«Есть темы, которые вообще закрыты для крымских СМИ»: Валентина Самар о журналистских расследованиях для Крыма

Почему украинские журналисты-расследователи вынуждены были покинуть Крым в 2014 году? Какие действия украинских и российских властей становятся темами их материалов? Как журналистам удается вскрывать нарушения санкций и военные преступления, не находясь на территории Крыма? На эти и другие темы в эфире Радио Крым.Реалии ведущий Сергей Мокрушин беседует с руководителем Центра журналистских расследований из Крыма Валентиной Самар.

– ЦЖР – это уникальное для Крыма издание, которое до 2014 года находилось на полуострове и специализировалось на расследованиях – специфическом жанре. Почему стало невозможно работать дальше?

– Мы пытались работать до последнего – до 1 августа 2014 года мы продолжали выходить в эфир, называя вещи своими именами, предоставляя все точки зрения, проводили расследования, которые транслировались на национальных каналах. Мы тогда начинали первые расследования похищений людей, незаконных арестов, задержаний людей, например, «группы Олега Сенцова», исчезновения Тимура Шаймарданова. Тогда только начинались политические процессы, закончившиеся в 2019 году освобождением этих узников. Мы приспосабливались к условиям по мере того, как исчезали возможности. В марте были захвачены вышки Черноморской телерадиокомпании, где транслировались наши программы, там стали выходить российские каналы. Мы продолжали работать на спутнике и в кабельных сетях. В здание Дома профсоюзов, которое не было государственным, в мае вломились люди в форме без опознавательных знаков. Мы проходили на работу через строй «самообороны» Крыма – они с нами здоровались, а потом залетали с оружием к нам в студию с криками: «Здесь подпольная телестудия!» – на что я угрожала им позвонить в ФСБ. Это было трудно. Уже 1 августа нам пришлось переселиться в здание Черноморской телерадиокомпании, которое было вслед за этим разгромлено ФСБ. Вывезли все оборудование вместе с нашим, которое они не имели права забирать ни по какому законодательству – это было арендованное помещение. Пришлось перебираться в Киев – после того, как стало понятно, что преследования будут более серьезными, после избиений журналистов. В сентябре-октябре мы уже развернули киевскую редакцию и продолжили заниматься теми же темами: коррупция в Крыму, плюс военные преступления на оккупированной территории, а также коррупция в Украине, связанная с оккупированными территориями.

– В Крыму вы поддерживали сеть площадок под общим названием «Информационный пресс-центр», где различные местные активисты могли проводить пресс-конференции, вы проводили мастер-классы для региональных журналистов. В Киеве не удалось продолжить эту работу?

– Здесь было много таких площадок. С 2014 года развернул сеть по всей стране Кризисный медиа-центр. Здесь было очень много таких площадок, на которых можно проводить мероприятия, но их мало на юге Украины, на приграничье с Крымом. Мы начали работать в Херсонской области, которая, как мы думали, будет таким хабом для крымчан-переселенцев и тех, кто будет ездить по своим делам. Но Крым в итоге расселился по всей Украине, и не было смысла искать какие-то «колонии крымчан». Но приграничье требует внимания не только с точки зрения развития каких-то центров – там требуется развитие локальных СМИ. Мы проводили мониторинг в шести районах, которые граничат с Крымом и увидели, что там нет локальных СМИ – они умирают, либо нет журналистов. Нет ни одной местной радиостанции, местного телеканала, и мы решили, что должны там работать, тем более для того чтобы Херсонская область была еще информационно защищенной, чтобы крымчане, приезжая туда, видели изменения к лучшему. Нужно рассказывать о реформах, рассказывать людям про их права, о коррупции. И мы стали проводить такие же расследования, как в Крыму: например, открыли хозяев пляжей Арабатской стрелки. Учим делать то же самое журналистов в Херсонской области. Открыли два медиа-центра в Херсоне и в Геническе, где работают журналисты, которые не только издают сайты, но и производят мультимедийный контент – новости, сюжеты, стримы, трансляции. Туда может прийти любой человек, рассказать о своей проблеме, обратиться к обществу, к власти, покритиковать власть. В итоге вырабатывается очень много контента: тысячи единиц в месяц.

– Местные журналисты проводят расследования с вашей помощью?

– Да, мы проводим и тренинги, и расследования. Например, редактор «Радио Куреш» Рустам Авдеев уже сделал три или четыре серьезных расследования: по контрабанде российских нефтепродуктов, по агентам «русского мира» – кто и как продвигает его в Херсоне. Такие расследования имеют правовые последствия, открываются уголовные производства, а когда они не открываются, то наши коллеги и партнеры из Bihus.info – адвокаты, юристы – работают в судах, для того чтобы застройка той же стометровой санитарной зоны на Арабатской стрелке была прекращена.

– Что происходит в Херсонской области в плане открытости власти и свободы слова?

– Свободы у нас ровно столько, сколько мы себе взяли в рамках закона. У каждого журналиста свободы ровно столько, насколько он профессионален, ответственен, насколько он понимает свою социальную функцию перед аудиторией. Свобода слова и свобода прессы – все-таки разные вещи, поэтому очень многие журналисты, которые достигли определенного уровня собственной свободы, профессионализма, просто уходят из локальных СМИ – Киев, Львов, другие города, где существуют независимые СМИ. Либо работают стрингерами, фрилансерами, находясь в Херсоне. Очень большая проблема Херсонской области – этот регион бедный на СМИ. Зарегистрирована тысяча, но область большая и малонаселенная. Маленькие городки с сезонным фактором. Это означает, что прокуроры, судьи, депутаты, члены их семей уже настолько переплелись, что проблему этого спрута нужно решать хирургически – иначе не получится. Там большой кадровый голод, большая зависимость бизнеса от власти и власти от бизнеса, большая земельная, курортная коррупция. В последние годы города, получившие большой поток курортников вместо Крыма, развиваются точно так же, как он: это хаотичная застройка, отсутствие стратегии развития, борьбы с коррупцией. Большая тенизация курортного туристического бизнеса, плохие дороги – все то, что крымчанам известно, но известно, как это все решать. Мы видим очень хорошие образцы этих решений. Например, пришел новый глава Генической районной администрации и занялся тем, что было на виду: нелегальные перевозки, коррупция на дорогах, нечеловеческие поборы с людей, которым нужно добраться от Новоалексеевки до Чонгара. Открываем автостанции и запускаем легальные маршруты – вот и все. Так вот, откуда СМИ брать деньги при такой тенизации? Рекламного рынка не существует, а если он есть, то «джинсовый»: материалы без маркировки, за которые платят черным налом с теневого бизнеса. Между тем роль СМИ очень важна в период децентрализации и земельной реформы. Я очень надеюсь, что это будет толчком к созданию локальных СМИ.

– Какие свои крымские расследования на протяжении этих пяти лет вы можете выделить?

– Есть три флагманских направления, каждый день мы за ними следим. Первая тема – права человека. Мы открывали имена людей, которые причастны к их нарушениям в Крыму. Сейчас в Украине и в Евросоюзе речь идет об аналогии закону Магнитского, когда люди будут подвергаться санкциям и преследованию за нарушения прав человека на украинских оккупированных территория. Это необходимо, потому что Крым с 2014 года остается абсолютно неправовой территорией, где не работают законы Российской Федерации. В Москве можно выйти с украинским флагом, требуя освобождения украинских политзаключенных, а в Крыму за это могут очень сильно избить и бросить на многие годы за решетку. Много случаев, когда люди исчезали. Второй вопрос – деоккупация Крыма, которая включает в себя все усилия государства, его деятельность и бездеятельность. Это законодательная база – тот же закон «О свободной экономической зоне «Крым», который подрывает западные санкции и кормит украинскую коррупцию на оккупированной территории. Сюда мы включаем и приказ Национального банка №699, который укрепляет статус нерезидентов и дискриминирует крымчан в банковских услугах, и порядок пересечения админграницы. Мы за этим следим и буквально толкаем этот вагон, чтобы крымчане были восстановлены в правах, чтобы они имели те же права, что и другие граждане Украины. Наконец, коррупция. Мы сделали много расследований, которые касаются бизнеса олигархов на оккупированной территории. Он очень сильно влияет на политику Украины.

– Например, Дмитрий Фирташ, чей «Крымский титан» продолжает работать на Севере Крыма?

– Да, но не только. Санкции Евросоюза, США и Украины запрещен вывоз товаров из Крыма, закрыты порты и аэропорты. Любое нарушение этого режима должно влечь за собой наказание. Но украинское законодательство не учитывает это, у нас нет таких положений, как на Западе. Наша задача – говорить об этом законодателям, избирателям. Мы проделали очень большую работу, сравнив украинские и американские санкции и показав, насколько украинская санкционная политика неадекватна. Мы должны быть первыми в дипломатических и экономических способах деоккупации Крыма. Если мы не будем освобождать полуостров вооруженным путем, давайте работать над этим инструментарием. А мы очень громко кричали, требовали от Запада усилить санкции, и при этом наш закон о санкциях – просто профанация. Мы понимаем, почему так получилось – интересы крупного олигархического бизнеса превалировали над государственными. Это не шизофрения в головах законодателей. До 2015 года мы гнали туда фуры с едой, был контракт о поставке электричества по цене дешевле внутренней, продолжали железнодорожное движение, поставки сырья для завода Фирташа. Мы закрыли порты, и в это же самое время портовый бизнес Рината Ахметова в доковой бухте Севастополя продолжал процветать. Мы призывали Запад вводить санкции за поставки товаров из Крыма, а стивидорная компания «Авлита» продолжала отваливать зерно на другие подсанкционные территории – Северный Кипр, Сирия и так далее. Там был еще огромный бизнес Юрия Косюка – первый заместитель главы Администрации президента Украины, который одним из первых перерегистрировал свои аграрные активы по российскому законодательству и перешел на рубли. То есть эти ребята порешали все свои проблемы, хотя россияне у них отжали и перекупили активы. С нового года, насколько я знаю, начнутся новые попытки отменить этот закон «О свободной экономической зоне «Крым», потому что предыдущие были заблокированы.

– Сейчас в Крыму осваивают российские деньги. Это интересно Центру журналистских расследований?

– Да, мы видим, как страдает Россия от «распилов» в Крыму. Мы делали много расследований, но нам это интересно в первую очередь с точки зрения нарушения санкций. Мы пишем о том, как прячутся западные компании в Крыму, как нарушают санкции судовладельцы. Нам интересен бизнес, способствовавший оккупации Крыма – например, это компания «Анрусстранс» Александра Анненкова. Он имеет активы в других странах, его теплоходы ходят в порты стран Евросоюза. Его гражданскими паромами перебрасывалась военная техника, переодетые люди, и это военные преступления. Они должны получить не только медали «За возвращение Крыма», но и санкции. Крым – это очень токсичная территория. Те, кто там работает и попал под санкции, тоже токсичны. Любое соприкосновение с таким бизнесом грозит наказанием. К сожалению, в украинском законодательстве этого нет. Мы работаем над тем, чтобы в 2020 году появился наконец закон о санкциях, и политическая воля к этому есть. До сих пор экспертные центры подменяли собой государственную политику – тот же BlackSeaNews ведет реестр авиакомпаний и судов, которые нарушили режим закрытых портов и аэропортов. Это общественная организация с единственной неофициальной базой данных. Должен быть государственные реестр и в этой сфере, и по лицам, находящимся под санкциями, и по имуществу и активам, которые никто не имеет права продавать и покупать, использовать и перестраивать без разрешения Украины. Это касается в том числе памятников истории и культуры. Таких реестров нет, потому что украинское правительство плохо работает, этого нет в международной повестке дня.

– Вы также установили многих лиц, которые были причастны к захвату Крыма Россией в 2014 году, особенно непубличных героев. Какие наиболее показательные истории вы выявили? И как получается устанавливать личности без фактического доступа к полуострову?

– Техника уже так далеко зашла, что можно заниматься этим, находясь в любой точке земного шара. У всех на слуху Bellingcat, которая добывает информацию из открытых источников от Даркнета до карт до соцсетей. Спутниковые снимки помогают привязаться к местности и установить, где сделана фотография, откуда приехала та или иная техника. Все следили за этими расследованиями, которые официальные следствия тоже использовали. Это нормальная мировая практика сегодня. Таким образом даже можно больше найти: когды ты работаешь на месте, то главный твой источник информации – люди. Ты будешь пытаться достать документы, но их можно достать и так. Больше документов по экономике Крыма я нахожу в различных официальных российских базах данных. Это просто такая технология проведения расследований. Что касается военных преступников, мы ищем все, что может быть доказательством. Так, 2019 год мы начали с трех серий «Шуцманов Путина». Мы называем так «самообороновцев» и казачков в Крыму – по аналогии с тем, как во Вторую мировую войну Третий Рейх использовал в завоеванных странах вспомогательную полицию из местных коллаборантов. У нас были шуцманы севастопольские, крымские и казачки: мы отследили их от первых прибытий в Крым, еще до захвата административных зданий, мы установили, когда начали создаваться эти формирования. Мы раскрыли большую проблему в истории оккупации Крыма, который никогда нигде не проговаривался. Мы показали создание первых отрядов «самообороны» Севастополя еще в январе месяце, выяснили, что их попечителем был человек, который вообще никогда не звучал – Михаил Чалый, брат Алексея Чалого. Когда уже отшумела попытка аннексии и люди стали делиться воспоминаниям, они нарассказывали очень много. Последнее расследование в ноябре 2019 года мы сделали по «Автоканалу Севастополя», благодаря задержанию Игоря Кучерявого на материковой Украине. Мы увидели, что пропустили целый пласт в «самообороне» Севастополя, который обеспечивал их связью и координацией.

– Существует ли сейчас в Крыму расследовательская журналистика?

– Критерии тут такие: это просто очень качественная журналистика, которая предполагает использование большого количества источников информации, это должна быть оригинальная работа журналиста и общественно значимая тема. Расследователь должен рассказать то, что еще никто не рассказал, либо это скрывается. Под эти критерии подпадают отдельные публикации в издании «Примечания» – мы используем их как источник информации. Это издание придерживается стандартов, но есть темы вообще закрытые для крымских СМИ. Это нарушения прав человека, преследования инакомыслящих, существование политических заключенных. Могут идти очень резонансные судебные процессы в Крыму, информацию о которых берут мировые СМИ, но о которых молчат крымские. Это показатель того, как работает журналистика в Крыму.

– Над чем Центр журналистских расследований будет работать в 2020 году?

– Про основные темы я уже сказала, они не меняются. Мы будем развивать наши медиа-центры в Херсонской области. Они уже начинают институционально вырастать до того, чтобы стать независимыми локальными СМИ, центрами расследовательской журналистики, задающими планку на местном уровне. Это моя личная амбиция. Вторая задача на 2020 год – дожать вопросы по «Свободной экономической зоне «Крым», по вопросу санкций, но не только. Вообще, нужна полная перезагрузка санкционной политики Украины, создание государственного реестра подсанкционных лиц и активов, внесение в Уголовный кодекс статьи о нарушении санкций. Надо сформировать единый орган, который бы занимался мониторингом и контролем над санкционной политикой. Конечно же, мы не хотим, чтобы коррупция в Украине стояла на дороге украинских реформ и мешала деоккупации Крым и Донбасса.

(Текст подготовил Владислав Ленцев)