1 сентября 1889 года (13 сентября по новому стилю) появился на свет один из наиболее выдающихся лидеров крымскотатарского народа – Джафер Сейдамет. В честь 130-летия со дня рождения «крымского Петлюры» – литератора и публициста, в переломную эпоху ставшего военачальником и дипломатом – Крым.Реалии начинают публикацию уникальных мемуаров Сейдамета.
Продолжение. Предыдущая часть здесь.
Школа «Нумуне-и Теракки»
Через два или три дня мы еще раз пошли к [Джемилю] Паше. Отец сказал ему, что хотел бы, чтобы я учился в Стамбуле, и попросил Пашу порекомендовать какую-нибудь школу. Паша отправил нас в школу «Нумуне-и Теракки» [«Образец прогресса» – открытое в 1884 году лучшее образовательное учреждение Османской империи, включавшее младшую и среднюю школы, обучение в которых велось по европейскому образцу] в квартале Фенербахче. Я сдал небольшой экзамен и был принят в последний класс начального отделения. Поселился я в школьном общежитии. Так началось мое турецкое образование.
Отец оставался в Стамбуле еще около трех недель, после чего вернулся в Крым. В первое время каждую неделю в четверг вечером я плыл [по Босфору] домой и возвращался в школу в субботу утром.
Отец, приехав в Стамбул, нашел двух крымских студентов, обучающихся в «Харбие» [Mekteb-i Harbiye – открытая в 1834 году военная школа, ныне академия] и «Аскери Тыббие» [Askeri Tıbbiye – открытая в 1827 году военно-медицинская школа, ныне Университет медицинских наук], и каждую неделю принимал их в нашей гостинице. В «Харбие» учился Хафиз Мухтерем Эфенди, родом из села Ай-Василь под Ялтой, в «Аскери Тыббие» учился Бекир Эфенди, сын Хаджи Хамзы из Алушты.
Хафиз Мухтерем Эфенди оканчивал «Харбие». У него была болезнь легких. Он был мягким, правильным, уравновешенным и внимательным. Особенно произвел на меня впечатление его мундир. Его сабля и эполеты долго стояли у меня перед глазами. Быть офицером… одеваться как он… Эта мысль овладела моим разумом и сердцем. Он ничего мне не говорил, но по его разговорам с отцом я чувствовал, что он советовал отцу, чтобы я стал врачом. Наверное, поэтому в будущем мой отец с упорным постоянством возвращался к этой мысли.
Отец в Стамбуле не тратил зря время, посещал мечети и другие святые места. Меня он также брал с собой. Вместе мы отправились в мавзолей праведного Меркеза Эфенди в [квартале] Эюп. Мой отец был немного полноват, поэтому застрял в повороте коридора к колодцу Меркеза Эфенди. После выхода он долго об этом рассказывал и смеялся: «Наверное, у меня немного грехов, потому что Меркез Эфенди задержал меня только на минутку – пошутил и выпустил». Позже отец всегда в качестве амулетов носил в своей сумке камни, которые взял в этом священном месте.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: «Первую аннексию Крыма Россия объясняла правом силы»Пожар – а вы спите
Однажды ночью, вскоре после нашего прибытия в Стамбул, нас разбудил крик ночного сторожа: «Пожар!». Отец вскочил с кровати, велел мне быстро одеться, и, схватив чемоданы, мы стали убегать из отеля. Весь отель спал. Внизу кельнер и кофейщик тоже спали. Когда они увидели нас с чемоданами, удивились, стали тереть глаза. Отец начал объяснять им: «Ведь пожар, мы слышали, как вы можете спать…». Они стали смеяться и объяснили нам, что пожар действительно разгорелся, но на расстоянии часа пути от отеля, далеко. Отец никак не мог понять, почему ночной сторож вопил под нашими окнами из-за пожара, который разгорелся так далеко… Мы вернулись в номер.
Впервые я переживал расставание не только с домом и деревней, но и с Крымом. Мне было 11-12 лет
Прежде чем отец вернулся в Крым, он доверил меня нашим землякам – дальним родственникам. Он попросил их каждую неделю забирать меня из школы к себе. Впервые я переживал расставание не только с домом и деревней, но и с Крымом. Мне было 11-12 лет. В спальне общежития я мерз. Целыми часами я лежал, натянув одеяло на голову, и думал о матери, доме, братьях и сестрах и считал величайшим счастьем, когда все они снились мне.
Когда я впервые пришел в новую школу, учитель математики вызвал меня к доске. Я понял, о чем он спрашивал, и решил задачу, но поскольку я говорил с крымским акцентом, то рассмешил весь класс. Когда мы вышли на перерыв с Мухарром (тогда я не знал, что его так зовут, позже я подружился с ним), он начал насмехаться надо мной, говоря: «Грязный татарин, грязный татарин» [Позже я узнал, что этот мальчик тоже был родом из Крыма. Также я узнал, что поговорка «грязный татарин» использовалась в Стамбуле в основном людьми из нетурецких кругов. Прим. Джафера Сейдамета]. Разгневанный, я ударил его по лицу. Школьный служитель, усатый и высокий Мехмет Эфенди крепко потянул меня за ухо и, чтобы наказать меня, отвел меня на веранду на этаже и велел встать на колени. Как только наказание закончилось, я спустился вниз и рьяно защищал свою правоту. Я утверждал, что столкнулся с несправедливостью. Позже я узнал, что этот мальчик тоже был родом из Крыма. Один из учителей перед началом урока успокоил меня, сказав, что в принципе я прав, но в школе о таких вещах следует сообщать служителю, а я был наказан, так как не сделал этого. Он также сказал, что проследит, чтобы таким же образом был наказан ученик, который унижал меня. Это меня успокоило.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: «Мы – свободные сыновья крымскотатарского народа»В первом классе рушдие
Начальные классы я окончил с очень хорошей оценкой. Каникулы провел дома в деревне. После каникул я вернулся в Стамбул, чтобы начать обучение в первом классе рушдие [аналог средней школы в образовательных учреждениях Турции]. Привез меня [Кёсе] Мустафа Ага. Он пробыл в Стамбуле один или два дня и вернулся в Крым. Во время своего пребывания в Стамбуле он постоянно гулял со мной по Стамбулу. Насколько я помню, это он первым отвез меня к фотографу. У нас тогда фотографирование себя считалось великим грехом. Возвращение Аги в Крым погрузило меня в печаль. Но и этот год прошел обычным порядком среди уроков, писем и рейсов каждый четверг [по Босфору] на корабле домой.
Возвращение в Крым – мои подарки
Каждый год отправляться на пароходе в Крым, чтобы побыть подольше – это было мое величайшее счастье
После экзаменов я вновь поехал в Крым. Каждый год отправляться на пароходе в Крым, чтобы побыть подольше – это было мое величайшее счастье. Мустафа Ага поприветствовал меня в Аъкяре, откуда мы на корабле поплыли в Ялту. В Ялте меня встретил отец, обнял и поцеловал, и мы быстро отправились в деревню. Я попал в объятия ждущей мамы, братьев и сестер, родственников. Сразу после входа в дом я распаковал привезенные мной из Стамбула подарки: хну, вкусную ароматическую смолу, платки для женщин, сладости, игрушки, – я высыпал все это в середину, мы все разговаривали, радостные и счастливые…
Экзамены в конце второго класса рушдие прошли у меня так же хорошо, и в 1905 году, как всегда, я отплыл в Крым – и там я стал свидетелем событий, которые оставили в моей жизни сильный и глубокий отпечаток.
Российская революция 1905 года
Я был пятнадцатилетним ребенком и до сих пор даже не слышал слова «революция»
Российские события 1905 года я увидел в Ялте: красное знамя революции… Массовое восстание народа, рабочих… Тысячи людей под аккомпанемент исполняемых хором революционных песен сопровождали завернутый в красное знамя гроб революционера, несколькими днями ранее застреленного полицией. С двумя татарскими товарищами я влился в толпу. Внезапно возникло большое замешательство: я увидел, как кавалерийский полк, состоящий из наших татар, рассеивает толпу – всадники размахивали нагайками, из толпы раздались выстрелы. Люди начали разбегаться. Я вбежал в какой-то каменный дом…
Я понимал важность наблюдаемых событий, но не осознавал их значения. Я был пятнадцатилетним ребенком и до сих пор даже не слышал слова «революция». Русский язык я знал плохо. Я ничего не понял из пламенной надгробной речи, произнесенной перед началом процессии. Товарищи, с которыми я был, знали не больше меня. То, что я услышал от наших, состояло из обрывочных сведений: «Казаки (так они говорили на россиян) не признают своего правителя… Анархия… разъярились…» В разговорах почти каждый повторял, что анархию вызвало поражение россиян в войне с Японией.
Продолжение следует.
Примечание: В квадратных скобках курсивом даны пояснения крымского историка Сергея Громенко или переводы упомянутых Сейдаметом названий, а обычным шрифтом вставлены отсутствующие в оригинале слова, необходимые для лучшего понимания текста.