«Это не романтика»: Тарас Ибрагимов – о работе журналиста в Крыму

Украинский журналист Тарас Ибрагимов регулярно освещает судебные процессы над крымскотатарскими активистами, обыски и аресты, которые российские силовики проводят в аннексированном Крыму. В каких условиях приходятся работать украинским журналистам на аннексированном полуострове? Как проходят резонансные задержания и суды? И почему важна работа гражданских журналистов в Крыму? В эфире ток-шоу Радио Крым.Реалии ведущая Катерина Некречая обсуждает эти вопросы с Тарасом Ибрагимовым.

​– Тарас, ты впервые приехал в Крым в 2015 году, и с тех пор периодически ездишь туда в командировки для освещения разных событий. Не подсчитывал, сколько времени проводишь на полуострове?

– В Фейсбуке есть функция, когда тебе он что-то напоминает. И вот у меня что ни воспоминание – воспоминание из Крыма. Когда я бываю там на 18 мая (День памяти жертв депортации крымскотатарского народа из Крыма – КР), на траурных мероприятиях, посвященных депортации крымских татар – это тяжелая дата, всегда много людей, интересно наблюдать. И каждый год мне Фейсбук напоминает, что я в этот день был в прошлом, позапрошлом году. У меня складывается ощущение, что я больше времени провожу в Крыму, чем в Киеве. Объективно, наверное, пополам: месяц здесь, месяц – там. Последняя моя командировка длилась с середины мая до 1 июля.

– Как происходит выбор конкретных тем в такой командировке?

– Во-первых, я слежу за судебными процессами, есть графики судебных заседаний. Сложность в том, что большинство событий в Крыму – а я все-таки новостной корреспондент – непрогнозируемо. Я не могу угадать, задержат сегодня кого-то или нет, появится ли какое-то новое уголовное дело. Больше месяца уже тяжеловато находиться там. Устаешь морально от той повестки, хочется передохнуть… Например, в последнюю поездку наиболее запоминающимся форс-мажором было задержание Лутфие Зудиевой и Мумине Салиевой. Я в тот момент находился под Верховным судом, отписывал судебную новость, и в этот момент пошли сообщения о задержании. И ты уже в зависимости от ситуации подстраиваешься, куда тебе нужно ехать, что тебе нужно делать: вести стрим, писать новости, делать фотографии. Все это в режиме реального времени – находишь быстро машину, садишься и приезжаешь на место. На самом деле, это не романтика, это рутина, от которой очень сильно устаешь. Бывают дни, когда не знаешь, в каком городе ты окажешься. Вроде бы ты планировал одно, а в итоге ты занимаешься задержанием активистов.

– 30 мая российские силовики задержали двоих крымскотатарских активисток: правозащитницу и гражданскую журналистку Лутфие Зудиеву, а также жену фигуранта бахчисарайского «дела Хизб ут-Тахрир», координатора инициативы «Крымское детство» Мумине Салиеву. Позднее их отпустили, открыв административные дела по статье 20.3 Кодекса административных правонарушений России – демонстрация запрещенной символики. Суд закончился штрафами для обеих активисток. Это то, что мы знаем из новостных сводок, а как ситуация выглядела изнутри?

– Всегда в первые минуты задержаний главный вопрос: будет это административное преследование или уголовное? В данном случае статьи были административными. Активисток доставили в Центр «Э», ознакомили с материалами дела, не пустили адвокатов. Собралось огромное количество людей. Сработало несколько факторов: и потому что это женщины, а в среде мусульман преследование женщин воспринимается мужчинами особенно остро, как некое оскорбление, и потому что они на слуху. Лутфие занимается «Крымской солидарностью» – тем ресурсом, который на Фейсбуке постоянно отслеживает новости по судам. Мумине занимается проектом, который заботится о детях политзаключенных, и они постоянно в медийном поле. Их отпустили, назначив судебное заседание на утро следующего дня, но в итоге из Киевского суда (подконтрольный России Киевский райсуд Симферополя – КР) я ушел в начале первого ночи. То есть, целый день длились судебные заседания, а это месяц рамадан, и крымские татары, которые там собрались, держали пост – до заката нельзя пить и есть, а была достаточно жаркая погода. Тем не менее, под судом было порядка 500 человек или больше. Обычно собирается 50-100 человек. Конечно, интересно было это наблюдать: люди сидят на траве, разложили какие-то коврики, ждут решения суда, кто-то уже спал ближе к ночи. После заката организовали еду. Если резюмировать, то несмотря на то, что это было административное преследование, по практике, которую мы наблюдаем в последние годы, это может стать началом уголовного преследования. Это первая ступенька. Многие активисты, который сейчас сидят в тюрьме по террористическим статьям, вначале нередко против них возбуждали административные дела по похожим статьям.

– Насколько я помню, для оплаты штрафов активисткам уже традиционно собрали 1000 и 2000 рублей из 10-рублевых монет.

– Собрали буквально в считаные минуты, как только стало известно решение суда. Я наблюдал эту картину: активисты прошлись и буквально за две минуты собрали штраф. Очень забавно, когда столько монет приносят, я бы назвал это троллингом. В 2017-2018 годах было очень много административных дел, и назначались штрафы, в том числе за одиночные пикеты. Собираются ведрами эти монеты и приносятся в банк. Сотрудникам банка приходится сидеть и считать их. Один раз даже поломалась машина, которая считает эти копейки. И Лутфие, и Мумине понимают, что однажды против них могут появиться какие-то террористические статьи – за участие в «Хизб ут-Тахрир» или за «пропаганду терроризма», и они окажутся за решеткой. Но эти женщины не будут сдавать назад, их это не напугало. Они продолжают работать, просто уже с конкретным пониманием того, что это может закончиться уголовным делом.

– Ты освещал процесс над крымскотатарским гражданским журналистом, блогером Нариманом Мемедеминовым, который сейчас находится в спецблоке СИЗО-1 российского Ростова-на-Дону. Российские силовики предъявили ему обвинение по части 2 статьи 205-й Уголовного кодекса России – «Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, совершенные с использованием сети Интернет». Почему на самом деле пришли к Нариману?

– Я с Нариманом был знаком до ареста. Это такой интеллигентный человек в очках, очень вежливый. Когда мы с ним пересекались под судами или проводили рабочие встречи, он постоянно интересовался журналистикой, спрашивал, как писать новости, как более правильно вести трансляции, просто технические вопросы. Он пытался делать свою работу лучше. Мы привыкли называть это гражданской журналистикой, но для меня он журналист-самоучка, журналист по призванию. Нариман – один из первых, кто начинал стрим-трансляции из-под судов, в том числе по «делам Хизб ут-Тахрир».

Еще не было «Крымской солидарности» – он был одним из первых, кто запустил, у кого возникла идея создать это сообщество в Фейсбуке, которое освещало бы эти процессы. В «Крымской солидарности» он отвечал за медийную составляющую – новости писал, проводил трансляции. По факту это та работа, за которую его и преследуют. Если же говорить по материалу уголовного дела, то вменяют ему два ролика на Ютубе, которые он сделал еще до 2014 года. В них есть символика «Хизб ут-Тахрир», и российское следствие усмотрело в этом пропаганду терроризма. Сам Нариман на первом заседании по существу, которое состоялось неделю назад в Ростове (в Северо-Кавказског окружном военном суде российского Ростова-на-Дону – КР), выступил с заявлением, что считает уголовное преследование политически мотивированным, что преследуют его за ту работу, о которой я рассказал. К сожалению, это не первый случай – например, Ремзи Бекиров. Важно понимать, что эти люди без редакций, специального образования, пресс-карт, не всегда работающие по стандартам, делают журналистскую работу в Крыму, просто потому что никто другой не может ее делать каждый день.

(Текст подготовил Владислав Ленцев)