1 сентября 1889 года (13 сентября по новому стилю) появился на свет один из наиболее выдающихся лидеров крымскотатарского народа – Джафер Сейдамет. В честь 130-летия со дня рождения «крымского Петлюры» – литератора и публициста, в переломную эпоху ставшего военачальником и дипломатом – Крым.Реалии публикуют уникальные мемуары Сейдамета.
Продолжение. Предыдущая часть здесь.
Дома
Мама с братьями и сестрами приветствовали меня, обнимая, будто пропавшего и найденного ребенка, со слезами на глазах. Сестры и брат Хамза выросли, мама снова похудела. На ее лице были видны усталость, страдание и бледность грусти. Мы до поздней ночи разговаривали с родственниками и соседями. Братья и сестры были довольны подарками. Карамельки и рахат-лукум пришлись по вкусу всем. Все слушали мои рассказ. Хамза особенно был тронут судьбой беженцев от Балканской войны.
Хамза хорошо сдал экзамены, и был очень доволен своей школой и учителями. Он был очарован русской литературой, не выпускал из рук российских классиков. На политические и социальные вопросы у него были определенные и решительные взгляды, рассуждая, он не поддавался чувствам, придавал меньше значения словам и мнениям, а больше – конкретике.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: Джафер Сейдамет: «Отдельные воспоминания». Часть 27Весть о возвращении Эдирне
Вскоре после моего прибытия в Крым, 23 июля 1913 года, пришло известие о возвращении Эдирне [до 1362 г. – Адрианополя]. Хотя Лондонский пакт и положил конец Балканской войне, но с нападением Румынии, Сербии и Греции на Болгарию разразилась еще одна – позже названная Второй Балканской войной. По Лондонскому пакту граница Турции с Европой была установлена по линии Энез – Мидье [с 1960 г. – Кыйыкёй], в результате чего Эдирне был отобран у Турции, а Стамбул подвергнут постоянной опасности со стороны врага. Стало неизбежным, что молодое поколение, полное веры и стремящееся овладеть властью, приступило к действиям. Воспользовавшись благоприятной ситуацией, турецкая армия под командованием Энвера Паши промаршировала отбить Эдирне, и освободила не только его, но и Кирккилису [с 1924 г. – Кыркларели], Диметоку и окрестности.
Весть об отбитии Эдирне стала причиной того, что в нашем селе и в нашем доме, как и по всему Крыму, воцарилась атмосфера праздника. [Это известие привело к росту национальных настроений не только в Крыму, на Кавказе и в Туркестане, но даже в Китайском (Восточном) Туркестане. В Гульдже [современное китайское название – Инин] 11 июля на весть об отбитии Эдирне владельцы закрыли свои магазины, торговля остановилась, а люди с флагами собрались в парке Гульшен Баг – провозглашались речи, была вознесена молитва Фатиха за души погибших в войне на Балканах и организованы торжественные трапезы (Türk Yurdu, стр. 911) – прим. Д. Сейдамета]. Хамза радовался больше всех, потому что в те дни планировал поехать в Турцию добровольцем. Освобождение Эдирне и важная роль, которую сыграл в этой операции Энвер Бей, восхитили Хамзу и исполнили его надеждой – в то время Энвер Бей был величайшим героем в сердцах крымской молодежи.
Мой брат Хамза
Хамза стал старше, мудрее – это было причиной того, что мы понимали друг друга еще лучше. Мы вместе ходили в сады и виноградники и часами разговаривали. Его враждебность к российскому правлению усилилась. Он постоянно думал о подъеме и укреплении нашего народа. Он понимал, что для этого, в первую очередь, должна пасть царская тирания. Однако он не верил, что революционеры могут этого добиться.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: Джафер Сейдамет: «Отдельные воспоминания». Часть 28Хамза был тогда более религиозным, чем я. Он постился весь Рамазан. Ему не нравились дискуссии на религиозные темы. Его естественная серьезность и солидность усилились. Он не говорил лишних слов. В дискуссиях и спорах он удовольствовался короткими предложениями. По своей природе он больше интересовался точными науками. Однако – и я не мог тогда объяснить этого – в том году он больше интересовался искусством и часто выражал желание поговорить о нем. Он предпочитал прозу поэзии, а роман – повести.
Хотя литература и беседы со мной были очень важны для него, он также ежедневно беседовал с отцом о хозяйстве, помогал ему, заходил к рабочим, трудящимся на полях или виноградниках, к пастухам на яйлах, заглядывал к овцам. Я не знаю почему, но в этот раз я чувствовал себя очень беспокойно, когда Хамза отходил от меня хоть на несколько часов. По ночам в Рамазан мы долго разговаривали, ходили к родственникам в гости. У них мы говорили на серьезные темы, а вернувшись домой, снова болтали часами – на этот раз вдвоем. Несколько раз наша бедная мама даже приходила к нам, гладила наши головы и просила нас уже укладываться отдыхать.
Никто из нас не знал, что призрак трагедии кружил над нашими головами. Когда мы смотрели на здоровое, ловкое и сильное тело Хамзы, никому не приходило в голову, что его глаза через несколько дней закроются навсегда. И вот это случилось... Праздничным утром мы встали рано, совершили омовение перед походом в мечеть. Мое внимание привлекло то, что мой брат ходил, словно смущенный, склонив голову. Я остановил его во дворе, посмотрел ему в глаза и спросил, что с ним. Он ответил, что два дня мается желудком. Он настоял, чтобы в этот праздничный день не говорить об этом дома, он не хотел портить семье атмосферу праздника. Да, он был прав... Сколько у нас было праздников, во время которых мы были вместе всей семьей? Сколько праздников наша мама, папа и братья с сестрами провели в полной радости, без слез? Но он – откуда он мог знать, что после этих праздников у нас больше никогда не будет праздничной радости... Он должен был уйти... Я немедленно велел приготовить телегу. Я сказал родителям, что мне нужно срочно отвезти Хамзу в Ялту. Мы поехали вместе с Кёсе Мустафой Агой. Мы намеревались быстро осмотреть моего брата, купить лекарства и вернуться. В Ялте у Джафера Аблаева мы положили Хамзу в комнатке за магазином. Пришел доктор, велел положить на живот припарку из теплой воды. Но состояние ухудшалось с каждым часом, горячка усиливалась. Пришли еще два доктора. На живот вместо теплой воды они велели положить пакет со льдом, утверждали, что больного следует немедленно поместить в больницу. Джафер Аблаев срочно отправил телегу, чтобы как можно скорее привести мать и отца. Он был очень нервным. Он также очень любил моего брата. Мое беспокойство росло. Наконец, Джафер сказал мне, что моему брату придется немедленно подвергнуться операции на аппендиксе. Он добавил, что такие операции очень просты, и я не должен беспокоиться.
Лицо моего бедного Хамзы становилось бледнее с каждым часом, глаза запали, дыхание становилось быстрым и прерывистым, слова он произносил с каждым разом все медленнее. Когда я был с ним, то видел, как он старается не закрывать глаза, владеть голосом и улыбаться. Каждый раз, когда я отходил от него, на мои глаза наворачивались слезы, мое сердце предчувствовало худшее, разум измучился. Я не мог думать или не отдавал себе отчет в том, о чем думаю. Мое восприятие реальности изменилось. Понятие времени, часа, минуты – все это изменило свое значение. Минуты длились дольше часов. Я не знаю, сколько длилась операция, но мне казалось, что дольше всей моей прошедшей жизни. Наконец отец, Джафер Аблаев, Мустафа Ага, другие родственники и друзья начали беспокоиться о моем состоянии. Они утешали меня, что мой брат выздоровел, и старались не оставлять меня одного. Даже моя бедная мать, также несколько минут посидев рядом с братом, приходила ко мне на пять-десять минут.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: Джафер Сейдамет: «Отдельные воспоминания». Часть 29После операции брат, быстро пришедший в себя, призвал отца, поцеловал его руку и сказал: «Отец, мы должны попрощаться. Я не поправлюсь». Он попросил их обратить особое внимание на меня из-за моей чувствительности, а затем огласил свою последнюю волю. Он сказал: «Моей самой большой целью в жизни была учеба. Но не удалось...». Он попросил отца основать на доходы с наших земель стипендию его имени для трех учеников, закончивших нашу сельскую школу с лучшими результатами, чтобы они могли учиться дальше. Он также попросил похоронить его на кладбище, где покоился прах наших предков...
В то время я не знал деталей операции. Только позже я узнал, что врачи, когда вскрыли живот брата и увидели, что часть толстой кишки была поражена и даже уничтожена гноем, не будучи уже способными ничего сделать, предоставили его собственной судьбе.
Смерть – трагедия для всей нашей семьи – была вызвана, как оказалось, несколькими виноградными косточками, застрявшими в аппендиксе. К трагическому концу также привела задержка, вызванная сокрытием недомогания Хамзой, который не хотел омрачить веселые, счастливые дни, которые наша семья провела в радости быть вместе. Насколько недолгим оказались жизнь и здоровье. С тех пор вопрос жизни, смерти и судьбы поселился в моей голове.
Продолжение следует.
Примечание: В квадратных скобках курсивом даны пояснения крымского историка Сергея Громенко или переводы упомянутых Сейдаметом названий, а обычным шрифтом вставлены отсутствующие в оригинале слова, необходимые для лучшего понимания текста.