«Вагоны были переполнены до отказа». Тамара Ислямова – о депортации 18 мая 1944 года

18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют уникальные свидетельства из этих архивов.

Я, Тамара Ислямова, крымская татарка, родилась 9 января 1937 года. Уроженка города Симферополь, Крымская АССР, проживала по адресу: ул. Клары Цеткин, дом 22. Во время войны мы переехали в Нижнегорский район, деревня Бешкуртка (ныне исчезнувшее – КР).

На момент выселения в составе семьи были: мать Джевер Ислямова (1910 г.р.), отец Сейдали Ислямов (1904 г.р.), сестра Диляра Ислямова (1930 г.р.), сестра Эльмира Ислямова (1934 г.р.), я, Тамара Ислямова (1937 г.р.), сестра-близняшка Тамила Ислямова (1937 г.р.) и сестренка Лиля Ислямова (1941 г.р.).

На момент депортации семья проживала в деревне Бешкуртка Нижнегорского района Крымской АССР. Жили в доме из трех комнат. У нас было две коровы, их нам подарил мамин брат Абдураим. Он жил в деревне Ташлы-Даир (с 1945 года Янтарное – КР) Курманского (с 1944 года Красногвардейского – КР) района. У нас была земля, там мы сажали огурцы, арбузы и дыни.

18 мая 1944 года утром пришли три вооруженных солдата, вошли в дом. Ничего мне объяснив, приказали всем быстро одеться и выйти на улицу. Из дома ничего разрешили взять. Но у мамы не было сил собраться и взять что-то – Лиля маленькая, а Тамила болела. Всех нас погнали под оружием на площадь в центр деревни. Площадь уже была заполнена народом. Вокруг площади стояли вооруженные солдаты с автоматами в руках. Крик, шум, плач народа, выли собаки, мычали коровы. Животные чуют, когда беда приходит к мирному народу. Все думали, что нас собрали на расстрел. Никому ничего не объяснили.

Под утро на рассвете нас погрузили на автомашины и повезли на Нижнегорский железнодорожный вокзал. Постояли мы на товарном вокзале на платформе, сколько стояли не помню. Женщины плакали, сознание теряли. Детей теряли и с криком, шумом их искали. Народу очень много было. Нас погрузили в телячьи вагоны, окна которых были обтянуты колючей проволокой. Ни документов, ни вещей у нас не было, нам ничего не сообщили, за что и куда нас отправляют. Так из нашей семьи было выселено семь человек.

Вагоны были переполнены до отказа. В вагоне не было никаких условий: не было воды, туалета, дышать было нечем, духота. Ехали через казахстанские степи, было жарко, душно, люди болели, ни о какой медицинской помощи не было и речи. Временами поезд останавливался, люди все старались выйти на улицу, прыгали друг через друга, у кого была посуда, бежали за водой. Было многое – не успев набрать воды, отставали от поезда и пропадали без вести. В пути многие заболели разными болезнями. От голода, болезней умирали в вагоне. В вагоне труп держать не разрешали, поэтому тело выбрасывали на ходу из поезда.

Слава Аллаху, вся наша семья доехала до места. По словам мамы, ехали мы 20 суток.

Нас привезли на железнодорожную станцию Китаб Кашкадарьинской области. Нас уже встречали брички с большими колесами, их тянули ишаки. Детей посадили, а родители шли пешком 18 километров. Поселили нас в старом заброшенном сарае без окон, дверей, полов, с поломанной крышей, стены в трещинах. Спали на полу, на соломе. В этом сарае разводили шелкопряда, там были крысы, мыши, змеи. Мы очень боялись. Это было в селе Панджи. Потом переехали в Китаб.

Мама и сестра Диляра работала на поле. Мама прямо на машине смотрела маленьких детей. А Диляру, несмотря, что маленькая по возрасту, заставляли цапать хлопок большим кетменем. А если цапнешь один куст хлопка, очень били бригадиры. Оплачивали им очень мало, давали продуктами – все время ходили голодными.

В местах ссылки мы не могли свободно передвигаться, покидать территорию запрещалось. Нарушение комендантского режима каралось выселением в другую область.

Отец устроился на работу в РТС агрономом, ездил по колхозам на лошади. Он работал днем и ночью, домой приходил очень редко, ночью приезжал на лошади, рано утром уезжал. Мы, дети, его даже месяцами не видели. В Китабе мы купили маленький домик, там и жили.

В 4-м классе меня оперировали в городе Шахрисабз – был аппендицит. Родители не смогли ко мне приехать и проведать – из Китаба выезжать комендант не разрешил.

Мы все переболели малярией, каждый день приходила медсестра и раздавала хину, а так другой помощи не было. Умерла Лиля, ей было около пяти лет. Мы в школе были, чем заболела сестра, не знаю.

На нашей территории люди болели в основном малярией, туберкулезом, дизентерией, желтухой. Умерших хоронили, а некоторых просто так бросали. На утро этих трупов уже не было, их съедали шакалы. В сельском амбаре поселили много семей, они все умерли от голода. Мы выживали...

Отец наш должен был попасть в трудармию. Он должен был уехать туда накануне выселения. Но мы с Тамилой прицепились к нему и плакали. Отец согласился остаться, товарищам сказал: «Рано утром я вас догоню». А рано утром он не смог, так как зашли солдаты с винтовками и его тоже вместе с нами привезли в Узбекистан.

Училась я в школе №1 имени Карла Маркса до 8-го класса, поступила в Каршинское педучилище. Потом поступила в Бухарский пединститут, факультет начального образования, училась на узбекском языке. Преподавала в начальных классах узбекский язык, проработала 38 лет. Сейчас на пенсии.

Живу в Крыму с 1995 года. Отец и мать умерли. Остальные живы и здоровы, слава Аллаху.

(Воспоминание от 13 октября 2009 года)

К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий