«Путин сказал: я не устал, я остаюсь»: экономика России при «вечном» президенте

– Мы попытаемся разобраться, что будет с Россией после обвала цен на нефть и курса рубля при вечном Владимире Путине, который провел через парламент решение об обнулении президентских сроков. То есть это возможность быть в случае нормального состояния здоровья во главе российского государства до 2036 года.

Путин: Снятие ограничения для любого человека, для любого гражданина, включая действующего президента, и разрешить в будущем участвовать в выборах.

– Это выступление Владимира Путина в Думе. 10 марта Дума поправки в Конституцию одобрила. 11 марта проголосовал Совет Федерации только с одним голосовавшим против. Сейчас идут отдельные пикеты, которые протестуют против узурпации власти. А дальше подпись президента. И в качестве украшения этого переворота одобрение его Конституционным судом и так называемым всенародным голосованием 22 апреля. Все это на фоне мировой нестабильности.

У нас в студии политик и экономист Владимир Милов, а на связи из Соединенных Штатов Америки экономист и отчасти политик Сергей Алексашенко. Что, по-вашему, случилось с Владимиром Путиным, он теперь становится вечным президентом-самодержцем?

Милов: Это мы еще посмотрим. На самом деле с одной стороны, ничего нового не случилось. Меня просто поражают всякие реакции: ой, все, теперь Путин будет сидеть до морковкиного года. Ребята, а что вы думали, было очевидно, что он собирается оставаться у власти по сути пожизненно, никуда не планирует уходить – это было ясно всем. Вопрос другой – как он планировал это осуществить. Здесь есть интересные очень нюансы.

Мы за эти месяцы с его январского послания, на мой взгляд, могли наблюдать очень серьезные внутренние метания, которые у них во власти происходят. То ли мы делаем казахстанскую схему с Госсоветом, как поступил Назарбаев, а президента ослабленным, номинальным и так далее, то ли мы не делаем, то ли мы проводим досрочные выборы в Госдуму, то через час мы их не проводим. Эти метания стали вчера всем довольно очевидными.

В итоге Путин предпочел пойти по самому тупому варианту. Он все взвесил, понял, что эту конкретную роль он отпускать не хочет, он не доверяет каким-то другим, даже президентам с ослабленными полномочиями, каким-то сенаторам, он подумал, скомкал, это все выбросил в корзину – все-таки я буду сидеть сам. И это настолько смешно и по-идиотски выглядит после всех их попыток изобразить какие-то поправки в Конституцию, изменения системы конфигурации власти.

Я сейчас разговариваю с людьми, которые являются сторонниками Путина, и они говорят, что нам это не нравится, мы хотим, чтобы нас спрашивали, чтобы были нормальные выборы и мы могли принять решение. А когда все решили за нас, что Путин остается у власти бессрочно, даже при всем положительном к нему отношении люди говорят: нет, это плохо, все-таки нужна конкуренция, нужны какие-то выборы и нужна сменяемость власти. Здесь, я думаю, Путин входит в конфликт с большим числом своих собственных сторонников.

Владимир Милов

– Сергей, что вы скажете, неужели ничего нового или все-таки что-то новое случилось за эти дни? Я не имею в виду пока экономику, а именно этот политический процесс, который поскакал по дорожкам в Москве?

Алексашенко: Я согласен с Володей в том плане, что ничего принципиально нового мы не услышали. Все мои комментарии на эту тему, когда меня спрашивают о политическом транзите, о том, что будет, для меня не было никакого секрета в том, что Владимир Путин намерен остаться у власти. Было действительно не очень понятно, в какой он форме это сделает, то ли через Беларусь, то ли через Госсовет, то ли еще как-то. Я интуитивно говорил: мне кажется, что самое простое решение будет самым правильным. Просто сказать: а я имею право еще раз избираться. И все. Что, собственно говоря, и произошло.

Что нового, помимо того, что правильно подметил Володя, метания в Кремле, новое и не до конца понятное, что заставило Путина так поспешить. Ведь обычно Путин не спешит с принятием решений, не буди лихо, пока оно тихо. Его ничего не поджимало, условно говоря, до середины 2023 года держать ситуацию подвешенной, чего хочу, то и сделаю, там посмотрю. В середине 2023 года он мог объявить: а я пойду еще раз на выборы. Все сделано практически за три с половиной года до этого момента. Здесь могут быть самые конспирологические теории.

Но мне кажется, что Путин почувствовал брожение и нестабильность во всей той политической конструкции, в административной конструкции, которую он создал. Он решил, что не время давать возможность на поиски, кто преемник, тем более назначение Мишустина, все начали на него смотреть, а вдруг Мишустин. Он сказал: нет, ребята, закончили эти разговоры, я не устал, я остаюсь, забудьте все эти темы.

– То есть он не захотел, по-вашему, быть так называемой "хромой уткой"?

Алексашенко: Его никто не называл "хромой уткой" и не назвал бы "хромой уткой", даже если бы он хранил молчание. "Хромая утка" – это когда он объявляет: мой преемник – это Фрадков, мой преемник – это Медведев. В этот момент он становится "хромой уткой". Мне кажется, что он понял, что молчание и неопределенность не гарантируют стабильность в вертикали власти. То есть у него, видимо, есть какая-то информация, которую мы не получаем, находясь далеко от стен Кремля. То есть что-то происходит внутри, какое-то брожение, какое-то бурление, какие-то фракции образуются, группировки, внутренние конфликты и так далее.

Я думаю, все это рано или поздно вылезет на поверхность. Но что-то должно было толкнуть Путина на то, чтобы так заранее, сильно досрочно, треть срока отсидел своего президентства, меньше даже, нет, давайте решим. Ладно бы он объявил досрочные президентские выборы, еще, может быть, было бы понятно, хотя тоже неясно, зачем Путину сокращать свой срок полномочий. Его что-то заставило выступить заранее – вот это главная загадка, которая осталась неразрешенной.

Сергей Алексашенко

– Владимир, что вы скажете о главной загадке сегодняшних дней, куда они бегут, что загорелось в кремлевском доме?

Милов: Я могу сказать свою версию. Я, во-первых, согласен полностью с тем, что говорит Сергей. Действительно, это очень необычно, Путин всегда держит все карты до самого последнего момента, как такой классический шпион-кагэбэшник. Я согласен с тем, что он понял, что ситуация дестабилизируется, хотел привнести в нее стабильность – это все правда.

Моя интерпретация, где этот большой слон в комнате, что там произошло. У нас, как называют это политологи, такой классический режим плебисцитарного типа, то есть у нас не совсем жесткая тоталитарная система, а мнение народа так или иначе имеет значение. Все это зиждется на популярности первого лица. Почему у нас все так молятся на эти пресловутые рейтинги Путина. Путин говорит: я могу себе позволить все, что хочу, потому что меня народ любит и я популярен. Так нам это объясняли, когда война в Украине началась, нам говорили: мы можем творить все, что хотим, потому что Путин популярен, а вы нет, поэтому сидите тихо. Это называется нудным термином "режим плебисцитарного типа".

Я думаю, что произошло следующее: у меня есть масса данных на эту тему, что они, видимо, поняли, почему он выступил с таким резким посланием в январе, что их рейтинги настолько просели и ситуация становится уже угрожающей, выхода из нее как бы нет, что надо что-то делать, чтобы быстро себе это дело вернуть.

Отсюда целый букет, отсюда все сразу – и отставка Медведева, и назначение Мишустина, чтобы это чуть-чуть оживить. Кстати, опросы показывают, что доверие к правительству не сильно, но увеличилось. Плюс они затеяли с Конституцией, с большим популистским блоком, пенсии туда запишем. Плюс маткапитал вдруг ни с того ни с сего.

Они только что, чернила не высохли, подписали федеральный бюджет на ближайшую трехлетку, и тут же вносят изменения, чтобы еще 300-400 миллиардов соцрасходов добавить, чего они вчера еще не собирались делать, на все эти маткапиталы и прочее.

То есть это все – и Конституция, и резкое желание обеспечить стабильность на ближайшую перспективу, убрать фактор неопределенности, замена правительства, – на мой взгляд, они по разным направлениям начали метаться, чтобы как-то себе рейтинги вернуть. Пока, по-моему, это у них не очень получается, даже все, что они творят, реально может в обратную сыграть.

– Может быть, сигналом для них были не только социологические замеры, но и московские протесты, когда неожиданно люди вышли на улицу, когда никто ничего не ожидал?

Милов: На самом деле, если вы внимательно посмотрите, ваш, кстати, сайт очень часто это освещает, ни одной недели не проходит без каких-то довольно заметных протестов.

– Сегодня (11 марта – КР) во Владивостоке стихийная забастовка, например.

Милов: По самым разным поводам. Такого я, честно говоря, не помню, наверное, с конца 1990-х годов, чтобы у нас в регионах постоянно каждую неделю что-то бурлило. Здесь масса критериев – рейтинги, выборы, где они еле-еле борются, чтобы своих "единороссов" протащить, московские протесты прошлых лет. То есть все, любовь ушла, поддержки, которая у них была раньше, больше нет. Надо что-то делать. Пианист играет, как умеет, они делают, что могут. Мы этот весь цирк с Терешковой в итоге наблюдаем.

– Делают они вещи, конечно, странные. Тем более что все это происходит на фоне таких действительно вещей не очень понятных в мировой экономике.

А что Кремль сделал с ценой на нефть? Это такой резкий выход из диалога с ОПЕК, из этой картельной сделки. Это была все-таки ошибка, они могли бы как-то помягче это делать, чтобы девальвацию в момент политического своего торжества, которое они сейчас проводят, не свести в одно время?

Милов: Во-первых, ошибкой было в эту сделку с ОПЕК входить. Примерно понятно было, что так это все кончится, я все эти три года об этом и говорил. На момент выхода России из сделки с ОПЕК эта сделка была уже мертва, она действовала.

– Курс рубля держался, цена на нефть кое-как держалась на приемлемом уровне.

Милов: Это было искусственно. Как за день до дефолта 1998 года у нас курс рубля тоже держался, но потом он пришел туда, куда должен был прийти.

– Надо ли было это делать так, чтобы это точно сошлось с голосованиями в Думе и в Совете Федерации?

Милов: За прошлый год ОПЕК сократил добычу больше чем на два миллиона баррелей в день, цена на нефть упала примерно на 10%, несмотря на это. С начала января начался вообще треш, "Брент" был в первых числах января около 70 долларов, в конце февраля ниже 50. Поэтому если всю эту траекторию смотреть, то можно сказать одну простую вещь: цена была бы там, где она есть сейчас, со сделкой с ОПЕК или без сделки с ОПЕК – это все не имеет никакого значения. То есть сделка с ОПЕК на момент выхода России была уже мертва. Просто Россия вызвала ритуальную службу, чтобы этот труп из комнаты убрать. Что вы хотите, чтобы он там продолжал лежать и разлагаться?

– Но политически несвоевременно.

Милов: Почему из этой сделки не мог выйти план – потому что Саудовская Аравия фактически предъявила ультиматум в ответ на резкое падение цен, она сказала: а давайте сокращать еще. Хотя все видели, что уже огромные сокращения не работают, цены рухнули ниже 50 долларов за баррель. Смысл сокращать еще – это просто рациональное мышление, что его нет. В ответ на ультиматум какой может быть ответ? Причину развала сделки надо искать в саудовском ультиматуме о том, что ответом на резкое падение цен надо еще сильнее снижать добычу. Это глупость, это мы уже проходили в 1980-е, саудовцы так делали. Они в 1980-е годы в три раза сократили добычу, цена все равно низко упала, они были вынуждены прекратить заниматься этой ерундой, после чего мы помним, что случилось в 1985 году, цены рухнули, Советский Союз развалился и так далее. Что, наступать на те же грабли еще раз? Эта сделка должна была развалиться, она развалилась, и нечего по ней скорбеть.

– И обойдется России в 50 миллиардов долларов.

Милов: Это был абсолютно глупый эксперимент – на сложных рынках XXI века пытаться играть в такие госплановские игры.

– Федун говорит, что 50 миллиардов долларов потеряет Россия. Потеряет?

Милов: Федун так говорит, потому что у ЛУКОЙЛа падала добыча, потому что их никуда не пускали в последние годы. Им выгодно прицепиться. У нас скорая помощь едет в левом ряду, когда утром пробка, вот вы за ней пристраиваетесь.

– То есть Сечин правильный парень?

Милов: Опять Сечин. Сечин говорил и делал ровно то, что говорили и делали все наши нефтяники последние 20 лет. Они говорили: мы не хотим сокращать – это ни к чему хорошему не приведет. И Госплан в XXI веке – это полная ерунда. Поэтому с Сечиным, без Сечина, очевидные вещи, что эта сделка не предполагала нормального выхода.

– Но Сечин обещает захватить новые рынки, потеснить сланцевую нефть, разгромить Америку, наказать Штаты за "Северный поток".

Милов: Пусть он что хочет обещает, просто сам факт, что сделка не работала. Сейчас бессмысленно говорить о том, что в ней можно было как-то остаться. Нельзя. Честно говоря, лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Сейчас бы еще сокращали добычу, еще потеряли больше денег, цена потом еще сильнее рухнула бы. Так что давайте этот разговор оставим в прошлом.

– Вы как политик рассуждаете: чем хуже путинскому режиму, тем лучше.

Милов: Нет, я рассуждаю очень просто, что сейчас мы получили закономерный ответ на попытку искусственного влияния на рынок, которая была запрограммирована неудачно. Это все так или иначе должно было в таком варианте произойти. Мы платим за то, что Путин за 20 лет не смог диверсифицировать нашу экономику и уйти от нефтяной зависимости. Вот в чем проблема.

Сделка или без сделки с ОПЕК, все равно, если мы бы предприняли что-то, чтобы от этой зависимости уйти, могло бы быть по-другому. Мы от нее не ушли, мы еще больше зависим от нефти, чем в 2000 году, значит будет вот так. И это не последний удар в этом плане. Надо от нефтяной зависимости избавляться.