Последняя битва за Москву. Крымский поход 1591 года. Часть 4

Специально для Крым.Реалии

Международная обстановка в 1591 году сложилась так, что противоречия между Крымом и Московией могли еще долго балансировать на грани войны, так эту грань и не перейдя. Но отравление «астраханского сидельца» Мурада не оставило его дяде и хану Гази II выбора – он должен был отомстить.

«Царевы люди заперты»

23 декабря 1590 года Иван Бибиков прибыл в Бахчисарай. На подъезде к городу люди калги Фетха напали на обоз и «покрали» часть поминок, но серьезного урона не нанесли. 26 декабря московского гонца принял Гази II. Аудиенция состоялась в неформальной обстановке – на обеде в саду, причем хан, вопреки обычаю, в ответ на переданный «царский поклон» не встал и «о здоровье государя не спросил».

Бибиков передал грамоту от Бориса Годунова. В ней тот, подробно изложив историю крымско-московских сношений, возложил ответственность за срыв посольского размена на Бахчисарай, следствием чего стало задержание крымского гонца. Бибикову же надлежало исправить ситуацию.

Ханский ответ был более чем симметричным – 9 января 1591 года все поминки у московского гонца были изъяты силой, а сам он на следующий день отправлен под домашний арест в крепость Чуфут-Кале. Формальные претензии к Бибикову заключались в якобы недостаточных поминках, но в действительности, как разъяснил ему один крымец, причина была в том, что «царевы люди заперты у вашего государя».

Впрочем, это еще не был разрыв. 3 января до Москвы добрался крымский гонец Иссей Кипчакский, а через 20 дней он был принят царем Федором Ивановичем. Иссей вновь подтвердил, что Крым готов к обмену «большими послами», что после размена будет подписан договор и, разумеется, что все это должно сопровождаться отпуском Мурада на полуостров.

В составе посольства прибыл и личный ханский эмиссар Лачин Агзи Черкашенин. 25 февраля он был «расспрошен» в Посольской палате и пояснил московитам логику действий Гази II. По словам Лачина, хан стремится сохранить мир с Москвой: «с московским, по свою смерть будучи на своем юрте, учинюсь в миру и никакого человека на украйну московскую не допущу». Летом прошлого года Арсанай Дивеев якобы предлагал хану организовать поход на Московию, но тот не позволил. Более того, несмотря на просьбы шведского короля Юхана III помочь ему в войне, подкрепленные обильными поминками, хан намерен сохранять «дружбу и братство с Москвой».

Что же до отсутствия посольского размена, то Лачин свалил все на козни ханских братьев при султанском дворе. Мол, Мурад III почти принял решение провозгласить ханом Алпа Герая, а калгой – Мубарака, и в ожидании новой смуты Гази II было не до дипломатии.

Наконец, Лачин сообщил, что в Крым из Астрахани прибыл Янтемир – посланник от Мурада. Он передал слова своего господина, что тот не может прибыть на полуостров без согласия Федора, и жалеет, что не повидался с дядей. Ханский эмиссар заявил, что «царь и все крымские люди Мурат-Кирея царевича любят и хотят его в Крым».

Московская реакция была предсказуемой – Иссей был задержан, а в Крым отпущен лишь гонец калги Асан. Его сопровождал московский служилый татарин Бахтияр – он вез инструкции Бибикову. Тому надлежало «говорить ближним царевым людям» о необходимости посольского размена в Ливнах, а если «царь или царевичи похотят идти на государевы украйны» – отговаривать их от этой затеи и предупредить Кремль.

Понимая, что постоянные задержания гонцов рано или поздно обострят обстановку, 20 марта «государь царь и великий князь Федор Иванович всея Руси указал, как ему, государю, своего дела и земского беречь от крымского царя». Гарнизоны на юге в очередной раз были усилены.

Такое состояние «недружбы» могло продолжаться довольно долго. Что бы ни заявляли крымцам московские гонцы и бояре, Кремль не собирался отпускать Мурада из Астрахани – он был слишком ценной фигурой российской восточной политики. Без его возвращения Бахчисарай отказывался подписывать договор с Москвой. Но этого было недостаточно для полномасштабной войны, и даже взаимные задержания гонцов не могли поколебать сложившегося равновесия.

Однако в марте или апреле 1591 года произошло событие, сделавшее столкновение Крыма и Московии неотвратимым – в Астрахани скоропостижно скончался «царевич» Мурад, одна из его жен и племянник-пасынок Кумо (Кумык). И хотя Москва всячески отрицала свою причастность к этому, в Бахчисарае не сомневались – Гераи были отравлены. О деталях этого преступления Крым.Реалии уже писали, повторяться незачем. Самое главное – у Кремля больше не было козыря для шантажа Гази II, и хан сполна воспользовался этим.

Геополитический ромб

Но перед тем, как перейти к описанию подготовки к войне, бросим взгляд на отношения в геополитическом ромбе Крым–Польша–Швеция–Московия. Вопреки распространенному мнению, ни одна из внешних сил не подтолкнула хана к войне – это решение было принято им самостоятельно.

В первой половине 1591 года из Стамбула в Бахчисарай не прибыло ни одного чауша. Более того, как рассказал осенью того же года Ямгурчи, один из ближайших сподвижников Мурада, «писал к Казы-Гирею царю из Царьгорода друг его Ибрагим-ших, чтоб он Казы-Гирей царь однолично объявился царю турскому, тем, чтоб шел войною на государеву землю». То есть султанский двор не инициировал поход – напротив, там требовали ханских объяснений. Многочисленные гонцы Гази II посещали османскую столицу, а единственный стамбульский чауш приехал на полуостров уже после отбытия хана.

Что касается крымско-польских отношений, то еще летом 1590 года в Речь Посполитую поехал гонец Ян Магмет Челеби, после чего «у литовских людей была рада, мириться с крымским или не мириться». Постановили «мириться» и прислали на полуостров гонца Казы Бердея с вопросом об условиях заключения мира. В конце того же года в Польшу-Литву отправилось посольство мурзы Ак Магмета, который огласил условия Бахчисарая: выплата поминок за минувшие шесть лет. В начале 1591 года в Крым повторно прибыл Бердей и доставил Гази II послание от короля Сигизмунда III, в котором тот писал: «чтоб царь пошел на московского, а как царь пойдет на московского, тот ему пришлет казны вдвое». Как станет известно позже, в конце 1591 года в Крым действительно приедет Мартин Броневский с королевскими дарами, но случится это уже после войны с Московией.

Не менее интересны в этом контексте и московско-польские переговоры октября 1590-го – января 1591 года. Кремль обвинил польских послов в том, что их страна раскрыла хану тайные московские предложения о совместной борьбе против Крыма, притом, что сама Москва отказалась выступить вместе с Бахчисараем против Речи Посполитой. Более того, в Кремле напомнили, что когда польско-литовские войска отражали турецко-татарское нападение 1589 года, канцлер Ян Замойский «нам били челом, чтобы нашему царскому величеству послать в северские города рать свою, с крымским с Мурат Гиреем царевичем». Эту просьбу в Москве расценивали как шаг к заключению «вечного мира».

Польские послы в ответ заявили, что, во-первых, обвинения в разглашении тайной информации – это клевета («напевные речи»), а во-вторых, Речь Посполитая не просила Московию о военной помощи, а сосредоточение ее рати на Северщине больше угрожает Польше-Литве, нежели Крыму. Обе стороны, естественно, лукавили, но и без этого их антикрымский союз в тех условиях был невозможен. В итоге все закончилось продлением Ям-Зампольского перемирия 1582 года, окончившего Ливонскую войну.

Швеция больше других подходила на роль крымского союзника, поскольку в тот момент уже вела войну с Московией, так что летописец был уверен: «хан совет имея (со) свейским королем Еганом. Яко да в едино время от обеих стран на благочестие ополчатся». Однако на деле все было сложнее.

Еще в конце 1589 года хан послал «к свейскому королю за Белое море гонца своего» – требовать поминок за отказ от нападения на литовские земли. Переговоры состоялись в феврале 1590 года. В ответ в Крым прибыло шведское посольство с предложением, «чтобы царь Литвы и его не воевал, а воевал бы Москву». Юхан III передавал Гази II 10 тысяч золотых и 20 тысяч серебряных монет, а также 15 золотых кубков – чрезвычайно щедрые в те времена поминки – и приглашение, «как пойду воевать московского, тогда и тебе идти». Однако посланный в том же 1590 году в Швецию «другой гонец» к моменту выступления хана так и не вернулся. Итак, шведско-крымский «союз» существовал скорее в перспективе, нежели в реальности, и на решение Гази идти на Московию не повлиял.

С другой стороны, в это же время усилилось влияние Крыма на ногайцев, а следовательно – и мощь Гази II. В декабре 1590 года Кан-мурза, новый правитель «Казыева улуса», шертовал хану. А в январе 1591 года прибыл посол от нового бея Большой Ногайской орды Ураз-Мухаммеда с заверениями в добрососедстве и готовности участвовать в походе «на недруга его на литовского короля».

Кампании против Речи Посполитой в тот год Гази II не планировал. Строго говоря, ему вообще было не до походов из-за козней брата Алпа в Стамбуле – не раз и не два в истории крымский хан, возвращаясь с войны, заставал на престоле кого-то другого. Но и простить Москве отравление своего племянника Гази не мог – это не в меньшей мере грозило ему потерей авторитета. За три года до этого точно так же скончался другой племянник хана – Саадет – и если одну смерть можно было списать на несчастливую случайность, то две явны выглядели злым умыслом.

Итак, большая война стала неизбежной.

Роскомнадзор пытается заблокировать доступ к сайту Крым.Реалии.Беспрепятственно читать Крым.Реалии можно с помощью зеркального сайта: https://d1c13vcozrvrng.cloudfront.net/ следите за основными новостями в Telegram, Instagram и Viber Крым.Реалии. Рекомендуем вам установить VPN.