Крымский адвокат Лиля Гемеджи: «Оставаться в стороне – это соучастие в преступлении»

Правительство Нидерландов присудило премию «Тюльпан прав человека» адвокату из аннексированного Крыма Лиле Гемеджи. В частности, она защищает в судах политических узников Кремля из Крыма. По мнению Гемеджи, признание ее заслуг – «коллективная премия всех адвокатов, которые работают в Крыму».

Как правительство Нидерландов узнало о работе Лили Гемеджи? За что и кому присуждают премию «Тюльпан прав человека»? Следят ли в Нидерландах за ситуацией с правами человека в аннексированном Крыму? И как может помочь адвокату статус лауреата премии в подконтрольных России крымских судах? Эти и другие актуальные темы в эфире Радио Крым.Реалии обсуждают ведущая Елена Ремовская, крымский адвокат Лиля Гемеджи, а также чрезвычайный и полномочный посол Королевства Нидерландов в Украине Йеннес де Мол.

– Лиля, мы поздравляем вас с премией. Как вы оцениваете это достижение?

Гемеджи: Это премия всех крымских адвокатов, это премия активистов «Крымской солидарности», это премия тех гражданских журналистов, которые сегодня находятся под уголовным преследованием. Для меня это премия солидарности одного из государств с крымскотатарским народом в мирной ненасильственной борьбе против произвола и беспредела в Крыму.

Де Мол: «Тюльпан прав человека» – это правительственная награда, которую инициировало Министерство иностранных дел. Она учреждена в 2008 году и присуждается правозащитникам и организациям, которые защищают права человека на глобальном уровне. Кроме того, с 2018 года посольства Нидерландов в нескольких странах, в том числе в Украине, тоже отмечают «Тюльпанами» как символом нашей страны активистов и правозащитников, которые находятся в опасности в связи со своей работой. Это официальная поддержка, стимул для того, чтобы они могли работать, и знак уважения к их деятельности.

Йеннес де Мол

– Откуда вы узнали о деятельности Лили Гемеджи?

Де Мол: Мы в курсе того, что происходит в Крыму. Мы хотим это знать, а для этого нужно иметь контакты – и с адвокатами, и с организациями. Поэтому мы хорошо знаем Лилю Гемеджи.

– Кому еще из украинских правозащитников вы дали эту премию?

Де Мол: Это Виталий Устименко, он руководит одесским отделением организации «Автомайдан». Премия присуждена ему в связи с антикоррупционной деятельностью. К сожалению, он пережил нападение и даже ранение. Сейчас Виталий вынужден жить и передвигаться с охраной, так что мы показываем ему, что мы за ним.

– Лиля, вы планируете везти свою премию в Крым? Безопасно ли это?

Гемеджи: Безусловно, я хочу повезти ее в Крым. Я хочу, чтобы эту награду увидела не только я, чтобы она была символом борьбы, чтобы все, кто приходил и смотрел бы, понимали, что мы в Крыму не одни, что у нас есть поддержка. Сейчас основная масса крымских татар, которые находятся под российским уголовным преследованием, проходят по террористическим статьям. Их обвиняют в участии в террористической организации, потому что «Хизб ут-Тахрир» по решению Верховного суда Российской Федерации была признана террористической. На территории Украины она не запрещена. Сейчас это самый удобный способ привлекать людей по религиозным мотивам, либо за их активную гражданскую позицию, правозащитную деятельность, гражданскую журналистику. Им не нужно никаких усилий, чтобы доказать вину: достаточно нескольких секретных свидетелей и ручной экспертизы, которую силовики заказывают в основном в Башкирском педагогическом университете.

Лиля Гемеджи

– Напомните, пожалуйста: что именно инкриминируют фигурантам таких дел в Крыму?

Гемеджи: Например, встреча одного из моих подзащитных из «Крымской солидарности» в мечети задокументирована силовиками как конспиративная. Темой собрания была «Любовь и ненависть ради Всевышнего» – это якобы приводит к участию в террористической организации и к захвату власти в Российской Федерации… Я считаю, что крымская команда адвокатов и правозащитников сделала большой шаг и опередила сотрудников силовых структур. Мы не дали возможности поверить в то, что в Крыму есть или могли быть террористы из числа нашего народа, наших единоверцев. Сейчас никто не верит, что люди, привлеченные по этим террористическим статьям, являются террористами. Все понимают, что это удобный способ для России привлекать к уголовной ответственности и держать подальше от этой темы международное сообщество. Слово «терроризм» достаточно страшное, многие опасаются приближаться к таким делам, но я думаю, что нам удалось преодолеть этот барьер. Сейчас международное сообщество четко понимает, что понимают под словом «терроризм» в Крыму.

– Есть ли у западных дипломатов возможность как-то повлиять на Россию по фактам этих уголовных дел, господин посол?

Де Мол: Поехать в Крым для нас очень сложно. Для представителей правительства вообще такой возможности нет. Мы должны общаться с адвокатами, с организациями, которые знают, что там происходит. С помощью этой информации мы можем влиять на международные дискуссии о Крыме – и это делается. Мои коллеги в ООН на уровне Совета безопасности заявили, что ситуация с правами человека на оккупированном полуострове значительно ухудшилась с момента его незаконной аннексии Российской Федерацией. Мы видели, что у населения есть проблемы, что есть достаточно жесткие ограничения основных прав и свобод. У нас есть возможность говорить об этом на разных платформах, и мы это делаем. Вдобавок у нас есть политический диалог с Россией, где мы также об этом говорим. Мы члены Европейского союза и не приемлем факт незаконной аннексии Крыма. Точно так же мы не приемлем случаи, когда компания Apple обозначает Крым на карте российским. Мы за санкции и продолжаем их поддерживать, хотя нам тоже сложно: исторически отношения нашей страны с Россией были нормальными.

– Лиля, чем вы занимались до 2014 года?

Гемеджи: Это не была правозащитная деятельность. Я была в декретном отпуске и занималась семьей, воспитанием детей. Дела, которые я брала, имели гражданско-правовой характер и не требовали больших моральных сил. Я не всегда пропускала их через себя – это касалось бракоразводных процессов, имущества – а после 2014 года в Крыму начались преследования, и тут я буквально каждое дело пропускаю через себя. Невозможно оставаться равнодушным, когда ты видишь детские глаза в ожидании отца, когда ты видишь слезы матерей, которые теряют своих сыновей. Причем это, наверное, лучшие сыны крымскотатарского народа – волонтеры, люди, которые не боялись выходить к судам и освещать обыски, судебные процессы. Они всегда были на передовой и готовы в любую минуту прийти на помощь.

Йеннес де Мол и Лиля Гемеджи

– Вы довольно жестко общаетесь с российскими силовиками. Ощущаете ли вы угрозу в связи с этим?

Гемеджи: Бывают такие негласные угрозы. Есть зафиксированная слежка, когда за мной ездили по две машины сотрудников ФСБ. Я просто боюсь, чтобы все эти факты не перешли в паранойю и не стали препятствием на пути моей деятельности. Для меня оставаться в стороне, когда происходят вот эти преследования моих соотечественников и единоверцев – все равно что соучастие в преступлении. Ты стараешься помочь человеку, остановить тот беспредел, и абсолютно не думаешь о последствиях – наверное, для меня это первооснова. Меня достаточно часто спрашивают, не хотела бы я временно выехать до деоккупации – нет, мысли такой не возникает. Я помню, как мы возвращались в Крым, мне тогда было лет двенадцать. Мой дедушка был ветераном национального движения и всю свою жизнь боролся за право вернуться в Крым. Я не вижу сейчас необходимости выезжать. Возможно, наступит такая ситуация – я не хочу загадывать. Сейчас я живу в Крыму.

– Как вы думаете, преследования крымскотатарских активистов в конечном счете достигают своих целей или нет?

Гемеджи: К счастью, на место одного арестованного приходят десятки новых людей. Есть большое количество активистов, которые не работают публично. Эту активность пытаются ограничить, но ничего не получается. Крымский татарин сегодня понимает, что если он не будет бороться, завтра придут за ним – независимо от политических и религиозных предпочтений.

(Текст подготовил Владислав Ленцев)