(Окончание, начало смотрите здесь)
Крым жил эти восемнадцать дней – от появления российского флага над парламентом до «референдума» – внешне своей обычной жизнью. Продукты в магазинах не исчезли, бензин не дорожал, курс доллара не прыгал. Но жизнь, тем не менее, рушилась на наших глазах. Я говорю о тех, кто понимал последствия диких игр в «референдум». И почти у всех нас было, как потом выяснилось, потаенное желание заснуть и проснуться в прежнем Крыму.
Я зашел в запущенный зал избирательного участка и стал про себя прикидывать. На этом участке должны проголосовать 2000-2500 избирателей, это известно еще с прошлых, украинских, выборов. Столько здесь зарегистрировано, списки избирателей авторы «референдума» взяли из украинского реестра, они сами это озвучили – ну не составлять же за три дня их самим? Новых участков никто не создавал. Старые не перекраивали – от объявления даты «референдума» до «волеизъявления» прошло семь дней – за этот срок выборы даже председателя сельсовета крошечного хуторка не организовать.
Вот прошло уже 10 минут, в дверях появилась только одна пара пенсионеров – и все?
Сейчас позднее утро, самый пик явки на участок, а чтобы все успели пройти через кабинку для голосования, граждане должны идти потоком, около двухсот человек в час, то есть в минуту в урну должны падать минимум три бюллетеня. И это если будут идти равномерно в течении дня. Вот прошло уже 10 минут, в дверях появилась только одна пара пенсионеров – и все? И опять сумасшедшая надежда – а вдруг явка будет недостаточной? Ну ведь нет людей!
Как мне на следующий день объяснили российские СМИ, я, проведя на одном из ключевых избирательных участков целый час, элементарно не заметил двести восторженных граждан, жаждущих воссоединиться с Россией. Потому как явка составила девяносто пять процентов! Ну и почти все проголосовавшие, соответственно, за. Кстати, за что?
Ведь в бюллетене было всего два вопроса на выбор: «Вы за воссоединение Крыма с Россией на правах субъекта Российской Федерации?» и «Вы за восстановление действия Конституции Республики Крым 1992 года и за статус Крыма как части Украины?». Вопросы были толерантно напечатаны на всех трех государственных языках Крыма – русском, украинском и крымскотатарском, но от этого более корректными не становились. Мешковская Конституция 1992 года, так реально и не вступившая в действие, Крым как часть Украины рассматривала очень и очень приблизительно, а вот вопроса про возвращение статус-кво Крыма на момент оккупации в бюллетене не было и в помине. То есть любой третий вариант, который многие, идя на это цирковое представление, думали в качестве проукраинской позиции обозначить в бюллетене, делал эту бумажку недействительной, что отдельно оговаривалось в самом бюллетене. Две галочки, их отсутствие, свой вариант – все, голос аннулирован.
И потом, скажу забегая вперед, все произошло по той самой простой схеме, какую я тщетно пытался объяснить многим и многим проукраински настроенным друзьям, идущим на избирательные участки протестовать против оккупации цивилизованным способом.
Ну нельзя с бандитом и мерзавцем разговаривать человеческим языком! Не можешь языком силы – просто промолчи, иначе негодяй всегда окажется в выигрыше, ведь ему только и нужно, чтобы окружающие считали его цивилизованным человеком и поддерживали с ним разговор.
Бюллетени сожгли по приказу Аксенова и Константинова на следующий день, а всех пришедших на участки объявили поборниками «русского мира»
Я кричал друзьям, а в те дни я только кричал, даже если говорил шепотом: «Вы распишитесь в журнале, получите бюллетень, бросите его в урну и никто никогда этот бюллетень больше не увидит, а ваш голос посчитают в нужном им раскладе – ведь вы распишетесь, что голосовали!»
Так и произошло, бюллетени сожгли по приказу Аксенова и Константинова на следующий день, а всех пришедших на участки объявили поборниками «русского мира». И нигде до сих пор не озвучено количество пришедших на участки людей, очевидно, их было даже с противниками оккупации ничтожно мало. Все, что мы знаем об этом мошенничестве, это то, что девяносто пять процентов были «за».
Провел я на участке, как уже сказал, час. Понятно, что это был далеко не лучший час в моей жизни. Несколько знакомых, двух-трех из которых я до этого дня считал здравомыслящими, радостно со мной поздоровались Руки им я тогда жал, не знаю, сделал бы я это сегодня, повстречай их.
Бабушка, тяжело передвигающая ходунки, заодно померила у врача давление.
Три женщины средних лет и два молодых парня по-прежнему записывали в журнал явившихся и выдавали бюллетени. Так как сотрудников комиссии за столами сидело пятеро, а на участке в огромном мрачном и запущенном зале стояли у столов человек 10-12, возникало слабое ощущение толпы, которое с удовольствием использовала для кадра бригада телевизионщиков какого-то российского канала. К «референдуму» в Крыму не осталось ни одного не то, что украинского, вообще журналиста, которого можно так назвать. Бейсбольные биты и подвалы областного военкомата сделали свое дело. Так что залетным гостям никто не мешал крупным планом снимать руки, опускающие в плексигласовую урну с наклеенным гербом Крыма бюллетени.
Милиционеры по-прежнему скучали в вестибюле. Все было уныло и обыденно, так же, как и час назад, когда мне даже не пришлось предъявлять кому-то полученную мной аккредитацию на выборы, первую и последнюю в моей жизни. В Украине она была не нужна, а эту я и брал-то, наверное, все-таки надеясь на чудо, которого не произошло.
И даже музыка на улице не играла (почему-то вспомнилась картинка выборов из детства).
Я вышел на Пушкинскую и пошел домой по все таким же пустынным улицам уже не родного города.
Оккупация свершилась…
Максим Кобза, крымчанин
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции