«Преступление власти уже не сотрется из памяти». Интервью со Светланой Тихановской

Светлана Тихановская стала кандидатом в президенты Белоруссии после того, как власти арестовали ее мужа, известного блогера Сергея Тихановского, собиравшегося баллотироваться на выборах. И во многом неожиданно для себя превратилась если не в лидера, то в символ белорусского протестного движения – или "демократической революции", как сказала она сама, выступая на днях перед депутатами Европейского парламента.

Тихановская была зарегистрирована – власти, очевидно, не сочли ее серьезным соперником для Александра Лукашенко – и вскоре обнаружили, что в условиях, когда все основные кандидаты оппозиции отстранены от голосования, Тихановская стала объединительной фигурой, ее митинги собирают десятки тысяч людей. Платформой Тихановской стало освобождение политзаключенных и проведение новых, свободных выборов.

Вечером 9 августа, сразу по окончании выборов оппозиция, которая вела альтернативные подсчеты голосов, заявила, что Тихановская победила и что власти совершают массовые подтасовки. Официально было объявлено о победе Лукашенко, а на следующий день после голосования Тихановскую вызвали в центральную избирательную комиссию, где с ней побеседовали "два высокопоставленных сотрудника правоохранительных органов". На следующее утро Тихановская оказалась в Литве, записав два видеообращения – с призывом прекратить уличные протесты и со словами, что самое важное в жизни – это дети. Никто из ее сторонников не сомневался, что она подверглась жестокому давлению.

В Литве, воссоединившись с детьми, Тихановская заявила, что готова стать национальным лидером, призвала сторонников к мирным акциям, а власти – отказаться от применения к демонстрантам насилия. Она создала Координационный совет для мирной передачи власти.

Символы оппозиционной предвыборной кампании в Беларуси: Светлана Тихановская (в центре) и ее соратницы Вероника Цепкало (слева) и Мария Колесникова

В интервью Радио Свобода Светлана Тихановская рассказывает, что недавно ей задали вопрос о том, с кем бы она хотела пообщаться – с любым человеком по ее выбору, и что если бы это было возможно, то выбрала бы супруга, которого давно не видела и по которому скучает:

– Туда ходит к нему адвокат достаточно часто – это его как-то поддерживает. В целом все хорошо, насколько может быть хорошо у человека в тюрьме. Верит в белорусский народ, поддерживает меня и всех людей.

– Вы говорили, что готовы вернуться, когда это будет более-менее безопасно для вас и вашей семьи. Если, например, ваш муж будет на свободе – этого будет достаточно?

– Это будет очень весомый аргумент, чтобы вернуться. Но когда я говорю о безопасности, я имею в виду, что начнется диалог между властью и людьми и я буду понимать, что дело уже идет к новым выборам, в которых участвовать я не планирую, но я пойму, что мы сдвинулись с мертвой точки.

– Многие ждут от вас большей решительности, пассионарности. Они хотели бы, чтобы Тихановская вела себя по-президентски. Вы действительно осторожны в оценках, немногословны в интервью. Это объясняется причиной, которая на поверхности, –​ что ваш муж Сергей фактически в заложниках? Или вы осторожны в словах еще по какой-то причине?

– В целом по жизни я не особо эмоциональная. Сейчас такая ситуация, когда нужно очень осторожно выбирать, что говорить. Многие просят решительных действий, но люди, которые так говорят, должны понимать ответственность, которую на себя человек принимает, делая какие-то заявления. Да, я не горячая, я не буду с плеча рубить, мне нужно посидеть, подумать. Возможно, люди называют это осторожностью, возможно, это так и есть, но я бы назвала это основательным подходом к каждому вопросу.

–​ Ваш статус, кем вы себя считаете на данный момент – учитывая, что многие хотели бы, чтобы вы себя вели как президент? Избранный президент, временный президент? Национальным лидером вы себя называли.

– Мне задают такой вопрос, на самом деле четкого определения нет, кто я. Я понимаю людей, которые называют меня народно избранным президентом и национальным лидером. Я бы себя назвала, наверное, все-таки символом перемен. С пониманием, что я взяла на себя ответственность быть национальным лидером, я не могу четко ответить на этот вопрос. Называть себя народно избранным президентом, наверное, имею право, но президентом именно [в полном смысле] – нет, потому что, к сожалению, сейчас вряд ли можно доказать, узнать официальные данные, они были уничтожены, пересчитывать их никто, конечно, не будет. То есть люди хотят меня видеть более решительной в действиях. А чего ждут? Пусть она назовет себя президентом? А потом: где ее войска, почему она нас не защищает? Назвавшись, ты уже должна принимать такие решения. Вы знаете, то, что лидеры стран общаются со мной, а не с нынешним руководством Беларуси, наверное, о многом говорит. То есть они воспринимают меня как лидера Беларуси сейчас. Но я тоже все через себя пропускаю. Если мне претит себя агрессивно вести, я этого не буду делать.

–​ До последнего времени вы не раскрывали детали той ужасной ночи и переезда в Литву. Может быть, сейчас что-то можете сказать?

– Нет, к сожалению, я не готова пока. Может быть, когда-нибудь.

–​ Судьба вас неожиданно, вы сами это говорили, вынесла на "передовую" истории. Еще недавно вы говорили, что по жизни аполитичны, как и большинство белорусов. Теперь вы оказались в новой роли, как и весь белорусский народ, который на глазах обретает национальное самосознание. Светлана Алексиевич недавно сказала: "Меня не перестает удивлять мой народ. Восхищаюсь". А вы как оцениваете этот процесс?

– Колоссальный. Мне очень жаль, что я сейчас не там. Потому что когда мне рассказывают, какие эмоции витают во время этих демонстраций, – люди не идут туда с жестокостью, они выдвигают свои требования [к Лукашенко] – "Уходи", но они идут с любовью. Они счастливы, что преодолели свой страх, они счастливы находиться там. Нет злости, нет ненависти. Они понимают, что будет тяжелая борьба, но они счастливы, что почувствовали себя единым народом, почувствовали себя нацией. У нас была какая-то разрозненность, мы жили каждый в своей ячейке. Да, большинство было аполитично. Вспомните прошлые выборы: что мне туда ходить – все равно ничего не поменяется. А сейчас каждый понимает, что от него зависит очень многое. Поворот в сознании людей. Творится история.

Акция протеста в центре Минска

–​ Вы говорите, что белорусский народ проснулся. Что его разбудило? Шок от избиения граждан силовиками, гибель людей, пытки, десятки пропавших?

– Революция в сознании произошла не после 9 августа, она формировалась больше года, может быть и раньше, просто это не было очевидным. Все началось давно, я считаю, что с Сергея Тихановского, потом пришел ковид, который показал, что наше правительство, наши чиновники не уважают своих людей, не заботятся о них. Это все не произошло в один день. Накопилось. И то, что случилось 9 августа после выборов, – люди вышли с мирной демонстрацией против фальсификации выборов – во что это переросло? Это подтолкнуло даже тех людей, которые и не думали в этом всем участвовать. [То, что] они увидели, – последняя капля была.

–​ Избиения?

– Да. То, что случилось, оно не поддается описанию просто словом "жестоко". Как можно было так обращаться со своим народом? Синие люди, эти фотографии – избитые, синие люди. То, что они рассказывали, – я находилась просто в шоковом состоянии. У людей накопилось. Может быть, это не приняло бы сейчас такие масштабы, уже никто не узнает. Но, к сожалению, власть совершила преступление, которое не сотрется уже из памяти.

–​ Белорусы говорят, что своими действиями последних месяцев Лукашенко обнулил все свои достижения и заслуги за 25 лет перед страной. Люди удивляются: неужели ему неважно, каким он останется в памяти сограждан?

– Важно ему или не важно, каким он останется в истории, я сказать не могу. Но было бы очень достойно остаться просто первым президентом, который долго правил и ушел в отставку по желанию людей, и не превращать свой уход в кровавые побоища, не вызывать ненависть своих людей.

–​ Это сейчас возможно, он не прошел эту точку невозврата?

– Нет, простить, наверное, никто не простит. Но белорусы не злопамятные. Если, мне кажется, сейчас уйти достойно, то возможно, это будет очень большим смягчающим обстоятельством для его судьбы. Хотелось бы, чтобы все это закончилось красиво, не хочется в пучину окунаться.

–​ Сегодня президент Владимир Путин в интервью российскому телевидению сказал, что нет необходимости –​ пока –​ для ввода российских сил в Белоруссию, но что в России создан резерв сотрудников правоохранительных органов для помощи. По мнению Путина, союзный договор с Беларусью даёт России возможность помогать соседней стране для обеспечения стабильности. То есть такой возможности Путин не исключил. Как вам кажется, это послание кому?

– Я не думаю, что Владимир Путин мог бы сказать слова, которые ничего не значат. Но мы понимаем, что поводов для ввода какой-то "помощи", ОМОНа или кого-то еще не будет. Потому что у нас сугубо мирные протесты, никто из белорусских людей не хочет силового решения вопроса. Мы понимаем, что могут быть такие тайные провокации со стороны властей, чтобы дать толчок, чтобы люди разозлились, какую-то силу начали применять. Но это все провокации, белорусы не хотят никаких силовых методов. Поэтому причин для помощи в виде каких-то силовых структур со стороны России вообще нет. Это наша внутренняя проблема, внутренний вопрос, который белорусы должны решать с белорусским правительством.

Бойцы ОМОНа блокируют вход в церковь св. Симеона и св. Елены ("Красный костел") в центре Минска, 26 августа

–​ Один из белорусских дипломатов, который сам ушел со своего поста, сказал, что, по его мнению, заставить Лукашенко уйти могут единственно те, кто его привел на этот пост ,–​ это рабочие больших предприятий, рабочий класс, хребет промышленности белорусской, крестьянство, то есть люди из народа, не силовики. И сейчас мы видим стачкомы.

– Да. Они и составляют, трудовые люди, костяк нашего общества. То, что они не смогли смириться с этим беспределом, с тем, что творится, и вышли на забастовки, – это говорит о многом, что это уже предел терпения. Я тоже думаю, что только длительные забастовки – не хотелось бы, конечно, чтобы они были длительные, потому что все-таки это по экономике удар, – таким образом можно заставить Лукашенко уйти.

–​ У вас двое маленьких детей, сын школьного возраста. Как ваш сын начнет учебный год, пока вы в Литве? И в сентябре у вас день рождения. Как бы вы хотели его встретить?

– Учебный процесс важен. Так как в Минск я вернуться не смогу, мы будем организовывать учебный процесс здесь. Ко дню рождения очень надеюсь вернуться в Беларусь – это был бы самый большой подарок. Но если это не удастся, то в кругу друзей. К сожалению, мужа нет рядом. Но может, что-то изменится.

Интервью со Светланой Тихановской проходило в Вильнюсе, в 50 км от только что построенной Белорусской атомной станции. Литва с самого начала была не в восторге от близкого соседства своей столицы со столь опасным объектом, к которому у нее были и технические претензии. Как и другие страны Балтии, Литва объявила, что не будет покупать производимую на нем энергию. Если число стран, которые поступят так же, увеличится, белорусская экономика потерпит миллионные убытки.

Позиция Тихановской по этому изначально крайне закрытому российскому проекту, поссорившему Минск и Вильнюс, такова: станцию если и стоило возводить, то только после всестороннего обсуждения всех вопросов с собственными гражданами и с соседями. А теперь, когда станция построена, но ядерный процесс там не запущен, отношение к этому объекту, считает она, могли бы выразить кандидаты в президенты на новых выборах, в числе многих других, еще более насущных проблем, которые предстоит решать Беларуси. Главное – добиться проведения таких выборов, полагает Светлана Тихановская.