8-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют свидетельства из этих архивов.
Я, Мунире Менгазиева, по национальности крымская татарка, родилась в Ленинском районе, село Карач (ныне Куйбышево).
Состав нашей семьи: папа Осман Менгазиев, мама Мусие Менгазиева, брат Исмет Менгазиев, сестра Мусфере Менгазиева, сестренка Мунибе Менгазиева и я.
Мы жили в селе Карач Ленинского района, мне было 7 лет во время депортации. У нас был дом из 6 комнат, 10 барашек, 2 коровы и около 50 кур.
На сборы было дано 15 минут, и моя мама смогла взять с собой казанчик со сметаной – вот и все
Мой отец Осман Менгазиев был мобилизован в Красную армию водителем полуторки.
Рано утром нас разбудили солдаты и, выгнав на улицу, начали всех сельчан грузить в грузовую машину. На сборы было дано 15 минут, и моя мама смогла взять с собой казанчик со сметаной – вот и все, что мы взяли с собой.
Под вооруженным конвоем нас привезли на станцию Ленино. Привезли к полудню, а посадили нас для отправки в товарно-скотский вагон под вечер, и мы, не зная ничего, поехали. Нам не сказали причину нашей депортации и не предъявили никаких документов.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: «Нас сопровождали вооруженные солдаты с собаками»Из нашего дома была выселена вся наша семья и беременная папина сестра Васфие Менгазиева 24 лет, так как на тот момент ее муж был мобилизован в ряды Красной армии, и она жила с семьей брата, то есть у нас.
В вагоне было много детей, маме посоветовали в сметану добавить муку и испечь потом лепешки для детей. Так как еду и воду не давали и была грязь в вагоне, от этого у всех появились вши, болели животы. Не помню, сколько мы ехали до Узбекистана, высадили нас на станции Джума Самаркандской области. Выгрузили и отправили в колхоз, где провели санобработку, то есть искупали в бане и состригли волосы налысо у женщин и мужчин.
Через два дня всех погнали на работу на хлопковые поля. Моя мама оставляла нам – мне и сестре – 40-дневную Мунибе и уходила на работу. Оплата была продуктами, очень мизерная, которой ни на что не хватало.
Папина сестра Васфие после приезда родила ребенка, который от слабости умер. Также от голода умерла наша сестренка Мунибе. Наша мама в возрасте 40 лет умерла от болезни, так как не могла обратиться к врачам в больницу – ей нужно было зарабатывать на продукты питания.
После смерти матери мы остались с тетей, папиной сестрой. В 1948 году вернулся с войны наш папа
Никаких участков, круп, муки нам не давали взамен за оставленное имущество. После смерти матери мы остались с тетей, папиной сестрой. В 1948 году вернулся с войны наш папа.
В 1956 году после отмены комендантского надзора стало немного легче, отношение немного смягчилось. Разрешили закончить школу, я закончила всего 4 класса. Моя сестра в возрасте 14 лет пошла работать на птицефабрику птичницей, а я пошла в 1954 году в фабрично-заводское училище (ФЗУ) учиться на швею-мотористку. Затем работала на фабрике имени 8 марта в Самарканде, стаж на этой фабрике 15 лет. Затем трудилась в детском саду кастеляншей.
В 1990 году переехала в Крым, в село Журавки Кировского района. У нас деревня большая и хорошая.
Что можно сказать насчет развития культуры, языка, искусства крымских татар во время депортации, если такой нации для государства не существовало и нас считали предателями?! Это сейчас много говорится о нашей нации, культуре и искусстве.
(Воспоминание от 15 февраля 2010 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий