Джафер Сейдамет: «Отдельные воспоминания». Часть 8

1 сентября 1889 года (13 сентября по новому стилю) появился на свет один из наиболее выдающихся лидеров крымскотатарского народа – Джафер Сейдамет. В честь 130-летия со дня рождения «крымского Петлюры» – литератора и публициста, в переломную эпоху ставшего военачальником и дипломатом – Крым.Реалии начинают публикацию уникальных мемуаров Сейдамета.

Продолжение. Предыдущая часть здесь.

Джафер Одаман, мой первый учитель революции

В тот день я пошел к Джаферу Одаману, которого раньше заметил в толпе, тоже одетого в красную рубашку. У него в Ялте был магазин книг, газет и канцелярских товаров. Я хотел расспросить его о вещах, которые занимали мои мысли. Когда я рассказал, зачем пришел к нему, он привел меня в маленькую комнатку за магазином. Его глаза блестели, он был взволнован. Он хорошо знал моего отца. Он нашел чрезвычайно важным, что сын крестьянина хотел понять «дело», и был доволен этим.

Так Джафер Одаман, который до трагического конца своей жизни оставался чистым, кристально честным и сердечным человеком, горящим верой в истину и революцию, пронизанным болью нашего народа, стал моим учителем революции. Он рассказывал мне об угнетении народа царизмом, о тирании, о несправедливых и беспощадных помещиках, угнетающих крестьян, о фабрикантах, эксплуатирующих рабочих.

Он часто повторял слово «свобода» или, на его жаргоне, «воля». Я слышал обо всем этом впервые. Он пытался объяснить мне, что такое свобода мысли, слова, совести и печати, он горячо излагал, как политические партии работают для воплощения этих идей. Он говорил, что партии стремятся создать в России республику, что благодаря этим изменениям мы получим национальные и религиозные права, что наши мирзы, так же, как и российские помещики, считают безземельных крестьян за рабов и что будет положен, наконец, край этой зависимости. Слова, мысли и цели, о которых я услышал во время этой более чем часовой речи, все перевернули в моей голове и взволновали мой разум…

Джафер рассказывал, что для достижения этих целей тысячи людей на протяжении многих лет боролись с царизмом, что множество борцов гибнет в тюрьмах, в изгнании и в ледяных пустошах Сибири. Он говорил о молодых людях, которые бросают семьи, презирают удовольствия, действуют в тайных организациях, многие из них гибнут, но, несмотря на это, их ряды растут. Он рассказывал с восхищением, а я чувствовал, что всей душой был с ними.

Я спросил, почему, раз революция будет сразу иметь для нас благоприятные последствия, наши солдаты избивают революционеров нагайками и разгоняют демонстрации. Он ответил: «Они невольники, они исполняют приказы… Виновны те, кто дает им приказ: «стреляй»… Кроме того, наш народ не понимает этих идей, он темен…».

Я сказал ему, что только что перешел в третий класс рушдие в стамбульской школе «Numune-i Terakki», и что до сих пор не слышал о том, о чем он говорит. Я спросил, где я мог бы узнать об этом. Он ответил, что в Турции не говорят об этих делах, что турецкий султан, подобно царю, является врагом этих идей и уничтожает тех, кто о них задумывается. Он добавил, что младотурки [вдохновители революции 1908 г., после которой Турция превратилась в конституционную монархию] для пропаганды этих идей издают в Европе газеты и отправляют их в тюркоязычные страны… Младотурки… о них я тоже услышал впервые…

Я сказал Джаферу, что никогда не сталкивался с этими идеями в газете «Терджиман», которая регулярно приходила моему отцу. Он ответил: «Наш «Терджиман» не подходит для этих целей, он идет другим путем», – и пригласил меня заходить поговорить с ним всякий раз, когда я буду в городе…

Как обычно, так и в этот раз, когда мы возвращались из Ялты в нашу деревню, в телеге были несколько друзей моего отца. Поскольку включаться в беседу отца со взрослыми противоречило обычаям и правилам воспитания и почиталось крайне неуместным, я удовольствовался слушаньем их разговоров. Они говорили о событиях в Ялте, их печалило, что наша молодежь тоже приняла в них участие. Все сошлись в одном: нужно немедленно покончить с этой анархией…

Мои взгляды были совершенно другими, я желал, чтобы это длилось как можно дольше, я хотел, чтобы зачинатели волнений победили. Собственно, я и не слушал, о чем они говорили, я по памяти повторял то, что говорил Джафер. Его слова запали мне глубоко душу и овладели моим разумом…

Те, кто ничего не желает для себя, не колеблющиеся идти на смерть, для благополучия народа гибнущие в тюрьмах и в ледяных пустошах Сибири… Я полюбил их и решил последовать их путем…

С тех пор я часто ездил в город, и каждый раз посещал Джафера. Я слышал от него вести о событиях в Москве, Санкт-Петербурге, Баку, Одессе, Акъяре. От него я узнал и о выходе в море восставшего броненосца «Потемкин» [восстание на корабле продолжалось с 14(27) июня по 25 июня (8 июля) 1905 г.].

Погром

Погромы охватили всю Россию. Много евреев из Ялты укрылись в татарских деревнях, наш народ оказал им защиту и гостеприимство. В связи с этим кружил слух, что по этой причине россияне нападут на село Дерекой, лежащее в километре от Ялты, в глубине суши.

Наши лазы [тут – кавказский народ], приехавшие из околиц Трабзона в Турции, чтобы работать в Ялте и окрестностях хлебопеками и садоводами, заявили, что в случае нападения на деревню они будут защищать ее, и сделали некоторые приготовления. В городе рабочие объявили забастовку. Работники порта не трудились, корабли не разгружались. Доходили вести, что стоит также железная дорога и не ходят корабли…

В третьем классе рушдие

Когда это все происходило вокруг, я спешно покинул Крым. Приплыл в Стамбул. Последний класс рушдие я также закончил с хорошей оценкой. В течение этого года, хотя я изо всех сил трудился над учебой, мою голову занимали мысли о революции. Я больше не хотел, как прежде, восклицать в классе хором: «Да здравствует султан». Однако, с другой стороны, я не понимал, в чем состоит зло султанских правлений, я не знал и не понимал, каким образом отражается на моей жизни султанская тирания и жестокость. В Стамбуле я ни с кем не разговаривал об этих делах. Как только закончилась школа, я вернулся в Крым.

Первая смерть

Не знаю, почему, возможно потому, что часто видел его во сне, я постоянно думал о моем младшем брате Вехби. Я купил ему в Стамбуле несколько подарков. Как только я высадился в Ялте, я поцеловал руку отца и прежде чем о других, сначала спросил о Вехби. Отец сказал: «Все здоровы, ждут тебя», – и, не глядя мне в глаза, быстро бросил пару слов извозчику. Тогда я заметил на отцовском лице волну печали и боли. Во время пути мой отец все время курил папиросы. На телеге вместе с нами ехал родственник отца, который приехал в Ялту, чтобы поприветствовать меня, и [Кёсе] Мустафа Ага. Я говорил с ними и постоянно рассказывал об игрушках, которые вез для Вехби.

Когда мы были уже рядом с деревней, мой отец вдруг, как будто проснувшись от глубокого сна, прервал молчание и начал тихо говорить мне, что несколько месяцев назад мой брат заболел, во время болезни спрашивал обо мне и не выпускал из рук моей фотографии… Я замер. Не выдержал и нетерпеливо спросил: «Но теперь он уже поправился?». Отец вздохнул, наклонил голову и, не глядя на меня, сказал: «Судьба… судьба…». Я понял – беда. До самой деревни я не мог сдержать слез.

Мама, как только увидела мое состояние, с рыданиями обняла меня… «Аллах тебя простит… Аллах тебя простит…» [традиционное тюркское мусульманское соболезнование], – продолжала повторять она… Этот случай вызвал глубокое страдание в моей душе… Так я впервые познал боль смерти…

Отец – представитель 34 деревень

В России стали появляться отчасти конституционные правительства. Была открыта [Государственная] Дума. В Крыму начала выходить газета «Watan Hadimi» [«Слуга отчизны»]. Отец, при поддержке молодых патриотичных купцов из Ялты, был избран представителем 34 близлежащих деревень вместо Хасана Галавы, который более 30 лет очень скверно исполнял эту обязанность. Отец начал работу в этот трудный период. Больше, чем в деревне, он оставался в Ялте, объезжал деревни, отвечал за отношения крестьян с правительством и решение возникающих проблем.

У отца также был склад зерна в Ялте. Наши отары овец увеличились. Летом они паслись на горных лугах, зимой на околицах Акъяра. Отец также договорился о поставке табака для одной большой фабрики.

Продолжение следует.

Примечание: В квадратных скобках курсивом даны пояснения крымского историка Сергея Громенко или переводы упомянутых Сейдаметом названий, а обычным шрифтом вставлены отсутствующие в оригинале слова, необходимые для лучшего понимания текста.