«Бахчисарай всегда живой». Интервью с Ахтемом Чийгозом

В чем уникальность Бахчисарая? Как соприкасаются старые и новые районы Бахчисарая? Как крымские татары боролись за сохранение исторического наследия своего народа?

Об этом в эфире Радио Крым.Реалии говорили с заместителем председателя Меджлиса крымскотатарского народа Ахтемом Чийгозом.

– Вам действительно часто снился Бахчисарай, когда вы находились в заключении в Крыму?

– Да. Каждую ночь видел во сне, как я, в черном костюме и белой рубашке, шел по своему любимому городу. Уверенным шагом шел в старый город. И, главное, я видел людей. В условиях, в которых я тогда находился, понятие сна слишком условное: постоянные неожиданные обыски. Тот сон – будто я оказывался в другой реальности. Я понимал, что меня не оставят в Крыму, но очень надеялся, что мне дадут хотя бы несколько дней, чтобы пройти по этим улицам. У меня вся прошлая жизнь осталась там.

– Складывается впечатление, что город как бы оберегал вас в самые трудные дни, придавал вам силы.

– Знаете, мои предки – южнобережные. В 1989 году мы оказались в Бахчисарайском районе, и сразу начали с акций протеста, нам с соотечественниками не давали прописку, возможности строить дома. И в старом городе, в Бахчисарае, я впервые почувствовал: вот наше прошлое, вот кто я. Когда я шел по этим улочкам, смотрел на сохранившиеся старинные каменные дома, когда увидел Хан Сарай, я почувствовал наше великое прошлое. Испытал гордость. Как будто я понял, кто я такой. Почувствовал себя, наконец, на родине. Двадцать пять лет прошли в борьбе за сохранение исторических памятников, в борьбе за свое место, как крымского татарина, в этом символичном городе и вообще в Крыму. Но эта борьба меня вдохновляла, люди, живущие там, вдохновляли. Я от них силы черпал.

– Вы говорите о Хан Сарае, словно он – стержень…

– Это символ. Знаете, нас всегда пытались представить пришлыми откуда-то. И вот в Бахчисарае, в Хан Сарае, ты ощущаешь себя как нацию. У нас было великое государство. Я говорил так: «У нас когда-то все закончилось в Бахчисарае, и мы возродимся с Бахчисарая». Для меня Бахчисарай был символом возрождения, символом ощущения того, кто мы, крымские татары.

– Расскажите о ваших самых любимых уголках в Бахчисарае.

– Есть такое уникальное место Ашлама-сарай. Там была особая аура. Когда находилось время, мы собирались под скалами. Эти величественные места давали успокоение. О Бахчисарае можно говорить долго, это и Мерьем-дере, Зынджырлы медресе, Эски Юрт...

Очень часто вспоминаю, как мы освобождали территорию Азизлер… Помню, как мы там больше месяца пробыли на акции. Там и ночевали. Однажды утром я проснулся и рассказал ребятам, что видел сон. Будто там, на исторических захоронениях, люди тянут руки из-под земли,с молитвами. И знаете, мы освободили Азизлер, несмотря на серьезное противодействие.

Апрельские этюды: Бахчисарай (фотогалерея)

– Вы родились в Узбекистане, куда ваша семья попала после депортации. Расскажите о вашем возвращении в Крым. Какие чувства вы тогда испытывали?

С конца 60-х годов, после снятия запрета на посещение Крыма, мой отец старался нас регулярно возить в Крым.Когда мы слушали рассказы наших бабушек и дедушек о Крыме, нам представлялась какая-то сказка: красивое море, горы… И когда в возрасте 9-10 лет впервые приехал в Крым, в Буюк Ламбат (село Малый Маяк – КР) под Алуштой, я эту сказку увидел воочию. Эти красивые леса, горы, теплое море… Мы даже ночевали в доме, который когда-то принадлежал семье моего отца.

Мой отец весь год копил деньги, чтобы поехать в Крым. Наша семья жила только одним: как переехать, однако отцу не дали такую возможность. В 1979 году мы предприняли попытку выехать: отец, мать, четверо детей. Но отцу дали 24 часа на то, чтобы покинуть территорию Крыма, и мы осели на Кубани, в Крымске. К тому времени в Краснодарском крае жили порядка 20-ти тысяч крымских татар, которые таким образом пытались поселиться ближе к Крыму.

В 1986-1989 году активность борьбы за возвращение на родину была очень высока. Нас преследовали милиция, КГБ. Мы встречали друг друга на дорогах, по номерам (машин – КР) узнавали. Вопреки всему мы начинали строить. Не было каких-то сомнений, опасений. Мы были молоды, энергичны, и знали, чего хотим. В 1989 году я, наконец, приехал на родину и сказал: «Теперь я дома».

– Расскажите о вашем доме в Бахчисарае.

Этот дом я строил своими руками. Я мечту строил. Это был не первый мой дом, но я строил его таким, каким я видел свой дом в Крыму. Там каждый камень, каждое дерево... Я все деревья сам сажал, виноград сам посадил, я получал большое удовольствие от этого. Там есть «зимний дворик», где растут голубые ели, есть дикий можжевельник. В саду растет черешня, груши, яблоки, кизил, абрикосы и крымская слива. Крым – это мой дом, все – в этом выражении. Другого места я не вижу, мы обязательно поедем домой.

Вечером мы с женой возвращались домой, брали лепешку, я срезал ножницами несколько кистей белого винограда, мы садились на деревянной веранде и пили кофе. По утрам нас будил щебет птиц. Вот это и было понимание нашего дома, нашего счастья.

Древний Бахчисарай: Летний Ханский дворец (видео)

– Фактически было два Бахчисарая – старый и новый. И казалось, что они почти не пересекались. Что вы думаете об этом?

– В конце 80-х, начале 90-х годов, когда мы стали массово возвращаться, нам отказывали в нормальном получении земли, и после многих месяцев акций протеста, нам определили, как это сейчас называют, седьмой и шестой микрорайоны. Шестой микрорайон называли «зоной отчуждения», «Север»: там всегда холодно, большие ветра, много десятилетий там находилась свалка, мы закрыли ее незадолго до оккупации в 2013 году. Седьмой микрорайон был при въезде в город. А между микрорайонами внизу, в ущелье, находится старая часть Бахчисарая. А «новый город» строился уже в советское время. Об архитектуре, как и во многих других местах, власти не думали. Но мы с 90-х годов мечтали и добились туристического развития старой части города.

Наверное, в Украине не было людей, которые не хотели приехать и пройти по старому Бахчисараю. В 2000-х годах появились крымскотатарские кафе, хотя власти очень препятствовали этому. А мы на ярусах из частных домиков пытались сделать привлекательные кафе, возродить национальную культуру, кухню. Спиртное у нас практически нигде в кафе не продавалось. Старый город, о котором мы мечтали, жил круглосуточно, он был всегда живой, а «новый город» стал спальным районом. Мы все сконцентрировали на нашем историческом прошлом.

– Давайте поговорим о протестах крымских татар в Бахчисарае: события 2006 года, когда на месте крымскотатарского кладбища «Азизлер» сделали рынок, акции 2010 года, когда монастырь хотел построить экскурсионный киоск на земле общего пользования, а через два года вы выступили против нелегальных парковок.

– Я всегда говорил, что в эти 25 лет борьбы отдыхать времени не было. Но мы боролись за исторические места, и эта справедливость придавала сил. Народ очень поддерживал и меня, и команду. Весь Крым поддерживал, потому что мы в Бахчисарае сконцентрировали борьбу вокруг исторических мест. И там мы схлестнулись с пророссийскими силами. Так называемый монастырь вообще являлся российской «пятой колонной», время это показало. Но мы всегда побеждали, потому что справедливость была на нашей стороне, и украинские высокие чиновники нас поддерживали.

– В те годы, наверное, впервые в Крыму применили практику, когда людей специально привозили для силового участия в подобных конфликтах. Тогда вы могли подумать, к чему это может привести?

– Мы всегда с этим опасением жили. Не скажу, что у нас страх был, потому что мы всегда решительные были к такому отпору. Но мы всегда видели в акциях чужих людей из Севастополя, с российской черноморской базы. Мы детально рассказывали СБУшникам, кто приезжал. Но СБУ уже тогда было не заинтересовано, они работали совместно с этими силами. Угрозой для всех выставляли крымскотатарский фактор. Я сейчас это говорю не от обиды или злости, а чтобы мы больше этого не повторяли.

Текстовая версия программы подготовлена при участии Юлии Щетиной в рамках Программы межредакционных обменов при поддержке Национального фонда в поддержку демократии NED