением, является отвратительным атрибутом отвратительного путинского режима
И тут же проявляются противоречия, разглядывая которые, словно в аллегории или карикатуре, видишь весь общероссийский идейный ландшафт или, как там выражаются, «повестку». Ключевое место в этой картине и в этом ландшафте занимает, как нам кажется, некий неравнодушный российский гражданин, содрогающийся от вида на своем мониторе избиваемых подростков, или сам во вполне физической реальности получающий резиновой палкой по почкам. И который при всем своем вскипевшем негодовании все же хотел бы оставить Крым своим, «российским», оккупированным.
Вообразим себе немца-антифашиста эдак в году 1943-м, заявляющего своим товарищам-камрадам, что, мол, когда они успешно завершат борьбу и избавятся от Гитлера, все же Австрию и Судеты следует будет оставить у себя и всем вместе счастливо зажить в свободной, обновленной, наконец объединенной Германии.
Казалось бы, «крымский вопрос», его правовое состояние и морально-нравственное содержание – не бином Ньютона, все просто, как в младшей школе. «Оккупация, опиравшаяся на подготовленный фашистско-ревизионистский бунт», «ксенофобско-ирредентистские волнения части населения, спровоцированные вводом иностранных войск» – вот чем это было и ничем более. Но все же почти во всех, даже вполне революционных и правозащитных российских движениях от этого позорного, простого и даже тупенького эпизода своей международной деятельности не спешат отмежеваться. Да и решить-то его в новой беспутинской России просто, например, забрав с собою в свою необъятную и малозаселенную страну всех ее крымских приверженцев, сколько бы их там ни насчиталось, организовав им эвакуацию, если за них вам тревожно, как забирают ребенка из соседского огорода, хоть там ему и очень нравится.
Получается, что протестующий москвич считает полицейскую палку на своей спине чем-то принципиально иным, нежели та, которой избивают крымского татарина
Так и следует планировать будущее, размышляя логически, нравственно и последовательно. Однако получается, что протестующий москвич считает полицейскую палку на своей спине чем-то принципиально иным, нежели та, которой избивают крымского татарина и всех остальных, решивших быть недовольными на полуострове. Одержи в борьбе с Путиным победу, такой москвич первое время будет скрепя сердце натравливать своих солдат на крымских недовольных, а потом и сердце скрипеть перестанет, и появятся оправдания, а уж эвакуироваться из Крыма кому бы то ни было и вовсе запретят.
Что же за нелогичность такая, откуда это нарушение простой, в конце концов, иерархии понятий? Выдавливая из себя раба по капле, можно очень легко на какой-то капле и остановиться, сказать: «Ну хватит, достаточно рабского я из себя выцедил, довольно!» Нравственно совершенствуясь, нетрудно рассказывать всем о своем мелком позоре, о какой-нибудь украденной в школьном буфете булочке, но о вчерашней гнусной лжи своим детям и родителям трусливо позабыть. Так делать нетрудно, удобно, это повышает самооценку, так чаще всего и происходит, и слишком уж скоро после этого следует падение еще более позорное, ибо попытка очиститься все-таки была. Если признавать свою общенациональную гнусность – то до конца, а если выдавливать из себя раба, то нужно выдавить и вора, и пособника вора. Расчищая свои общероссийские конюшни от крови, гноя и навоза, нельзя хотеть почти все там разгрести, а угол, в котором утопает мой любимый Крым, оставить как есть.
Иван Ампилогов, русский писатель, крымчанин
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции