1 сентября 1889 года (13 сентября по новому стилю) появился на свет один из наиболее выдающихся лидеров крымскотатарского народа – Джафер Сейдамет. В честь 130-летия со дня рождения «крымского Петлюры» – литератора и публициста, в переломную эпоху ставшего военачальником и дипломатом – Крым.Реалии публикуют уникальные мемуары Сейдамета.
Продолжение. Предыдущая часть здесь.
Абдурахим Сукути в Париже
Примерно через две недели после того, как я получил письмо от отца, в Париж неожиданно приехали Абдурахим Сукути и некий Абдулла из Акмесджита. Абдурахим поселился у меня, а для Абдуллы мы нашли комнатку. Оба приехали учиться, оба ринулись в эту жизнь, не обеспечив себя прежде материальной поддержкой от своих семей.
Абдулла в скором времени вернулся в Крым. Абдурахим не получил денег, обещанных его старшим братом. Он, однако, был молодым человеком, жаждущим знаний. Он стремился, соглашаясь на все трудности, остаться в Париже, выучить французский язык и окончить в Сорбонне историю и литературу.
Кертикян из Стамбула
Абдурахим, к сожалению, был очень хрупким, с больным желудком. Сразу же после прибытия в Париж он заболел. Я знал одну аптеку, проходил мимо нее несколько раз, в окне которой висела надпись: «Здесь говорят по-турецки». Я вспомнил это место и пошел за советом. Я хотел, чтобы кто-то сказал мне, что беспокоит моего друга, я также хотел найти доктора. В аптеке я встретил молодого трудолюбивого интеллигентного армянина. Его звали Кертикян. Он заинтересовался моей просьбой и спросил, с какой целью я приехал в Париж. Я поведал ему, что изучаю французский язык и хочу поступить на право. Тогда он произнес, что хотел бы поговорить со мной подольше, рассказал, что помимо работы в аптеке, он изучает право. Он дал несколько лекарств для Абдурахима и отметил, что если неприятные ощущения не пройдут, он найдет доктора. Возможно, больше, чем лекарство, Абдурахиму помогла новость о том, что есть один армянин, который, работая в аптеке, одновременно учится. Это подбодрило его. Во всяком случае, на следующий день он был здоров.
Через день или два я заглянул к Кертикяну. Вскоре мы стали друзьями. Он искал выход, чтобы разрешить мои трудности. Я должен был изучать право. Я хотел, прежде чем начнутся лекции, почитать учебники, подготовиться к учебе. Кертикян в аптеке все время работал стоя, это была утомительная работа, ночами он засыпал над учебником. Он нашел следующий выход: вечером я должен был приходить к нему, он же должен был излагать мне темы из книг, таким образом, по его словам, он не будет засыпать над книгой, а я, во-первых, подтяну свой французский, а во-вторых – подготовлюсь к занятиям. Мы так и сделали, и оба изрядно воспользовались этой системой.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: Джафер Сейдамет: «Отдельные воспоминания». Часть 18Кертикян был женат, имел дочку, жил в Латинском квартале в небольшом многоквартирном доме. Его жена была француженкой, я помню ее как женщину с очень добрым сердцем. Вскоре я подружился со всей семьей, и эта дружба продлилась без потрясений целые годы…
Кертикян склонялся к социализму, находился в оппозиции к дашнакам [членам Армянской революционной федерации «Дашнакцутюн» – основанной в 1890 г. радикальной революционно-социалистической партии], был либералом твердых взглядов. При его посредничестве я познакомился с Вартаном – молодым армянским поэтом. Тот был решительным армянским националистом. Голодный и оборванный, он изучал французский язык и литературу, днями и ночами писал стихи по-армянски. Кертикян говорил, что у него исключительный талант, любил его, сочувствовал ему, но никак не мог найти с ним общий язык. Кертикян был врагом фанатизма, упрямства и мести. Он утверждал, что ничего хорошего из таких взглядов выйти не может.
Наконец, пришли небольшие деньги от старшего брата Абдурахима. Мы нашли для него комнату у одной семьи рабочих, жившей на одной из самых дешевых улиц Латинского квартала. Абдурахим переехал и начал работать над своим французским языком.
Я, со своей стороны, поскольку мои хорошие отношения с учительницей с бульвара Сен-Мишель испортились, начал брать частные уроки, если я правильно помню, в школе «Pigier» [основанная в 1850 г. Жерве Пигье одна из старейших французских частных школ, действующая до сих пор]. Эта школа располагалась на улице Риволи и была почти равноценна школе «Berlitz» [основанная Максимилианом Берлицем в 1878 г. американская компания по обучению иностранным языкам, ныне одна из крупнейших в мире]. Абдурахим также некоторое время посещал «Pigier». Я выполнял и приносил на уроки различные упражнения с просьбой, чтобы учитель только их проверял. Я не хотел на уроке много читать и анализировать тексты. Но учитель, как и моя предыдущая учительница, утверждал, что мои требования выходят за рамки урочных часов.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: Джафер Сейдамет: «Отдельные воспоминания». Часть 19Мадам Депре
После размещения Абдурахима я также съехал из отеля. Я перебрался в комнату, которую арендовал у мадам Депре на улице Эстрапад, 3. Старушка вскоре полюбила меня. Она часами рассказывала мне о своих заботах, о своем прошлом. Она постоянно вспоминала смерть своего мужа во время [франко-прусской] войны 1870 года и при каждой возможности рассуждала о враждебности между французами и немцами. Наполеона она боготворила, республику и республиканцев всегда остро критиковала, почти испытывала удовольствие, называя их злодеями и безбожниками. Среди француженок я никогда не встречал женщину, настолько искренне заинтересованную политикой. Раз в несколько месяцев она навещала своего родственника генерала или знакомых из старых, дружеских семей, а после возвращения домой рассказывала мне о текущих политических событиях, о которых услышала во время этих визитов. Каждый день в одно и то же время я входил в ее комнату, садился на стул возле ее кресла и вслух читал ее любимую газету – «Le Petit Parisien» [«Маленький парижанин»]. Она, в свою очередь, даже не хотела взглянуть на мою газету – «L'Humanite» [«Человечество»]. Каждый раз она повторяла, что брат [Жана] Жореса является генералом, а самому ему [т.е. основателю «L'Humanite»] принадлежат миллионы. Таким способом она пыталась отвратить меня и от социализма, и от Жореса: «Жорес выгоден не Франции, а [кайзеру] Вильгельму…». Эту фразу я слышал от нее сотни раз. Когда я читал газету, она исправляла ошибки в моем произношении и объясняла фрагменты, которых я не понимал. Она была довольна тем уважением, которое я ей выказывал, хвалила мой образ жизни – размеренный, негромкий, порядочный и скромный… Она любила меня. Однако, с другой стороны, она страдала от моей любви к свободе, приверженности революции, социализму и критике царизма, поскольку в то время Франция стремилась обезопаситься в союзе с Россией, и эту политику поддерживали многие французы. Все социальные классы участвовали в займах, поддерживающих этот союз. Мадам Депре также вложила определенную часть своего имущества в эти российские облигации.
Она была женщиной с очень чувствительным сердцем. Она знала, что самую большую радость приносят мне письма из Крыма или из Турции, поэтому, когда меня не было дома, а такое письмо приходило, она выглядывала меня в окно и, если видела меня издалека, размахивала письмом, сообщая радостную новость. Из французских писателей ей больше всего нравился [Альфред] де Мюссе. Это она познакомила меня с его работами и сделала так, что я тоже его полюбил.
Новый учитель французского
Однажды после моего переезда к мадам Депре, когда я шел к Кертикянам, я заметил на улице табличку с надписью: «Даются уроки французского языка». Я сразу же пошел по указанному адресу. Случай распорядился так, что на этот раз я встретил сирийца – христианина халдейского обряда. Это был старый писатель. Он жил в крайней нужде. Мне стало его жалко, и я начал брать у него уроки. Сириец с фанатичной миссионерской убежденностью утверждал, что ислам является препятствием на пути прогресса, что мусульмане не способны создать государство, основанное на свободе и демократии, не в состоянии принять западную цивилизацию, и что Османская империя должна пасть. Я избегал вступать с ним в такого рода дискуссии, я предпочитал слушать то, что он говорил о литературе, а также знакомиться с его собственными произведениями. Тогда и он был удовлетворен, во время каждого из моих визитов он читал мне что-нибудь из своих сочинений.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: Джафер Сейдамет: «Отдельные воспоминания». Часть 20Продолжение следует.
Примечание: В квадратных скобках курсивом даны пояснения крымского историка Сергея Громенко или переводы упомянутых Сейдаметом названий, а обычным шрифтом вставлены отсутствующие в оригинале слова, необходимые для лучшего понимания текста.